Фронт до самого неба (Записки морского летчика) - Василий Минаков

День клонился к закату, а аэродром гудел точно улей. С боевого задания возвращались и наши машины, и самолеты гражданского воздушного флота. Начиная с 26 августа летчики 8-го отдельного транспортного полка ГВФ с нашего летного поля снабжали войска, сражавшиеся на перевалах, оружием, боеприпасами, фуражом и продовольствием, делая по шесть-семь вылетов в день. Возвращаясь назад, вывозили раненых. На легких машинах По-2, Р-5, АнТ-9 они творили чудеса. Садились на такие пятачки, что просто уму непостижимо, летали под непрерывным обстрелом врага.

Мы восхищались мужеством и неутомимостью этих ребят. [157] Вот приземлил свой Пе-2 Петр Лебеденко. Соскочил с крыла, стащил шлем, отирает пот. Лицо усталое, глаза красные…

— Как там дела?

— Трудно, братцы! С первого захода не сядешь, считай, что второго не будет. Нам трудно, а там… Идут в бой — паек оставляют. Вместо него патроны в вещмешок… — Петр вздохнул, усмехнулся. — Сегодня сам с ними в атаку ходил. Подлетаю, вижу — отходят. Стреляют редко, значит, боеприпасы кончились. Присмотрел пятачок. Фашисты бьют вовсю, патронов не жалеют. Эх, думаю, пан или пропал! Приземлился, выхватил пистолет и навстречу. "Давай, ребята, — кричу, — вытаскивай ящики, занимай оборону, отобьемся!" Принесли патроны, огонь сильнее стал. Потом в контратаку пошли, перевал отбили. Ну, говорят, теперь лети, не беспокойся, перевала им, как своих ушей, не видать. Только боеприпасов подкидывай. Не тот уже немец стал, выдыхаться начал…

С рассветом 20 сентября вылетели на разведку дальних морских коммуникаций противника. Через час показался Крым. Все внимание на море. Прямо по курсу — торпедный катер. Штурман уточняет место, курс, скорость. Панов передает на землю радиограмму.

В районе Феодосии, курсом на Керчь — две десантные баржи в сопровождении сторожевого катера. Сообщаем и о них. Около Севастополя еще один сторожевой катер…

Проходит три часа полета, на горизонте Одесса. Разворачиваемся на обратный курс. На траверзе мыса Херсонес встречаем три торпедных катера, идущих в сторону Ялты.

— Разгулялись фрицы, — с горечью констатирует Лубинец. — Мало ко дну пускаем.

— Ничего, Алексей, — утешает Димыч. — Скоро промышленность развернется как следует, начнет подбрасывать самолеты, тогда не погуляют!

— Скорей бы!

…Разговор тут же гаснет. Усталость. Седьмой час в воздухе. Подлетая к аэродрому, встретили шесть наших машин. Может быть, полетели на обнаруженные нами цели?[158]

На следующее утро снова получаем то же задание. Никитину не нравится.

— Похоже, что мы превращаемся в штатных разведчиков.

— Что поделаешь, штурман, начальству виднее.

Конечно, ходить на бомбежку почетней. И результат налицо. А длительный, нудный полет на разведку выматывает все силы, вызывает досаду. Видит око, да зуб неймет. Но ведь и правда, начальству виднее, кого куда посылать. И если взглянуть не со своей колокольни, то неизвестно еще, что результативней. От разведки зависит успешность бомбоударов. И что почетней, тоже подумать надо еще. Экипажи воздушных разведчиков должны быть надежны, внимательны, действия всех и каждого слажены, как в хорошем оркестре. Вдали от берегов, где глазу не за что зацепиться, никто не подскажет летчику и штурману место, курс. Экипажу самолета-разведчика приходится входить в визуальный контакт с противником, а зачастую и в огневой, отбиваться от истребителей… И всё — в одиночку.

В этом полете произошло только одно интересное событие: мы встретились с До-24, которая, очевидно, выслеживала наши подводные лодки. Несколько минут шли параллельными курсами, зорко следя друг за другом.

— Ну и корова! — дивился Никитин. — Жаль, что у нас «эрэсов» нет…

— Можно и из крупнокалиберного пощекотать, — загорелся Панов.

— Шустрый ты больно! Она тебя так пощекочет, что и мать родную забудешь. Для нее твои крупнокалиберные — что слону дробина!

— Бросьте! — пришлось оборвать бесполезный спор. — Ввязываться в поединок мы не имеем права. Наша задача — разведка, а не мушкетерские дуэли.

Вскоре летающая лодка изменила курс и скрылась из виду.

Вечером в курилке рассказали о встрече товарищам. Все пожалели, что установка на наших машинах реактивных снарядов задерживается. Пока мы летали на разведку, однополчане тоже не сидели, сложа руки. Стародуб, Беликов и Казанчук два раза бомбили войска противника на перевале Санчаро. Трошин, Андреев и Пульнин — плавсредства в Балаклаве. [159]

Подошел комиссар Ермак.

— Ну, ребята, завтра предстоит горячий денек. Кстати, пришло подтверждение на повреждение транспорта и телеграмма с перевала от командира триста седьмого полка шестьдесят первой стрелковой дивизии, благодарит за помощь…

22 сентября. Мы затемно на аэродроме, готовимся к вылету. Выслушав доклад Варварычева, осматриваю машину, проверяю подвеску десяти фугасных бомб. Молодец Иван, все в порядке. Когда он успевает, ума не приложу. Не только исправить повреждения, устранить неполадки, но и что-то улучшить, усовершенствовать, сделать удобней в обращении. И не затем, чтобы заметили, похвалили, просто это у него в крови.

Направляюсь в штабной домик — уточнить обстановку, получить разрешение на вылет.

За столом майор Пересада, что-то помечает в журнале боевых действий. Оперативный дежурный молча наблюдает из-за спины. Тоже вот и начштаба, когда он спит? И спит ли вообще? Провожает и встречает экипажи, возится с кучей журналов, донесений, приказов, готовит боевые задания…

— Вот познакомься с задачей, — придвинул журнал. — Что не ясно, спроси.

Все ясно. Искать торпедные катера и подводные лодки от Туапсе до Керченского пролива. Немцы активизировали действия на наших коммуникациях, срывая морские перевозки топлива, техники, боеприпасов…

— Разрешите идти, товарищ майор?

— А если встретите лодку под перископом или сидящую на воде «дорнье», какие наши действия?

— Бомбить!

— Но одновременно дать по флоту радиограмму. На побережье дежурят истребители и бомбардировщики, они тоже вылетят на уничтожение этих целей.

Григорий Степанович кивнул на подоконник.

— Возьмите пакет и термос, в столовую не скоро попадете.

Зашипела ракета, прочертив дугу над ночным аэродромом, тени самолетов задвигались, будто бесшумно выруливая на старт. Со стороны прожектора мигнул зеленый огонек карманного фонарика: взлет разрешен. [160]

В небе уже рассвело. Сегодня со мной штурманом летит Николай Прилуцкий, Никитин опять заболел. С Колей я уже слетался, претензий друг к другу не имеем.

— Как настроение?

— Бодрое, командир!