Не трожь Техас! (ЛП) - Кристи Крейг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вряд ли она тебя обрызгает, пап. – Даллас задумался, не стоит ли ему бояться за собственную шкуру. Разговаривая по телефону с Остином, на заднем фоне О’Коннор слышал, как Никки бормотала, что во всем виноват именно он.
Они вошли в галерею, и Даллас увидел Остина; обнаженный по пояс напарник сидел на стуле, обдувая себе лицо вентилятором, а у его ног кучами лежали мокрые бумажные полотенца.
– Что? Привел отца, потому что боишься получить от меня люлей? – поинтересовался Остин.
В тоне напарника проскальзывали веселые нотки, но, зная, как больно жжет спрей, Даллас решил не подходить слишком близко. Когда он просил Остина позвонить Рокси, владелице «УМП» («Уборка мест преступления»), приятель не обрадовался. Конечно, Даллас знал, что Рокси неровно дышит к Остину. Вот почему Брук не горел желанием выполнять просьбу О’Коннора. Но поэтому именно Остин должен был ей позвонить. Рокси не примчалась бы так быстро делать свою работу, если бы просьба исходила от Далласа.
– Боится тебя? – пропел старый О’Коннор, подначивая Остина. – Тебя девчонка поборола.
Брук перевел покрасневшие глаза обратно на Далласа, теперь абсолютно серьезные.
– Я чуть ее не застрелил. Держал палец на спусковом крючке.
Даллас вспомнил, как сам чуть не выстрелил в Никки прошлой ночью.
– Где она? – спросил он, опасаясь, что клиентка успела смыться.
– Пошла за новой партией салфеток. Переживает. Но винит во всем тебя.
Как раз в этот момент из задней части галереи появилась Никки. И пригвоздила Далласа взглядом.
– Это ты виноват. – Она подошла к Остину, шлепнув ему на лицо целую пригоршню влажных полотенец, и направила всю мощь сердитых голубых глаз на О’Коннора.
Остин сдернул полотенца, желая понаблюдать, как приятеля настигает возмездие.
– В чем он виноват? – пророкотал у двери знакомый голос.
Даллас оглянулся на миссис Литтлмор и парочку из труппы «Энни Оукли» – шерифа и девицы из салуна. Они снова были в костюмах.
– Из-за него я обрызгала слезоточивым газом Остина, – ответила Никки.
– Кто они? – наклонившись к Далласу, поинтересовался его отец.
– Кто такой Остин? – спросила Хелен, девица из салуна.
– А ты кто такая? – задал встречный вопрос О’Коннор-отец, когда сын замешкался с ответом.
Проигнорировав и Хелен и отца, Даллас снова посмотрел на Никки.
– Я только пытался помочь. Пожалуй, мне следовало предупредить тебя о том, чем я занимаюсь.
– А чем ты занимаешься? – спросил отец.
– Почему ты обрызгала его из баллончика? – Миссис Литтлмор спросила Никки.
Та посмотрела на бабушку.
– Потому что… – Никки запнулась.
Даллас почувствовал себя обязанным объяснить.
– Я попросил Остина вызвать сюда друга, который занимается уборкой мест преступления. Никки не знала, что здесь кто-то есть и напугалась.
– Ты забрал мои ключи, – упрекнула Никки.
– Ты забрал ее ключи? – прогремел Бенни, шериф. Небось, репетировал этот тон специально для пьесы.
– Да пристрели ты его к чертям, Энни Оукли! – Хелен, посмеиваясь, толкнула локтем бабушку Никки.
– Я не брал твои ключи. – Отвернувшись от Хелен и остальных актеров, Даллас посмотрел на Никки. – Ты убежала, ничего мне не сказав. Я собирался отвезти тебя обратно в галерею, забрать ключи у Остина и передать их тебе. Пытался помочь. Мне не хотелось, чтобы ты сама убирала всю эту кровищу.
– Какую кровищу? – вклинился отец.
– Ты должен был меня предупредить, – огрызнулась Никки.
– Нет, это ты должна была предупредить меня, что уходишь, – возразил Даллас.
– Какую кровищу? – снова спросил отец.
– Ты поставил двадцатку на то, что я виновна. – Слова метко ударили по совести сыщика. Он сделал ей больно и ненавидел себя за это.
– Что он сделал? – одновременно спросили отец и Остин.
– Ладно, теперь я точно его пристрелю, – заявила миссис Литтлмор.
– Прости, я свалял дурака, – извинился перед клиенткой Даллас, стараясь не обращать внимания на творившееся вокруг сумасшествие. – Мне очень жаль.
– Нельзя так поступать, – стыдила Никки. – Нельзя спорить на…
– Я совершил ошибку, – гнул свою линию О’Коннор. Вокруг все начали тараторить, сводя его с ума. – Блевать на людей тоже нельзя, но я же тебя не виню. И я уже извинился. Чего ты от меня хочешь?
– Никки на него вырвало? – удивился Бенни.
– Я бы пятидесяти баксов не пожалел, чтобы это увидеть, – хохотнул Остин и поднес к глазам вентилятор.
– Пятьдесят многовато, я бы дал двадцатку, – засмеялся отец. – Знаешь, сколько раз он срыгивал на меня, когда был ребенком?
– Мне рассказывали, что ее стошнило на него дважды, – трещал Остин. – Когда он вернулся в офис, рубашки на нем не было. – Брук замолк на секунду. – Кто-нибудь может принести мне еще мокрых салфеток? У меня глаза жжет.
– Ты тоже без рубашки, – констатировала Хелен, обращаясь к Остину.
– Никки вырвало на него, потому что ее отравили, – заступилась за внучку миссис Литтлмор.
– А в меня брызнули слезоточивым газом, – пожаловался Остин. – Мне нужны еще влажные салфетки.
Даллас пристально смотрел на Никки, та отвечала ему тем же. «Прости», – беззвучно произнес Даллас.
– Кто ее отравил? – поинтересовался О’Коннор-папа и снова посмотрел на отпрыска. – Ты был прав, сынок. Весьма запутанная история.
– Так вы отец Далласа?! – воскликнула Хелен. – А я все гадала, кто вы. Осталось разобраться, кто такой гологрудый Остин.
– Он работает вместе с Далласом в частном сыскном агентстве, – сквозь смех пояснил отец. – Обычно он ходит одетый.
– Вот бы кто-нибудь влажные салфетки принес, – протянул Остин.
Никки продолжала буравить Далласа взглядом, но тот не понимал по ее виду, простила она или нет.
– Все случилось так быстро, – оправдывался младший О’Коннор. – Я ничего такого не думал. Клянусь.
– Чего он не думал? – спросила Хелен.
– Я полагаю, он заключил пари без всякой задней мысли, – высказал догадку отец.
– Как можно заключить пари не подумав? – поинтересовался Бенни.
– Однажды я так поставил на лошадь, – поделился старый О’Коннор.
– Прекратите! – подняв руки, заорал Даллас. – Не могли бы все заткнуться? Мы с Никки в первый раз ссоримся, а вы нам мешаете.
Он посмотрел на Никки. Она засмеялась.
И тут все присутствующие в комнате прыснули со смеху. А Даллас не отрываясь наблюдал, как глаза Никки наполняются весельем, и молился, чтобы это означало прощение.
***Час спустя Никки выходила из уборной ресторанчика, в котором подавали отменные ребрышки, и натолкнулась на поджидавшего Далласа. Им так и не удалось поговорить. Его отец упомянул, что они с сыном собирались поесть ребрышек и пригласил остальных за компанию, и прежде чем Никки успела отказаться, Нана и ее банда поддержали идею.
Никки специально села за другим концом стола, подальше от Далласа. Не то чтобы она продолжала на него злиться, – ну, может, немножко – однако находиться рядом с этим мужчиной, все равно, что соседствовать с оголенным проводом.
– Бойкот окончен? – спросил у нее Даллас.
– Да, – ответила Никки, но ей по-прежнему нужно держать его на расстоянии.
Он протянул руку, чтобы коснуться Никки, и она, не сдержавшись, отпрянула.
Голубые глаза детектива наполнились досадой.
– Нам нужно поговорить.
– Нет, все нормально. – Он уже принес извинения, причем прилюдно. Не каждый мужчина на такое отважится. И она простила его, ну почти. Обида еще не прошла. Но Никки верила, что Даллас искренне сожалеет о случившемся. – Спасибо, что вычистил галерею. Ты должен был меня предупредить, но все равно спасибо.
– Пожалуйста.
– Просто запиши на мой счет. Рассчитаемся, когда все закончится.
– Не любишь, когда люди тебе помогают, да?
– Это не так, – защищалась Никки. – Просто я… люблю сама о себе заботиться.
Он улыбнулся.
– Что можно перевести, как ты не любишь, когда люди тебе помогают.
В ресторане разразился хохот. Даллас отвернулся и выглянул за дверь, ведущую к их столику.
– Черт!
– Что?
Он снова повернулся к Никки.
– Мой отец. Он уже давно так не смеялся.
– Он кажется хорошим человеком. Вы двое очень похожи.
– Временами с ним нелегко, но он нормальный.
Никки широко улыбнулась.
– Как я и сказала, сильное сходство на лицо.
Даллас коснулся груди.
– Ай!
В коридоре появился его отец.
– Вот вы где. Слушай, я съезжу, посмотрю пару часиков на репетицию этих чудиков. Бенни потом подбросит меня домой.
– Не вопрос, – пожал плечами сын. – Завтра поговорим.
Никки посмотрела вслед старому О’Коннору и вдруг спохватилась: