Анатомия предательства, или Четыре жизни Константинова - Геннадий Русланович Хоминский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно. Я определился, ты, надеюсь, это поняла. Остались только формальности.
– Вот эти формальности меня и беспокоят. Кто нас мало знает, считают меня твоей женой. А мне это неприятно. Кто-то считает меня змеёй, которая влезла в кровать к женатому мужику. Мне это тоже неприятно. Некоторые считают меня просто шлюхой. Мне и это неприятно. Я не хочу быть, как раньше говорили, фронтовой женой. Или я у тебя полигонная жена? Командировочная жена? Я уже давно не девочка, и мне хотелось бы определённости.
– Родная моя, будет определённость, я тебе обещаю, – он повернулся к Нине прижался к ней и начал её целовать.
И вот сейчас, подъезжая к станции, он понял, что так ничего и не предпринял. Разговор с Людмилой не состоялся. Не мог он начать его, когда на руки забрался Ваня, когда в манеже сопит Кирюша. Отношения с Людмилой стали совсем напряжённые. Ещё этот последний разговор перед отъездом вместе с её мамой. На душе было неспокойно. Поезд замедлял свой ход и вскоре остановился. Юра с чемоданчиком вышел на перрон. Несмотря на то, что уже наступил вечер, было достаточно светло. Он огляделся, Нины нигде не видно, хотя она часто приезжала встречать его. За последние полгода, что он не был на полигоне, с Ниной разговаривал всего два раза по телефону. И то по служебным делам. Как-то неспокойно на душе. Вышел на привокзальную площадь. Увидел машину, которую за ним прислал Астафьев.
Подходя к своему номеру в гостинице, сжал в кармане ключ от двери. Вдруг Нины нет на полигоне, уехала, а он ничего не знает. Но дверь оказалась открытой. За столом сидела Нина и смотрела телевизор. На столе стояли тарелки и бутылка коньяку. Она поднялась, подошла к нему и поцеловала его в щёку. Как-то было все не так, он это сразу почувствовал.
– Как доехал, всё нормально? Ты в душ или сначала поужинаешь?
Константинов молча прошёл и сел за стол.
– Давай сначала поужинаем, – ответил он, понимая, что предстоит очень непростой разговор.
Нина положила в тарелку кусок жареной курицы с рисом, затем налила в большие бокалы коньяк.
– Поздравляю! – громко сказала она и не чокаясь выпила свой до дна.
– С чем, Ниночка? – спросил тихим голосом Константинов, не поднимая своего бокала. Он понял, о чём пойдёт разговор, и по спине потекла струйка холодного пота.
– Ну как же? С рождением сына, естественно. Как назвали?
– Кирилл, – ответил Константинов и глупо улыбнулся. – Понимаешь, так получилось.
– Ты, Юра, знаешь, я не маленькая и понимаю, как получается, когда рождаются дети, – Нина налила себе ещё коньяка и залпом выпила, – ты, дорогой, поехал в Москву, чтобы развестись с женой, а вместо этого заделал ещё одного ребёнка?
Юра опустил голову, глядя в свою тарелку. Ему нечего было ответить. Нина тоже молчала и глядела на него. Он это чувствовал.
– Ниночка, прости меня, правда, не было никакой возможности поговорить с Людмилой. Дети, тёща, – каким-то дрожащим голосом начал Константинов.
– Да, бедный Юрочка. И дети, и тёща ложились с вами в кровать, слова сказать не давали.
– Нина, зачем ты так? Мы давно не спим вместе.
– Несчастный. Приехал к своей любимой, чтобы утешила, приласкала?
– Нина. Не надо. Это всё очень сложно. Я не мог. Несколько раз начинал заводить разговор о разводе, но не получалось. То одно, то другое.
– Юра, не нужно оправдываться. Скажи, что просто струсил.
– Да, струсил. Не смог ей сказать, когда привёз её из роддома, когда у неё столько хлопот с ребёнком. Не мог я её бросить. У меня тоже понятие о совести есть, – громко ответил Константинов.
– Да? Конечно, Юра, – Нина налила себе ещё коньяку, залпом выпила и встала из-за стола, – знаешь, Юра, ты не трус. Ты просто предатель. Ты предал Людмилу, ты предал меня, ты предал своих детей. Я не знаю, кого ты ещё предал. Но ты предатель.
Нина резко развернулась и вышла из комнаты. А Юра остался сидеть за столом.
***
«Предатель, предатель, предатель!» – колокольным набатом звучит в голове голос Нины. В такт стуку колёс. Опершись локтями о металлический стол, он пытается закрыть уши руками, но голос не уходит. Его охватывает озноб. Он ложится на жесткую полку. Сворачивается калачиком. Его трясёт, так что зуб на зуб не попадает. Постепенно голос Нины уходит, растворяется. Его заменяет другой голос. Голос бабушки: «К высшей мере. К высшей мере. К высшей мере». В такт со стуком колёс. Голос бабушки его убаюкивает, и он проваливается в небытие.
Вернул его к жизни стук резиновой дубинки по решётке. «Приготовиться к приёму пищи», – раздался резкий голос. Константинов с трудом приподнялся, взял котелок и протянул его между железных прутьев решётки. Солдат налил ему в котелок кипятка. Константинов, обжигаясь, начал пить. Зубы стучали по краям котелка. Но он быстро выпил всю воду. Стало легче. Он заглянул в коридор через решётку. Солдат стоял у другого купе и разливал кипяток в протянутые котелки. «Можно мне ещё кипятка, пожалуйста», – громко крикнул он. Из соседнего купе раздались голоса: «Предателям не давать! Гнида! Родину продал!» «Прекратить базар!» – громко крикнул капитан. Он шёл по коридору и сильно стукнул дубинкой по решётке, затем взял котелок из руки Константинова, налил в него из титана и подал назад.
– Спасибо, большое спасибо, – проговорил он.
– Сиди и не высовывайся. И голос не подавай, – тихо ответил капитан и стукнул дубинкой по его решётке.
«Нина, Ниночка. Почему я ни разу не вспомнил о тебе?», – думал Константинов. Её ни разу не вызывали на допрос, она не была на суде. Словно её и не было никогда в его жизни. Это хорошо. Возможно, она не знает всего, что произошло с ним? Хотя вряд ли. Слухи быстро расползаются. Правда, он не знает, где она теперь, чем занимается.
***
Юра хорошо помнил тот вечер, когда Нина ушла из его комнаты. Он выпил две рюмки коньяку. Походил по комнате. Вышел на улицу. Было темно, но народу было много. Весна – замечательное время для прогулок. Знакомых никого не встретил, да и не хотелось ни с кем встречаться. Нины нигде видно не было. Юра вернулся в свой номер. Выпил ещё рюмку и съел курицу. Не раздеваясь и не расправляя кровати, лёг. Мыслей никаких не было. Всё что говорила Нина, было правдой.
Она вернулась поздно. «Что
