Пандемия - Франк Тилье

– Фонг? Это я.

Тишина. Снимая куртку, Амандина заглянула на его половину сквозь плексигласовые стены. Обычно, когда она приходила, муж хлопотал на кухне или делал оригами за столом в гостиной. Но ни там ни там никого.

– Фонг?

Он не отвечал, не выходил. Мало-помалу Амандину охватила тревога. Крысы были в ее голове, скреблись лапками внутри черепа. Дыхание ее участилось. Она прошла по коридорам, кинулась в спальню. Может быть, муж устал и спит?

Но по ту сторону плексигласа, в спальне Фонга, кровать была застелена.

Крысы пришли. Они утащили его в канализацию.

Амандина схватилась за голову, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Она заметалась по коридорам, несколько раз едва не ударившись о стекла. И решилась позвонить в полицию.

Механический голос, бесконечное ожидание, потом наконец голос человеческий.

– Мой муж пропал!

Ее попросили успокоиться и не кричать, а то ничего не понятно. Амандина уже собиралась назвать свое имя и адрес, как вдруг услышала звук поворачивающегося в замке ключа. Она замерла, прижимая телефон к уху.

В дверях появился Фонг, в спортивном костюме, в кроссовках, с почти пустой бутылочкой воды в руке. Весь в поту. И без маски.

Он уставился на нее, как угодивший в капкан зверь, безмятежное выражение, какое бывает после хорошей пробежки, сползло с его лица.

Амандина выронила мобильный телефон.

Фонг постоял несколько секунд неподвижно, потом опустил голову. Наконец, взглянув на нее, он признался:

– Мне просто нужно чувствовать себя живым.

Сказав это, он скрылся в ванной.

Амандину затрясло. Она смотрела на свои пальцы, пытаясь одной рукой сдержать другую. Обманута… Предана… Такого она никак не ожидала.

Не Фонг, только не он.

Обезумев от ярости, она кинулась к стеклянной двери, пересекла гостиную Фонга и ворвалась в ванную, где ее муж раздевался. Амандина обнаружила сложенные рядом со стиральной машиной спортивные футболки, которых никогда не видела. Она здесь и не бывала, Фонг убирал у себя и стирал свое белье сам. Когда он купил всю эту одежду? Где?

– Это просто немного спорта. Я бегаю в лесу около полудня, никогда никого не встречаю. Это же все-таки не преступление? И, как ты можешь убедиться, я все еще жив.

Амандина сжимала и разжимала кулаки.

– С каких пор ты это делаешь?

Ей было трудно говорить, слова не шли.

– С тех пор, как мы поселились здесь. Извини.

Он закрылся в душевой кабине и пустил воду. Амандина так и стояла, растерянная, в голове не укладывалось то, что она обнаружила. Глаза ее не отрывались от стопки белья. Наконец она вышла, чеканя шаг, и с силой хлопнула дверью.

Чего он хочет? Покончить с собой?

Амандина упала на диван и разрыдалась.

63

Николя – отсутствует.

Люси – отсутствует.

Паскаль Робийяр – отсутствует.

Жак Леваллуа – отсутствует.

Франк Шарко был в офисе один. Последний птенец в гнезде. Он сидел, уткнувшись в записи, папки с досье и фотографии. Пытался отыскать брешь, сопоставить данные, продвинуться миллиметр за миллиметром. Но масса информации была слишком велика, а работать некому. Коридоры дома на набережной Орфевр напоминали отель в мертвый сезон. Дружелюбная атмосфера, запах кофе, голоса – все исчезло.

Он только что поговорил со вторым лицом криминальной полиции, окружным комиссаром Клодом Ламордье. Нужны были люди. Ламордье кое-как подручными средствами справлялся со срочными случаями, но сознавал, что большая часть ресурсов должна быть сосредоточена на этом разветвленном деле. Пока не реорганизовали команды, он бросил полицейских прочесывать список рабочих канализации и послал двух офицеров криминальной полиции и пару ассистентов к Николя Белланже в надежде найти следы похитителя Камиль. Отпечатки пальцев, ДНК, хоть какую-нибудь ниточку. Но где искать? К тому же ряженый человек наверняка был осторожен.

Шарко еще ничего не сказал Люси, она была не в том состоянии, но он страшился момента, когда придется сказать ей об исчезновении Камиль.

Сплошные потемки…

Шесть негритят решили погулять. Один конфетку съел, и их осталось пять. Шарко вспомнилась эта строчка, написанная Человеком в черном, и слова хакера: «Каждый раз умирают негритята. Не любит он негров…» Это был, конечно, слишком хилый след, чтобы продвинуться. Почему он цитировал этот пассаж о негритятах? Может быть, хотел оставить автограф. Выйти из анонимности, не покидая ее. Этими цитатами он обозначал свое присутствие.

Чушь!

Дойдя до ручки, он сдвинул локтем в сторону кипы бумаг. Поднял глаза на все пустые столы. Его друзей, коллег как выкосило… Скоромные шуточки Робийяра, смех Люси, вспышки гнева Жака Леваллуа – всего этого ему не хватало. И Камиль…

Никогда такого не было за всю его карьеру. Такой бойни.

Со вздохом он подошел к окну, чувствуя себя бессильным. Это был худший момент в жизни сыщика – ощущать себя узником за решеткой. На улице сновали люди, равнодушные, они продолжали жить повседневной рутиной.

Чем же все это кончится?

Шарко не показывал этого при Николя, но ему было страшно за Камиль. Как отыскать ее живой и здоровой на этот раз? Шарко вспоминал стальные когти на видео. Человек в черном не даст им второго шанса, он скрупулезно осуществляет свою месть. Камиль была частью этой механики. Деталькой головоломки.

Шарко получил сообщение от Мари Энебель, она писала, что все в порядке. Он попросил ее посылать эсэмэски каждый час. Он знал, что его семья в безопасности за бронированной дверью, двойными стеклами и закрытыми ставнями.

Он сделал долгий вдох, говоря себе, что сегодня вечером у них есть неплохой шанс схватить виновного. И окончательно разделаться с монстрами, работавшими на него. С самозванцем Ламбаром, с человеком с когтями…

Так он размышлял, когда вошел Бертран Казю в застегнутой до подбородка куртке. В руке он держал сэндвич. Он положил свой обед на стол, снял куртку и пожал Шарко руку:

– Я только что узнал про Николя. Как он?

– Плохо, сам понимаешь. А кому сейчас хорошо? У тебя есть новости, хоть что-нибудь, чтобы не рехнуться?

Бертран Казю кивнул:

– Я сейчас из Медонского леса. Был в том самом месте, где вы обнаружили трупы Феликса Бланше и его собаки.

– Что ты там делал?

Казю достал мобильный телефон и показал фотографии. На них был виден символ – три концентрических круга, вырезанных на коре дерева.

– Это было на дереве рядом с телом жертвы, на высоте почти четыре метра.

Шарко вытаращил глаза.

– Вы не могли увидеть круги, – продолжал его коллега. – Ветви у этого дерева расположены низко, на него легко залезть. Но это подтверждает степень извращенности нашего Человека-птицы со стальными когтями. Этот знак никому не адресован. Просто для себя, в порядке личного бреда. Этот тип – псих.

Шарко представил, как этот окаянный Человек-птица лезет на дерево, усаживается на ветке, точно ворон, вестник несчастья, и рисует три круга, а под ногами у него лежат трупы человека и его собаки.

– Объясни, как тебе пришло в голову вернуться туда и искать этот символ?

– Сначала я должен рассказать тебе про запрос в Интерпол. Я получил ответ вчера поздно вечером. Есть связь с другим делом.

Шарко слушал с удвоенным вниманием. Казю подошел к белой доске и показал пальцем на фотографию пяти человек – мужчины, женщины и троих детей, – лежавших на полу. Исполосованных когтями.

– Они были убиты в Польше.

– В Польше?

– В дыре под названием Бышково, за тысячу триста километров отсюда.

– Черт… Я ожидал чего угодно, но не этого.

Казю направился к своему компьютеру:

– Взгляни.

Лейтенант полиции открыл Интернет, ввел «Бышково», и появилась карта. Место находилось на северо-западе Польши, в сотне километров от Балтийского моря. Шарко нахмурился:

– Ничего нет.

– Да, ничего. Это деревня в польской глубинке. Отчет Интерпола был введен в базу где-то полтора месяца назад полицейским по фамилии Крущек. Он работает в Познани, большом городе в сотне километров от Бышкова. Место его службы называется… – он достал из кармана листок, – «Centralne Biuro Śledcze», что-то в этом роде. Аналог нашей криминальной полиции, если хочешь.

– У тебя есть информация по этому делу?

– Кое-что есть. Тела были обнаружены десятого октября. Целая семья была найдена на полу, в своем доме, как на снимках. Запах мяты, увечья, проникающие ранения, перевернутые распятия – все совпадает с критериями моего запроса. Но на месте преступления было кое-что еще, вот почему я вернулся в Медон, чтобы проверить.

– Символ из трех кругов…

– Точно. Вырезанный на балке над телами, на высоте два с половиной метра, по данным Интерпола.

Шарко снял фотографию с белой доски и внимательно всмотрелся. Мужчина был крепкий, со светлыми галльскими усиками. У его жены широкий лоб, пухлые губы (по крайней мере, то, что от них осталось). Дети лежали между их телами, прижавшись друг к другу, словно хотели защититься. Гнусная мизансцена – семья, единая в смерти.