Фатальная ошибка - Джон Катценбах

Накануне сотрудник курьерской службы «Федерал экспресс» доставил ей посылку от отца. Посылка включала два путеводителя по городам Италии, англо-итальянский словарь и три больших альбома по искусству Возрождения (два из которых принадлежали Эшли). Там же находилась выпущенная колледжем Скотта брошюра под названием «Справочник студента, отъезжающего на учебу за границу».

Скотт приложил также собственноручно отпечатанное фиктивное приглашение на курсы с впечатляющей фиктивной шапкой и именем профессора, с которым Эшли должна была связаться по прибытии. Профессор не был фиктивным — правда, работал в Болонском университете, а не во Флоренции. Скотт познакомился с ним на одной из конференций по истории. Скотт знал, что профессору предоставлен годичный отпуск для научной работы и он совмещает ее с преподаванием в одной из стран Африки. Вряд ли Майкл О’Коннел поедет разыскивать его в Африку. Да если даже он и нападет на его след, то смесь выдумки с правдой, полагал Скотт, способна запутать человека, как ничто другое. Приглашение было оставлено в квартире — якобы в спешке.

Скотт подробнейшим образом проинструктировал Эшли относительно того, что и как она должна сделать. По ее мнению, меры предосторожности были даже чрезмерными. Однако отец взял с нее слово, что она ни на шаг не отступит от придуманного им плана. План изобиловал всевозможными хитростями, призванными ввести О’Коннела в заблуждение. Осуществить задуманное без обмана было бы невозможно.

Один из путеводителей надо было засунуть в наружный карман рюкзака таким образом, чтобы название бросалось в глаза даже тем прохожим, которым это вовсе не было интересно. Остальные книги следовало разбросать на видных местах по всей квартире — до тех пор, пока их не упакуют вместе с другими вещами.

Перед отъездом Эшли должна была вызвать такси, затем позвонить в телефонную компанию и попросить, чтобы отключили ее телефон.

Когда прибудет такси, она запрет дверь квартиры и положит ключ на дверную притолоку, где его смогут найти грузчики-футболисты.

Эшли оглядела квартиру, которую она уже привыкла считать своим домом. Плакаты на стенах, цветы в горшках, блекло-оранжевая занавеска в ванной — все это тоже принадлежало ей, было среди ее первых приобретений. Девушка удивлялась тому, какие сильные чувства вызывают у нее эти простейшие предметы. Иногда она думала, что еще не понимает толком, что она собой представляет и кем хочет стать, а квартира была первым шагом к пониманию.

— Будь ты проклят! — вырвалось у нее. И без имени было ясно, к кому она обращается.

Эшли взглянула на составленный отцом регламент. Действуя в соответствии с ним, она подошла к телефону, вызвала такси и, выйдя в парадное, стала ждать его, немного нервничая.

По совету отца она надела темные очки и вязаную шапочку, закрывавшую волосы. Воротник ее куртки был поднят. «Ты должна выглядеть как человек, который спасается бегством и не хочет, чтобы его узнали», — написал Скотт. Эшли чувствовала себя как актриса на сцене и не была уверена, что все это так уж необходимо и разумно. Когда подъехало такси, она положила ключ от двери на условленное место и быстро пробежала к машине, пригнув голову и не глядя по сторонам. Вся эта скрытность предназначалась для О’Коннела, который, предположительно, мог наблюдать за ней. Утро кончилось, начинался день, и солнечные лучи пронизывали холодный воздух и отбрасывали причудливые тени в переулках. Закинув рюкзак и чемодан на заднее сиденье, Эшли влезла вслед за ними сама.

— Аэропорт Логан, международные рейсы, — бросила она водителю и съежилась на сиденье, делая вид, что прячется.

В аэропорту она дала водителю скромные чаевые и, согласно инструкции, произнесла:

— Лечу в Италию. Буду учиться во Флоренции.

Она не была уверена, разобрал ли водитель что-нибудь из сказанного ею.

Эшли отвезла свой багаж в зал отправления под аккомпанемент рева реактивных самолетов, непрерывно взмывающих в воздух над водами гавани. На пропускном пункте выстроилась возбужденная очередь, стоял многоязычный гул голосов. Бросив взгляд на пропускные ворота, Эшли резко повернула направо, к лифтам. Она оказалась в одной кабине с толпой ирландцев, прилетевших рейсом «Эр лингус» из Шаннона. Все они были белокожие, рыжие, все быстро говорили что-то с характерным акцентом, все были одеты в кельтские шерстяные фуфайки с бело-зелеными полосами, и все ехали на какой-то большой семейный праздник в Южном Бостоне.

Прошмыгнув в заднюю часть просторной кабины, она поспешно раскрыла рюкзак, запихала туда шерстяную шапочку, куртку и темные очки и надела вместо них кожаное коричневое пальто и темно-бордовую бейсболку Бостонского колледжа. Если ее попутчики и заметили эти манипуляции, то не обратили на них особого внимания.

Эшли вышла на третьем этаже и прошла по проходу к центральной автостоянке. Она быстро пересекла крытую площадку, где пахло бензином и поминутно раздавался визг колес на спиральном пандусе, и, следуя указателям, прошла на стоянку автобуса, подвозившего пассажиров к станции метро.

В вагоне метро было полдюжины человек, не считая Эшли, и ни один из них не был Майклом О’Коннелом. Он никак не мог бы проследить за всеми ее перемещениями. Во всяком случае, так думала Эшли. Она испытывала легкое возбуждение и пьянящее чувство свободы. Пульс ее участился, и она поймала себя на том, что улыбается — наверное, впервые за много дней.

Однако она продолжала следовать инструкциям отца. Возможно, его рекомендации казались слегка бредовыми, но до сих пор оправдывали себя. Она вышла на станции «Конгресс-стрит» и, по-прежнему волоча свой багаж, прошла несколько небольших кварталов до Детского музея. В музее она сдала багаж на хранение, купила билет и поднялась на второй этаж. Она ходила по запутанному лабиринту помещений из одного зала в другой, от конструкций из «Лего» к научным объектам, окруженная группами хихикающих детей, их родителей и учителей. В этой возбужденной и весело шумящей толпе она оценила замысел отца: Майклу О’Коннелу ни за что не удалось бы спрятаться в музее, несмотря на множество лестниц, подъемников и коридоров с поворотами. Он сразу бросился бы в глаза как нечто чужеродное, в то время как Эшли ничем не отличалась от детсадовской воспитательницы или няни.

Она устало бродила по музею, поглядывая на часы, и ровно в четыре забрала свои вещи из камеры хранения, вышла из музея, внимательно осмотрелась и, не увидев О’Коннела, взяла одно из стоявших перед музеем такси. Музей был окружен бывшими складскими и торговыми помещениями, на широкой открытой улице перед ним негде было спрятаться — ни бульвара с деревьями, ни каких-либо темных закоулков.

Улыбнувшись, Эшли попросила водителя отвезти ее на станцию автобусной компании «Питер Пен». Водитель что-то пробурчал — дескать, тут и пешком два шага, — но она не обратила на это внимания. У нее пропало ощущение, что за ней наблюдают, которое столько времени преследовало ее. Она даже напевала себе под нос, пока такси везло ее по центральным улицам Бостона.

Эшли купила билет на автобус, отправлявшийся в Монреаль через десять минут. По пути к канадской границе через Вермонт автобус делал остановку в Братлборо, где она и собиралась сойти. Она с радостью ждала встречи с Кэтрин.

В салоне пахло выхлопными газами и смазкой. Уже стемнело, и неоновый свет фонарей сливался со сверканием серебристого корпуса автобуса. Эшли устроилась на одном из сидений позади, около окна. Вглядываясь в темноту на улице, она удивлялась тому, что не испытывает никакой неуверенности или беспокойства и чувствует себя, наоборот, почти свободной. Водитель захлопнул дверь, включил двигатель и, выехав задом с посадочной площадки, повел автобус с возрастающей скоростью по вечерним городским улицам к междугородной автомагистрали. Хотя вечер только что наступил, ритм движения убаюкал Эшли, и она провалилась в глубокий крепкий сон.

Солнце палило нещадно, когда я припарковался в нескольких кварталах от агентства Мэтью Мерфи. Это был один из характерных для Долины дней, когда кажется, что неподвижный воздух заперт между холмами и все плавится от жары. Горячий воздух волнами поднимался от тротуара, как адские испарения.

Во многих старых городах Новой Англии обычно хорошо видна та граница, где кончились деньги на восстановительные работы, так как местные политики, подсчитав голоса избирателей, решили, что затраты на социальные нужды не оправдывают себя. Один-два квартала шикарных офисов сменяются обшарпанными и убогими строениями. Они не разрушаются до основания, как гнилой зуб, а просто покорно ветшают.

Квартал, в котором приютилось агентство Мерфи, выглядел, пожалуй, даже чуть хуже других. На углу был полуосвещенный бар с темными нишами; написанная от руки вывеска в витрине под красной неоновой рекламой пива «Будвайзер» извещала, что здесь «Вышший класс целый день и целый ноч». Напротив находился небольшой погребок с гондурасским флагом над входом, где прямо на полу были составлены бутылки мексиканского солодового пива «Текате» и пирамиды консервированных продуктов, фруктов и чипсов. Остальные здания представляли собой знакомые жителям любого города сооружения из красного кирпича. Мимо меня проехала полицейская патрульная машина.