Большие проблемы маленькой блондинки - Галина Романова

— Например?..

Кока встал как вкопанный в самом центре огромной хозяйской спальни. Вжал голову в плечи и затравленно уставился на Щукина.

— Например, что могло заставить Тамару вернуться к нему? Чем могла шантажировать ее Светлана Светина? Почему моя жена проплакала почти всю ночь, а под утро сбежала из дома, оставив предсмертную записку? Она же не была дурой! Она же предполагала, что это подстава чистой воды. Почему тогда поехала?! Что за страх ее гнал в этот город?! Она же боялась, дураку ясно, что боялась! Я хочу знать — почему?! — растопыренные пальцы Щукина мелькали почти перед самым носом перепуганного насмерть Коки. — Пока я не узнаю ответов на все эти вопросы, я не сдвинусь с места, понятно?!

— Почему? Почему здесь? — пискнул плаксиво юноша, отступая от разъяренного Стаса. — Мы-то тут при чем?

Он отступал до тех пор, пока не уперся в хозяйскую кровать. Качнулся и упал на нее тощей задницей. Качнулся теперь уже на пружинах, будто на батуте, раз, другой, третий. И это его бессмысленное игривое подпрыгивание снова вывело Щукина из себя. Забыв о предостережениях про больное после перенесенной дифтерии горло, Стас опять ухватил бедного малого за воротник.

— Веди меня к этой толстой жабе! Веди немедленно, или я… Или я вас сейчас здесь всех в винегрет искрошу!!!

И искрошит ведь, ахнула Жанна про себя. И беды такой наделает, что целой жизни не хватит расхлебать. В таком состоянии не до самоконтроля и субординации. В таком состоянии он всех поубивает, а потом сядет в тюрьму. А ей что делать?! Ведь делать что-то надо…

— Слушай, Стас! — повысила она голос, подбежала и вцепилась в его руку, которая без устали трепала Коку. — Слушай, прекрати немедленно! Это все эмоции! Если они продолжат тебя душить, то…

Господи, помоги ей найти нужные слова, ну помоги же! Помоги остановить Щукина, чтобы не наделал глупостей, чтобы не исковеркал свою жизнь, которую, кажется, уже и коверкать-то дальше некуда. Предел.

— Прекрати! Иначе мы никогда ничего не узнаем! — закричала Жанна, отчаявшись привести его в чувство, а голова Коки уже болталась, как у тряпичного Арлекино.

Щукин отпускал парня медленно, через великую силу. И даже отпустив, все еще продолжал глядеть на него ненавидящими мутными глазами. Широченная бугрившаяся мускулами грудь тяжело ходила, натягивая до треска узкую рубашку. Тяжелые крепко стиснутые кулаки чуть подрагивали.

— Нет, Стас! Нет! — Жанна втиснулась в узкое пространство между ними и неожиданно для самой себя обхватила его лицо ладонями. — Посмотри на меня, ну!

Он не слышал. Глухое бешенство клокотало в нем, словно горячая лава, готовая вот-вот брызнуть через край кратера.

— Посмотри, прошу! — прикрикнула она и слегка ударила Щукина по щеке. — Ты меня слышишь?!

Стас часто заморгал, помотал головой и чуть улыбнулся.

— Дерешься, что ли? — хмыкнул он, рассматривая ее, будто видел впервые.

— Дерусь! И буду драться! — всхлипнула, может, и некстати, но нервы тоже не железные. — У нас времени с тобой нет на все вот это! Нет времени на то, чтобы предъявлять кому-то за прежние обиды! Нам нужна истина, Стас. Давай ее поищем, а…

— Давай, — выдохнул он, взглянул из-за ее плеча на съежившегося Коку и пробормотал если и не примирительно, то уже безо всякой угрозы в голосе: — Давай веди к своей хозяйке. Куда-то она смылась, и не видать.

— Ясное дело куда! — фыркнул бедный малый, боком-боком пробираясь мимо них к двери. — Упивается теперь в столовой до чертей. Ох как мне все это надоело, кто бы знал!..

Сочувствовать ему желающих не нашлось.

Они втроем вышли из спальни Марго и следом за Кокой начали спускаться по лестнице. Еще не достигнув первого этажа, они услышали фальшивое пение из распахнутых дверей слева от лестницы. Густой низкий голос гнусаво выводил про то, что если с девицей на постелице, то покарать непременно.

— Она? — Стас насмешливо поднял бровь, оглянувшись на Коку, идущего между ними.

— Она. — Губы парня затряслись. — Убью суку!!!

Жанна на всякий случай отодвинулась от него подальше, рассматривая загородный дом Удобновых. Когда входили, мало что заметила. Теперь рассмотрела хорошо.

Богато! Богато, со вкусом и на века!

Натуральный паркет. Дубовые панели в современном исполнении. Натуральный хрусталь, тоже не по старинке. Картины по стенам и даже, кажется, из подлинников что-то.

Они подошли к дверям столовой и остановились.

Яркий свет заливал просторную комнату сквозь четыре больших окна размером почти от самого пола и до потолка. Штор на окнах не было. Ну, может, в стирке, кто знает. А может, как предмет интерьера изначально не предусмотрены.

Огромных размеров стол темного дерева, будто огромный челн, плыл по белоснежной столовой. Стены, потолок, половая плитка, все было очень белым и очень чистым. По периметру всего стола стулья, стулья, очень много стульев, тесно соприкасавшихся друг с другом. Один, правда, был сейчас отодвинут в сторону. И на нем восседала мадам Удобнова Маргарита Павловна.

Растрепалась, разлохматилась. В одной руке бутылка водки, в другой — самый настоящий граненый стакан. В тарелке на столе кусок хлеба и два больших помидора. Судя по целостности последних, к закуске Марго не притрагивалась.

— Покарай его, боже!!! — выводила она, уставившись невидящим взглядом куда-то в центр стола.

— Марго! — окликнул ее Кока трясущимся от обуревающих его чувств голосом.

Уж чего в нем было больше, отвращения или негодования — угадать было сложно. Парень расстроился, одним словом.

— Марго! Ну что ты делаешь?!

— Пшел вон! — цыкнула она, не поворачивая в его сторону головы.

Накатила полный стаканище водки и со звучным бульканьем опорожнила его. Занюхала рукавом кружевного пеньюара и снова завела:

— Если с девицей на постелице, покарай его, боже!!!

Пела она минут пять без остановки. Одну и ту же фразу, переиначивая ее интонационно на разный манер. Потом пение прервалось. Повторилась процедура с водкой, и вот тут Марго удивила всех, даже Щукина.

— Я знаю, что мерзко выгляжу, — произнесла она вдруг совершенно ровным трезвым голосом, будто и не бутылка водки была сейчас в ее руках, а тонизирующий напиток. — Знаю, что, кроме отвращения, никаких чувств вызвать не могу. Что сказать… Самой себе противна. А знаете, почему?

Все синхронно промолчали.

— А все потому, что пусто вот тут! — она саданула мясистым кулачищем по могучей груди, отчего та взволнованно колыхнулась. — Так пусто, что хоть мешок картошки туда высыпай! Все выжгли, падлы! Все вытоптали! И Томка твоя тоже, между прочим, постаралась!

При этих словах толстый палец Марго ткнул в сторону Щукина. Правый глаз пьяно прищурился, огромный рот пополз в сторону, должно быть, так мадам Удобнова ухмылялась.

— Голову небось ломаешь, как это Светке удалось твою Томку с насиженного места сорвать, так ведь?

— Ломаю, — смиренно согласился Щукин. — Еще как ломаю! У нас ведь с ней все было хорошо. Дом… Семья…

— Дом, семья… — эхом вторила Маргарита Павловна и сморщилась, намереваясь заплакать. — У меня тоже все это было, пока она в мой дом и в мою семью змеюкой не вползла. Все было!!! А она вползла и все отравила! А за все надо платить. Только она тогда этого не знала. Думала, что жизнь можно прожить так, как хочется. А черта с два так бывает! Черта с два! Не поддается она — жизнь-то — нашим правилам. Не желает под них подстраиваться. Все по-своему норовит сделать. Все через зад!

Марго опять опрокинула горлышко водочной бутылки в стакан.

— Марго! — взмолился Кока и рванул вперед.

Попытался выхватить у нее сначала стакан, потом бутылку, но разве мог справиться с ней хилый, маломощный альфонс. Тогда Кока почти упал перед ней на коленки и глянул побитым щенком.

— Я прошу тебя! Не нужно напиваться! Мне тяжело с тобой рядом, когда ты такая!

— А тебе все время тяжело со мной, дитя, — всхлипнула неожиданно Удобнова и провела огромной мясистой ладонью сначала по его лицу, потом по волосам. — Все время! Ты же ненавидишь меня, а живешь. Зачем?! Вот и Степка тоже… Ненавидел, а жил. Жил и ненавидел! Он ведь так Томку и не разлюбил! И простить не сумел ее позора… А ведь так и не узнал до конца дней своих, что это я ее…

— У нее было время ему рассказать, — выпалил неожиданно Щукин, и вырвавшаяся из-под контроля ревность, та, что он так долго и так тщательно скрывал, буквально оглушила их всех. — Она наверняка ему рассказала, что не виновата перед ним ни в чем!

— А вот это ты зря, парень! — Марго вдруг выпрямилась, захохотала, далеко назад запрокинув гривастую голову. Потом смех оборвался, голова ее заняла прежнее положение, а мутный взгляд вновь устремился на Щукина. — Это ты зря сказал про ее невиновность.

— То есть?!

— Зря! Потому как Томка твоя была перед ним виновата! Еще как! Только этот лопоухий дурак не знал. И все время думал, что это я, и проклинал меня, и бил. Слышь, даже табуретку однажды об мою спину рассадил в щепки. — И Марго выгнула дугой жирную спину, сразу став похожей на огромную медведицу. — А я разве могла сдать собственного мужа?! Разве могла?! У нас же хоть и хреновая, но семья была! И бюджет опять-таки общий. Разве я могла его сдать, Степку-то? Никогда!