Перед прочтением — сжечь! - Николай Переяслов

Когда я, наконец, очнулся от наваждения и открыл глаза, то увидел, что за окнами было светло, и там уже вовсю разгоралось утро какого-то нового дня. Поднявшись с постели, я почувствовал себя слабым, как после болезни. Пройдя на кухню, я, не умываясь, вскипятил себе воду и приготовил большущую чашку кофе. Так я её там и выпил, сидя в одних трусах на холодном табурете, вприкуску с четырьмя карамельками «Рачки», и только после этого, почувствовав небольшой прилив сил, направился в ванную умываться.

Посмотрев при входе в висевшее прямо напротив дверей зеркало, я увидел там своё бледное небритое лицо с тёмными кругами у глаз, и подумал, что Светка была не так уж и не права, когда старалась отговорить меня от участия в выпуске сочинений Кинга. Да что там — «не так уж»! Она была стопроцентно права, предчувствуя сердцем ту беду, которую таила в себе наша невинная, на первый взгляд, затея. Вон — теперь уже я и сам вижу, что слово оказывается способным распрограммировать себя в самые настоящие, ощущаемые на собственной шкуре, вещи. Я ведь сразу обратил внимание на какую-то нереалистичность того идиотского ружья, из которого Хаврюшин выстрелил там возле лужи в Витальку, и Лёха потом подтвердил мою догадку, сказав, что это действительно была не то, чтобы существующая в природе модель оружия, а только её представляемый демоном Тэком аналог, который каким-то непостижимым образом материализовался в нашей жизни. Но, как показали нам эти страшные дни, воплотившиеся из чьего бы то ни было воображения ружья оказываются способными убивать ничуть не хуже, чем изготовленные на оружейных заводах Тулы или Ижевска.

Я взял с полочки зубную щетку и наполовину уже выдавленный тюбик пасты «Blend-a-med» и, потянувшись рукой к белому с голубой точкой посередине вентилю открывания холодной воды, бросил мимолётный взгляд в чашу раковины. И едва не выронил из рук и щётку, и пасту.

Из сливного отверстия раковины высовывался длинный бледноватый палец с острым загибающимся ногтем на конце. И этот палец беспрерывно шевелился, ощупывая гладкую керамическую поверхность вокруг себя, отчего ноготь издавал омерзительные скребущиеся звуки.

Скрёб-поскрёб…

Я отступил шаг назад и перевёл дыхание. Это что же такое? Я начинаю сходить с ума, так что ли? Ну и дела…

Я медленным взглядом обвёл стены ванной. Вот отставшие и завернувшиеся на краях от жары и влаги чешуйки белой эмульсионки, вот два тёмных квадрата на месте отвалившихся да так и не прикленных мною назад плиток — всё вокруг было, как всегда, и только в раковине…

Осторожно вытянув шею, я заглянул за белую керамическую кромку. Там было пусто — никакого пальца. Да и откуда он мог там появиться, в самом-то деле? У меня, наверное, и правда за последние дни немного поехала крыша, так что надо серьёзно брать себя в руки.

Я решительно подошёл к умывальнику, крутанул ручки крана и пустил воду. Потом выдавил на щётку тонкую змейку пасты из тюбика и наклонился над раковиной. Ну вот, никакого скрюченного ногтя, всё это мне только померещилось, а на деле…

И в это самое мгновение из тёмного сливного отверстия стремительно выскочил длинный мокрый палец, явно целящийся мне в глаз с намерением его выколоть. К счастью, я успел вовремя среагировать на эту выходку и отпрянул шага на полтора назад, так что этому гаду удалось лишь немного поцарапать мне на левой скуле кожу, и только.

— Ни фига себе, блин! — выкрикнул я, хватаясь в испуге за щёку и пока ещё, собственно, не осознавая, кому я адресую свои гнев и возмущение. — Вот это номер! Откуда здесь взялась эта хреновина, ёлки-моталки?..

Однако, спохватившись, что отвечать мне тут всё равно некому, я в замешательстве замолчал. И вскоре почувствовал, как по телу начинают расползаться парализующие мурашки страха. Надо было сделать всего только два — два с половиной шага, и я бы уже был в коридоре, а там… Что бы я сделал, окажись с наступлением этого самого там, я пока что не знал; я лишь понимал, что надо как можно скорее сделать эти два с половиной шага, и, тем не менее — будто кто-то меня загипнотизировал — всё стоял и смотрел на раковину, видя, как внутри неё, точно пестик в чашечке гигантского цветка, мотыляется всё удлиняющийся прямо у меня на глазах палец.

Неужели же это не сон, и вся эта чепуха происходит сейчас на самом деле?

Я напряг слух и услышал, как у кого-то из моих соседей играет за стеной магнитофон, я даже различил песню, которую там сейчас крутили — это была самая знаменитая вещь Джо Дассена под названием «Et Si Tu N’existais Pas», переводимая на русский язык как «Если бы тебя не было». Помнится, когда я ездил в Москву, чтобы заказать там вступительную статью к ещё только затеваемому нами в те дни собранию сочинений Кинга, на станции «Павелецкая» в вагон метро, в котором я ехал с вокзала в Союз писателей России, вошёл какой-то усатый мужик лет пятидесяти пяти и, вынув из потёртой черной сумки такой же потёртый чёрный кларнет, начал просто-таки с офигенной печалью выдувать из него эту самую мелодию. Я тогда так расчувствовался, что даже бросил ему в эту его чёрную сумку горсть мелочи, рублей, если не ошибаюсь, на десять… Боже мой, сколько же времени прошло с того дня, когда я стоял перед красивейшей церковью Николы в Хамовниках на Комсомольском проспекте или разговаривал с одетым в красную жилетку критиком Дударенко? У меня было такое ощущение, что всё это происходило со мной когда-то в далекой-предалекой молодости, и с той поры миновало уже целая бездна лет. Я даже опять посмотрел на себя в зеркало, чтобы убедиться, что я уже давно стал седым и старым, но его поверхность отразила ту же самую физиономию, что и десять минут назад, только, может быть, несколько более испуганную. Опустив взгляд чуть пониже, я увидел раскачивающийся над краем раковины перемазанный в зубной пасте палец. Увы, он никуда за это время не исчез, и даже ещё на несколько сантиметров вырос…

К сожалению, это было не сумасшествие.

Делать было нечего, я решительно перекрестился и, в два счёта проскочив мимо умывальника, захлопнул за собой дверь ванной комнаты. Потом защёлкнул её на плоский металлический шпингалет (впрочем, настолько символический, что его мог бы выломать и ребёнок), торопливо ополоснул под кухонным краном лицо, поглядывая, как бы не вылезло чего-нибудь ещё и из этой раковины, затем одел рубашку, джинсы и парусиновую куртку, зашёл в туалет и перекрыл там на магистральной трубе вентиль, чтобы остановить открытую мною в ванной холодную воду, после чего взял с собой на всякий случай документы, деньги и кое-какие фотографии (пусть хоть самое необходимое будет со мной) и вышел из квартиры. Как быть дальше, я пока что не знал, но от одной мысли, что, придя вечером домой, я застану там разросшийся, точно гигантский солитер, и свившийся по всей квартире в пружинящие, как спираль Бруно, клубки тысячесуставный палец, меня чуть не вырвало. Отгоняя от себя это омерзительное видение, я стремглав скатился по лестнице на первый этаж, но всё-таки остановился внизу, чтобы проверить почту. Я уже давно не выписывал ни одной газеты или журнала, но привычка заглядывать каждое утро в почтовый ящик оставалась неистребимой.