Зеркало Иблиса - Виктор Бурцев

– Спасибо, унтер-офицер, – перебил Фрисснер. Он чувствовал, как холод забирается под одежду. Наверное, сейчас градусов пятнадцать, но после дневного пекла казалось, что руки и ноги буквально мерзнут.

– И еще, господин капитан. – Коренастый Обст переступил с носи на ногу. – Не лучше ли сообщить солдатам, куда мы едем?

– Что-о?!

– Неведение – худший враг, господин капитан. «О боже, он рассуждает, как философ», – подумал Фрисснер.

– Так скажите им правду.

– Какую?

– Настоящую, черт побери! Мы едем к нагорью Тибести, мы – археологическая экспедиция, мы ищем очень ценную вещь, которая необходима рейху! Этого мало?

– Этого достаточно, господин капитан, – благодарно сказал Обст – Пока этого достаточно.

– Скажете мне, когда этого уже не будет достаточно, унтер-офицер, – заключил Фрисснер и прошел к машине. На соседнем сиденье сопел Замке – и когда успел? Капитан устроился поудобнее, захлопнул дверцу и накрылся одеялом. Тесный салон «фиата», в котором пахло несвежим бельем и потом, словно защищал его от враждебной остывающей пустоты вокруг. Снова, как в глиняной хижине ливийского городка, Фрисснер почувствовал, как пустыня вглядывается в него сквозь стекла автомобиля, как дышит сквозь брезентовую крышу, как струится сквозь щели кузова…

Артур Фрисснер закрыл глаза, но услужливое воображение тут же нарисовало недавнюю картину – рука, торчащая сухой ветвью из застывшего песка, хватающая скрюченными пальцами раскаленный воздух.

Что чувствует человек, когда его засасывает песок?

На грудь наваливается жаркая тяжесть, в рот и ноздри льется бесконечный сухой поток, проникая в легкие, в пищевод, в желудок…

Это невыносимо! Капитан рывком поднялся на сиденье, нашарил в укрепленной на спинке переднего кресла сумке флягу и сделал несколько судорожных глотков. Жгучая жидкость окончательно вернула его к реальности.

Пустыня.

Салон «фиата».

Голоса переговаривающихся часовых, потрескивание костра.

И он, штурмбаннфюрер СС Артур Фрисснер, словно улитка в своей скорлупке на самой середине огромной площади. Чужая в чужом мире.

38

Измыслил он на Аллаха ложь!

Капитан Бернхард фон Акстхельм чувствовал себя совершенно иначе.

Он сидел на груде автомобильных покрышек, курил и наблюдал, как двое танкистов безуспешно пытаются снять поврежденную гусеницу с трофейного танка «Валентайн» Поверх британской эмблемы кто-то уже нарисовал жирную черную свастику, а рядом крупно написал новое имя сменившего хозяев танка – «Regenbogen», «Радуга».

– Скорее подходит для яхты, правда? – дружелюбно сказал фон Акстхельму сидящий рядом итальянский офицер в куртке без знаков различия.

– Очень поэтично, – согласился фон Акстхельм.

– Подполковник Джанфранко Альтобелли, – представился офицер и тут же пресек попытку фон Акстхельма бросить окурок и встать:

– Никакого официоза, господин капитан! Я – ваш будущий проводник.

– Очень рад, господин подполковник!

– Нам вместе кочевать по пустыне, поэтому давайте не будем раскланиваться каждый раз… – Подполковник приветливо улыбнулся. – Мне это не в новинку: и князь Амадей Аоста, и Бадольо погоняли меня взад-вперед по этой прожаренной плеши на земном челе. Признаться, я был удивлен, когда меня вызвали в штаб и приказали сопровождать германскую экспедицию в Эль-Джауф. Сейчас несколько не то время, чтобы проводить археологические изыскания, но раз уж нужно.

Железный лом, при помощи которого танкисты сдирали гусеницу, со скрежетом сорвался.

– О черт! – громко сказал один из них, тряся ушибленной рукой – Черт! Черт!!

39

…ведь Он знает про то, что в груди!

– Черт.. И кого нам подсунули итальянцы? – спросил Альберт Шпеер в предчувствии подвоха. И подвох последовал.

– Подполковник Джанфранко Альтобелли 39 лет, профессиональный разведчик, десантник, в 1936 году десантировался в Абиссинии, некоторое время преподавал в парашютных школах Кастель-Бенито и Таркина, затем служба в дивизии «Фольгоре», был при штабе князя Аосты во время вторжения в Британское Сомали, личный друг князя Джунио Боргезе. Отлично знает пустыню, проводил несколько важных разведывательных вылазок, хорошо владеет арабским, немецким, английским и французским. У итальянцев, честно говоря, таких парней мало.

– Спасибо, фон Лоос, спасибо, – сказал Шпеер. – Можете идти.

Значит, итальянцы ведут свою игру. И делают это, не зная о том, что с самого начала попались на пустышку… «Напрасно радуется кот, не знает он, что мочевой пузырь грызет», – неожиданно всплыла в мозгу фраза из какого-то литературного произведения Рабле? Нет, кажется, не Рабле… Не суть важно, ведь мочевой пузырь грызут итальянцы.

Пожалуй, эта новость может развеселить фюрера.

Даже наверняка развеселит.

Положительно, никогда не знаешь, какой сюрприз готовит тебе провидение.

40

Я не прошу у вас за это награды…

Подполковник Альтобелли кривил душой, когда с улыбкой говорил о своих пустынных похождениях. Пустыню Альтобелли терпеть не мог. Больше того, он просто ненавидел ее, но у подполковника было правило – изучить и победить то, чего боишься и что ненавидишь. Поэтому он сразу согласился на работу в парашютных школах Ливии, поэтому он в свое время испытывал новые модели парашютов, поэтому он овладел летным мастерством, поэтому он вместе с Боргезе опускался в прохладные глубины Средиземного моря…

И сейчас, когда десант на Мальту в очередной раз оказался отменен, Альтобелли искренне обрадовался новому поручению. Дивизию «Фольгоре» сватали в обычную пехотную поддержку Африканскому корпусу Роммеля, а это подполковнику было неинтересно. Он и так слишком давно не прыгал с парашютом. А предложение стать проводником таинственной экспедиции, предпринимаемой немцами, тоже своего рода прыжок. Притом такой, что никто, кроме подполковника, о его истинных масштабах даже не догадывался.

– Вы должны вернуться оттуда, – сказал генерал Кавальеро. – Я не буду говорить вам громких слов о надеждах дуче и прочем пропагандистском хламе, но вы должны вернуться, подполковник. Если это действительно мирная археологическая группа, в чем я лично сильно сомневаюсь, считайте это отпуском. Хотя какой в этих краях может быть отпуск… Если же наши уважаемые союзники что-то замышляют, постарайтесь узнать как можно больше и остаться при этом живым.

Альтобелли всегда старался остаться живым – об этом Кавальеро мог не напоминать. Шагая в пустоту из двери трясущегося старого «Капрони» или «Пипистрелло», глядя вниз, на шесть километров свободного падения, подполковник старался остаться живым и оставался. Чего не скажешь о многих из тех, с кем он начинал – о тех, у кого не раскрылись парашюты, кто угодил под партизанскую пулю, кто пропал без вести в ледяных степях России…