Пятнадцать ножевых (СИ) - Вязовский Алексей

— А почему дом плоский хоть? — спросил я у таксиста, когда мы уже на месте были.

— Так глянь, отсюда как раз видно хорошо, — показал он мне на фасад.

И точно, если с этой точки смотреть, боковой стенки не видно, и кажется, что здание состоит из одной стены. Чего только люди не настроят...

***

Бэлла Марковна встретила меня настороженно. Сначала кто-то посмотрел в глазок. Потом из-за цепочки вылезла голова крашеной блондинки.

— Здра..., — начал я, но она прижала палец к губам и, повозившись, открыла дверь. Заперла на три замка и цепочку, и также молча повела меня в ванную.

Предэмиграционная паранойя в цвету. Естественно, разговор прошел под грохот и бульканье от открытых на полную кранов. Как ни странно, конструктивный диалог сложился моментально, стоило мне только достать из кармана носовой платок, а из него — перстень. После легкой порчи зеркала Бэлла Марковна воодушевилась и предложила тут же сумасшедшие деньги — целых полторы тысячи рублей. Я решил на этом закончить. Даже увеличение суммы вдвое после долгого и тошнотворного торга не даст нормальных денег. Да лучше я Давида попрошу, у них там в Абхазии богатых людей хватает. Или в Москве будущих эмигрантов поищу. А торговаться с этой дамой, которая меня за слабоумного держит — только время терять.

Но, наверное, блеск бриллианта уже успел поразить сердце и ум несчастной женщины и она тут же предложила более разумный путь: пойти к знакомому ювелиру, чтобы тот дал оценку. А после этого, естественно, продолжить. Подумав, я согласился. По крайней мере, хоть буду знать, от чего плясать.

Оделись, пошли. Улица Ленина здесь мало того, что короткая, так еще и вся почти из старых домов 19 века. Вымощена брусчаткой, посередине которой проложены трамвайные рельсы. но мы пешочком — перешли мост, еще квартал, и зашли в ничем не примечательное здание.

Ювелир мне сразу понравился: серьезный мужик, лет пятидесяти, с умным лицом. Такими изображали старых опытных рабочих в советском кино: степенный дядечка с непременными усами в очках. Вот только у этого растительности на лице не имелось. А окуляры — простые, в роговой оправе. Да и одет он был в обычный синий рабочий халат, весьма поношенный, кстати.

Едва мы зашли, он, только глянув на Бэллу Марковну, тут же отправил приемщицу в магазин, за пирожными к чаю. Видать, моя спутница тут считалась очень хорошей клиенткой. Едва увидев перстень, он спокойно взял его, глянул со всех сторон, и пригласил нас в мастерскую. Бровью не повел после детального осмотра! Спокоен как удав!

— Изделие иностранное, видите, проба стоит, 18К, восемнадцать карат, семьсот пятидесятая на наши. Вот это платина, скорее всего, — ткнул он в сероватое включение. — Точно не белое золото и не серебро. Само изделие, без камня, оценить достаточно просто, — он бросил кольцо на весы и выставил вес малюсенькими гирьками. — С камнем сложнее. Я в этом деле больше двадцати лет, но такой впервые вижу, — и, что-то поддев, легко вытащил бриллиант и положил на весы. — Ого! Три карата без малого. Это очень большой бриллиант.

Затем ювелир вставил в глаз какое-то оптическое приспособление, начал что-то беззвучно считать губами. Мы терпеливо ждали.

— Шестьдесят две грани! Это вам в Москву. Здесь точно никто не скажет. Тут как я сказал, нужна консультация специалистов.

— Евгений Александрович! — Бэлла молитвенно сложила руки. — Ну хотя бы приблизительно!

— Тысяч шестьдесят. Может, больше, — ювелир пожал плечами. — Кому и как еще продавать...

Бэлла ахнула, я тоже вздрогнул. Ювелир тем временем вставил камень обратно, протянул мне перстень.

Глава 19

Стоило нам выйти из мастерской, я прихватил женщину за локоток и предложил прогуляться.

— Сорок тысяч, сделка сразу!

— Андрей! Это безумные деньги!

— И они у вас есть.

— А у вас нет такого покупателя.

— Никуда не тороплюсь, поищу в Москве. Не вы единственные выезжаете из Союза.

Этот аргумент подействовал. В глазах Бэллы Марковны колыхалась вся многовековая печаль ее родного народа, с которым она так стремилась воссоединиться — от вавилонского плена до Майданека и Олимпиады 72 года. Ради того, чтобы сбылось, наконец, новогоднее пожелание «В следующем году — в Иерусалиме» она, похоже, готова была пожертвовать многим — но сумма и правда оказалась велика.

— У меня нет таких денег, Андрей. Если завтра... может, тридцать пять я смогла бы...

— Я сегодня уезжаю, Бэлла Марковна. Что бы ни стряслось.

— Но что же делать? Я даже не знаю...

— У вас случайно не стенокардия? — спросил я вдруг.

— У меня с сердцем всё в порядке, можешь поверить, — бледная до этого, моя собеседница внезапно слегка покраснела.

— Но я же вижу, вас жаба душит, — улыбнулся я.

— Я знаю, что стенокардия — грудная жаба, — отмахнулась Бэлла Марковна. — У меня сейчас не то состояние, чтобы шутить... Тридцать три с половиной я могу отдать немедленно. Ни рублем больше. Андрей, пожалуйста, продай мне этот перстень, — вот так жалобно только великие артисты могут, наверное. — Ну давай на остаток суммы я напишу расписку! Я Вале отдам! Вот увидишь!

Ага, упорхнешь за бугор, и плакала расписка. Куда с ней идти? В Мосгорсуд? А с другой стороны, подарочек от буржуина пришел неожиданно и бесплатно. Сам Хаммер давно уехал, и внучку забрал. Чего тут мелочиться? Отдаст она остаток, не отдаст — разницы особой нет. Но показывать это нельзя, а то этот плач может продолжаться до тех пор, пока я ей этот перстень бесплатно не отдам.

— Хорошо. Тридцать три с половиной наличкой и расписку на семь, — медленно скзал я.

— Как так? Это же больше сорока?.. — снова охнула покупательница.

— Вот так. За то, что обмануть меня хотели. Не было бы полутора тысяч, я, может, и за двадцать пять отдал бы.

Это я уже не мог отказать себе в маленьком удовольствии. Пусть эта жлобка ищет виноватых в зеркале.

Дома у Бэллы Марковны всё опять проходило в полной тишине. Снова гремели водопады и приемник проводного радио рассказывал про рекордные цифры мясозаготовок у животноводов Ставрополья.

Хозяйка долго проводила раскопки на кухне и в спальне, и в итоге притащила одну пачку сотенных, одну — полтинников, и семь — четвертаков. Хорошо, хоть десяток не было. Тут я порадовался, что взял с собой хозяйственную сумку. Такую гору макулатуры по карманам не рассовать, топорщиться будут сильно.

Считать все это не хотелось. Девять пачек — столько же сотен купюр. Но положение обязывает. И мы приступили к этому увлекательнейшему занятию. Интересно, а где семья Бэллы Марковны? Вон, на фотографиях и муж, и деточек двое, судя по всему, школу заканчивать должны. А ну как вылезет из спальни Мойдодыр, пока я увлеченно мусолю их денежки, и тюкнет по голове. А ночью вынесут, и в Оку бросят, тут рядышком совсем. Я невольно отодвинулся поближе к окну.

В одной пачке не хватало полтинника. Три раза пересчитывали по очереди. Два четвертака я отложил в сторону — первый был разорван почти пополам, на втором кто-то решил надеть на профиль Ленина кепку, подрисовав ее шариковой ручкой. Замену Бэлла Марковна произвела тяжело вздохнув — дала новые десятки.

На хозяйку даже смотреть было больно: она никак не могла остановить взгляд и переводила его поочередно с пачек на столе на мой карман. Так и голова закружиться может. В итоге я завернул уже свои денежки в старый номер «Орловской правды» и бросил в сумку. А перстень вытащил из кармана и отдал ей. Нет, ну такое можно было бы по телевизору показывать. Бэлла Марковна и рассматривала своё сокровище, и гладила, и даже что-то шептала. Наверняка, когда я уйду, целовать будет.

— Давайте уже расписочку, мне пора, — прошептал я ей на ухо. А как же, конспирация — наше всё. Да уж, знал бы, показал бы товар во время торговли. Наверняка еще не все тайники разворошила. Но жадность — нехорошее дело.