Рай под колпаком - Виталий Забирко

Проводов в кабеле оказалось не менее двух сотен, но я не стал гадать, какие из них будут служить антенной, а зачистил наобум пару десятков и скрутил их с металлическим тросом. Хорошо бы пропаять скрутку, но я не был уверен, что удастся найти паяльник. В принципе, для антенны и так сойдет. Обмотав тросом конец кабеля, чтобы скрутка не разорвалась при натяжении, я начал разматывать моток.

— Где у нас ближайший телевизор находится? — спросил я Бескровного.

— В каждой комнате имеется, — пожал он плечами. — Ближайший, наверное, в холле.

Телевизор в холле был обыкновенным, земным, и это обстоятельство порадовало. Если бы оказался сверхплоским чудом, как в комнате на втором этаже, пришлось бы повозиться — ломать стену, чтобы добраться до антенного гнезда.

— Так вот зачем все это! — понял наконец Валентин Сергеевич, когда я начал возиться с антенным гнездом, пытаясь вставить в него конец металлического троса. Не знаю, играл он или нет, но возглас прозвучал вполне натурально. — Вы надеетесь подобным образом поймать телевизионный сигнал из-за купола? Не уверен, что у вас получится. Ни один телефонный кабель, выходящий за пределы купола, не функционирует. Я полдня потратил, пытаясь дозвониться по междугородней связи.

Мне наконец удалось воткнуть трос в антенное гнездо.

— Чем разглагольствовать, может, лучше попробовать? — предложил я. — Найдите пульт дистанционного управления.

Валентин Сергеевич сел на диван.

— Чего его искать? Вот он.

Он протянул руку и взял с журнального столика пульт. — Тогда включайте.

Глава 18

Ничего у нас не получилось. Телевизор включился, но по всем каналам показывал шипящую рябь. Дважды перебрав сотню каналов, Валентин Сергеевич махнул рукой и ушел пить коньяк. Я же остался доводить начатое до ума — зачем «налетчику» меня обманывать, какой смысл?

Чего я только не делал: щелкал каналами, подстраивал их вручную, несколько раз перевтыкал металлический тросик в антенное гнездо, — но результат был тот же. Тогда я взял на кухне острый нож, вернулся к кабелю и принялся скрупулезно зачищать все жилы, чтобы срастить их с тросиком. Если и это не поможет, брошу попытки.

— Не тратьте зря силы, идите лучше коньяк пить, — позвал от стола Валентин Сергеевич. — Тяжело в одиночку.

Но я не отступился.

Пацан, вопреки утверждению Бескровного, что будет два дня сидеть под кроватью, уже пришел в себя и принялся осваивать территорию. Взобравшись на вишню, кот долго шуршал ветками у меня над головой, осыпая лепестки, затем спрыгнул на землю и степенной походкой спустился в траншею. Обнюхав кабель, он фыркнул, покосился на меня, пренебрежительно тряхнул лапой и, гордо задрав хвост, удалился. Ни он, ни его хозяин не верили в мое предприятие. Я тоже.

Зачистив все жилы, я как можно плотнее срастил их с тросиком, сдавил скрутку со всех сторон клещами и вернулся в холл. Не успел сесть в кресло, как появился Валентин Сергеевич, держа под мышкой несколько бутылок, а в руках — ведерко со льдом и два больших бокала. Расставив все на журнальном столике, он шумно плюхнулся на диван. Скучно ему было пить в одиночку.

— Артем, — пробормотал он заплетающимся языком, — а вы не пробовали пить коньяк с тоником? Прекрасная штука получается… Только коньяк нужно брать ординарный, жесткий, и обязательно со льдом.

Он налил в бокалы тоника, разбавил коньяком, бросил лед.

— Рекомендую…

На экране телевизора по всем каналам по-прежнему сыпался шипящий черно-белый снег, и я махнул рукой.

— Давайте, попробую…

Напиток действительно получился оригинальный, чем-то напоминающий шампанское.

Валентин Сергеевич залпом осушил свой бокал, налил еще.

— Прекр-р-раснейшее зелье! — объявил он. Машинально я продолжал переключать каналы, и вдруг мне показалось, что на экране мелькнуло туманное изображение. «Прекраснейшее зелье» мгновенно утратило для меня интерес, я лихорадочно защелкал каналами, затем бросился к телевизору, подергал импровизированную антенну, проверяя контакт. Заняло это минуты две, не больше, но, когда я вернулся к креслу, Валентин Сергеевич уже похрапывал, откинувшись на спинку дивана и свесив голову на грудь. Усиливающиеся рулады храпа напоминали далекие раскаты приближающейся летней грозы, и чувствовалось, что, когда «гроза» накатит, стеклянная посуда начнет резонировать, и всем будет тошно.

Будить писателя не имело смысла, и я снова защелкал пультом, проверяя каналы между тридцатым и сороковым, где, как показалось, мелькнуло изображение. Тридцать четвертый канал оказался тем, что нужно. Черно-белый снег на экране сменился мелкой рябью, шипение уменьшилось, и я начал подстраивать изображение. Нормальной картинки добиться не удалось, но все же на экране проявилось туманное черно-белое изображение, и прорезался с трудом различимый из-за помех голос.

Минут пять я сидел, вглядываясь в экран и пытаясь разобраться, что мне удалось поймать — действительно ли канал из-за купола или «местный»? Показывали видовой фильм о пустыне — барханы, песок, змеи, скорпионы… Неразборчиво, перекрываемый раскатистым храпом писателя, бубнил голос диктора, но меня сопроводительный текст не интересовал — по нему невозможно определить, откуда идет передача. Ждал окончания фильма. Но не дождался. Где-то посередине фильм перебили рекламой женских гигиенических прокладок, я досадливо поморщился — достала-таки телевизионная реклама — и вдруг вспомнил, что по «местным» каналам рекламы нет!

Никогда не мог подумать, что буду так радоваться дебильной пропаганде причиндалов для гениталий!

— Есть! — заорал я и ткнул локтем в бок сидящего на диване Бескровного. — Валентин Сергеевич, удалось!

Он икнул, пошамкал губами, ноне проснулся, а выдал такую руладу храпа, что пустые бокалы на журнальном столике задрожали и начали приплясывать.

— Да проснитесь же вы, Валентин Сергеевич!

Я затряс его за плечо. Богатырский храп наконец оборвался, Бескровный приподнял голову с груди, разлепил веки и посмотрел на меня мутным взглядом,

— Што? — пробормотал он, и голова его снова начала клониться на грудь.

— Проснитесь, говорю, — продолжал я трясти его за плечо. — Мне удалось наладить прием российского телеканала!

Бескровный тупо уставился на меня, затем, очевидно, до него дошли мои слова, но смысл — вряд ли. Он перевел взгляд на экран телевизора, несколько секунд смотрел на него и вдруг спросил заплетающимся языком:

— Не пому, шот-то, Аттем, это у мене в газах абит, или телевисор расфокус-с-с-сивован? Он шипит, или в холове швенит?