Русский крест - Святослав Рыбас

* * *

Возвращались домой уже поздно. Луна пряталась в облаках. Севастополь отходил ко сну. Заснули обыватели, затихла Корабельная Слободка. Артамонов шел рядом и молчал.

- Чего молчишь? - спросила Нина. - Пора тебе отвыкать от офицерской прямолинейности. Не понимаю, зачем мы приходили сюда?

- Ну и не надо понимать! - буркнул он.

- Знаешь, что будет с этой Манюней? - продолжала она. - Встретит какого-нибудь красавца и выйдет за него. А инвалиды уползут в богадельню.

- Ты злая. Завидуешь ее чистоте.

- Завидую, - согласилась она. - Ничего удивительного. А вот когда вываляется в крови и грязи, тогда мы поглядим, что останется от ее чистоты.

- Пропадешь на чужбине, - вымолвил он и отошел на середину улицы, превратившись в тень.

- И тебе не будет жалко? - громко спросила она.

Голос полетел по темной пустынной улице, тень что-то пробурчала и вернулась обратно.

- Все-таки я еще не на чужбине, - примирительно произнесла Нина. - Дай я возьму тебя под руку, а то тут черт ногу сломит.

Артамонов остановился, и она протянула к нему руку, нащупывая его широкую горячую кисть.

Несколько минут снова шли молча, потом она с вызовом сказала:

- Пошли в магазин! - и сжала ему руку.

- Зачем ты меня дразнишь? - спросил он, и его пальцы стали искать ее пальцы.

- Нет, - засмеялась Нина.. - Ты спешишь...

Но ее пальцы разжались, и его твердые пальцы проникли между ними и сжали их.

- Ты спешишь, - повторила она. - Идем. Не надо задерживаться.

Артамонов вздохнул и по-мальчишески прижал ее руку к груди, словно хотел поклясться.

- Ну-ну, - сказала Нина, высвобождаясь. - Идем.

Они пошли, он говорил непрерывно, вспоминал родителей, детство, приключения в юнкерском училище. Простая душа Артамонова раскрывалась перед Ниной заново, словно и не Артамонов был корниловским штабс-капитаном.

- Мне снится мост через речку, - сказал он. - Нашу половину построил отец, она крепкая, а та половина - крестьянская... абы как, через пень-колоду... - Улыбнулся голосом и добавил: - Все равно родина, пусть и злая.

Он говорил и говорил, пожимая ее руку, порождая ответную откровенность.

"Может, он уедет со мной?" - подумала Нина.

Ее тянуло к укорененным надежным людям и всегда действие этих людей противоречили ее устремлениям.

Они уже почти дошли до магазина. Выглянула луна, заблестели листья и засветлела середина улицы, пересеченная теням деревьев.

По противоположной стороне медленно шли какие-то люди, несли тяжесть. Артамонов остановился, положив руку на пояс.

- Идем, - шепотом произнесла Нина.

- Это грабители, - сказал он.

- Не надо, умоляю, - попросила она. - Идем!

Поколебавшись, Артамонов протянул ей руку. Через две-три минуты Нина отпирала замок на засовах магазина. В тишине звякнуло железо, ударившись о деревянный пол. Артамонов нагнулся, сдвинул упавший засов, потом отвел второй.

Дверь, скрипнув, отворилась.

На Нину пахнуло сладковатым, чуть подкисающим виноградом, смешанным с другими бакалейными запахами. И неожиданно повеяло свежим ветром, словно из разбитого окна.

- Откуда-то дует, - заметила она.

- Ставни закрыты, - ответил Артамонов. - А вообще-то ветерок! Что это?

Нина шагнула внутрь магазина, у нее за спиной Артамонов щелкнул спичкой по коробку, огонек вспыхнул и погас.

- Уж не нас ли ограбили? - насмешливо спросила Нина.

Артамонов чертыхнулся - и вторая спичка погасла.

Не дожидаясь, Нина двинулась вперед, нащупала на столе лампу, отдавшуюся в напряженных ее пальцах холодом жестяного бачка, нашла рядом с ней спички - и загорелся фитиль, чадя гарью. По колебанию огня Нина поняла, что случилось что-то нехорошее. Она схватила лампу, кинулась в маленькую комнату и там увидела закрытое ставнем окно, а под окном - пустоту, выломанную в саманной стене дырищу.

- Сергей! - крикнула она. - Сюда!

Будто он мог ей помочь!

Маленький сейф исчез бесследно. На раскрошенной глине, из которой торчали соломенные сети, и по низу пролома отпечаталось, как выволакивали железный ящик с английскими фунтами и "колокольчиками".

Нина зачем-то заглянула под стол, потом оглянулась на Артамонова и удивленно вымолвила:

- Все утащили...

Она еще не верила своим глазам, словно все это ей снилось.

- Значит, это они, - сказал Артамонов. - Нужно догнать!

- Догони! Догони! - с надеждой произнесла она. - Пошли вместе!

- Сиди здесь, - велел он и кинулся на улицу.

Нина выбежала вслед за ним на крыльцо, но куда там. Шаги Артамонова слышались за кустами. "Не догонит, - подумала она. Что теперь будет?.. Что я за дура!"

Шаги стихли. Луна заливала крыльцо спокойным равнодушным светом. Ночной мир смотрел на Нину как на какую-то букашку, обреченную погибнуть, а господь Бог, благословивший ее во Владимирском соборе, давно от нее отвернулся. Пропала Нина!

* * *

Артамонов все-таки догнал грабителей, одного из них ранил, но и сам пострадал. Его героизм ничего не вернул Нине.

Она стала нищей. В уголовно-разыскном отделении, куда она обратилась, ей ничем не помогли, разве что, показав чемоданы и корзины с разным добром, найденные сыщиками, утешили обещанием искать. Начальник отделения Сычев, тот самый, что когда-то допрашивал трех Нининых инвалидов, рассказал ей, что нынче грабят всех и бороться с этим трудно.

От Сычева Нина пошла в госпиталь к Артамонову.

У штабс-капитана прострелено плечо, задета кость, и его дела невеселы. Он лежал с ранеными, привезенными из-под Каховки, у него был жар, но сознания он не терял.

- Ты возьми у меня деньги, - тихо сказал Артамонов.

Она поняла, что он собрался умирать.

- Я обойдусь, у меня есть, - ответила Нина. - Я была у Сычева...

- Дай воды, - попросил Артамонов.

Нина посмотрела на его единственную перевязанную и забинтованную руку, и до нее дошло, что он совсем беспомощный. Она налила в стакан воды из открытого графина, напоила его, пролив и на подушку.

- Им тоже, - сказал он, скосив глаза на соседнюю кровать.

Нина обошла раненых, одни отказывались, другие пили.

- Санитара позови, - сказал Артамонов.

- Чего ты хочешь?

- Позови. Мало ли чего хочу.

Она не стала навязывать свою помощь и вышла из палаты.

Из небольшого полукруглого зальчика доносились веселые голоса. "Эх! подумала Нина, сразу вспомнив томившихся на станции Ольгинской раненых. Ничего не меняется".

В зальчике на диване сидели трое с костылями, а на подоконнике, скрестив обутые в тапочки ноги, - Юлия Дюбуа. Нина не видела ее с того июньского дня, когда та приходила в магазин, и сейчас она почувствовала стыд за свой отход от добровольчества, за магазин, за падение. Но делать было нечего, Нина окликнула бывшую подругу.