Маршал Жуков. Опала - Владимир Карпов

Финансовая и оружейная подпитка, многочисленные военные советники — все это идет из СССР и, может быть, улыбающийся собеседник Жуков к этому тоже прикладывал руку?

А Жуков, наблюдая «перерождение» своего боевого друга в «империалиста» и зная по данным разведки о ядерных ударах, намечаемых США, со своих марксистских позиций, наверное, осуждал новую деятельность Айка по защите «загнивающего капитализма». Маршал не мог подумать, что для Эйзенхауэра тот уклад, в котором он родился, жил и трудился, нравится ему, он любит свою Америку такой, какая она есть, и готов защищать ее от коммунистической агрессии «тихой» или открытой, даже в том случае, если нападающими войсками будет руководить бесконечно уважаемый им маршал Жуков.

Читая стенографический отчет, я решил разобраться в некоторых неясностях, прибегнув к испытанному методу — побеседовать с участниками и очевидцами. Прошло после съезда 37 лет. Список делегатов приложен к стенограмме — их было 1356 человек. С очень многими я был знаком и мог бы побеседовать запросто. Многие ушли из жизни за эти годы. Но, к счастью, есть с кем встретиться и поговорить сегодня. Жив—здоров один из особых делегатов, последние лет пятнадцать мы встречаемся довольно часто. Познакомились в Красногорском госпитале. У выздоравливающих времени много, переговорили мы тогда, кажется, о всем прошлом и многом ожидавшем нас в будущем. Он замечательный собеседник. Эрудит высочайшей пробы. Академик. Автор многих научных трудов, особенно по политэкономии. К тому же еще и соратник по войне, генерал—лейтенант. А после ее окончания один из виднейших партийных работников и даже руководителей. Не догадались кто это? Даю еще одну наводку: стенографический, отчет о XX съезде начинается словами: «10 часов утра. Появление в ложах Президиума товарищей: Н. А. Булганина, К. Е. Ворошилова, Л. М. Кагановича, А. И. Кириченко, Г. И. Маленкова, А. И. Микояна, В. М. Молотова, М. Г. Первухина, М. З. Сабурова, М. А. Суслова, Н. С. Хрущева, П. К. Пономаренко, Н. М. Шверника, А. Б. Аристова, Н. И. Беляева, П. Н. Поспелова, Д. Т. Шепилова, а также руководителей делегаций зарубежных коммунистических и рабочих партий, делегаты встречают бурными аплодисментами. Все встают».

Из семнадцати перечисленных — 16 покойники, но жив наш будущий собеседник, тот человек, о котором я говорил. Ну, перечитайте еще раз список. Могущественные были руководители! Кто постарше, у того эти фамилии должны вызывать самые различные воспоминания и ассоциации. Так кто же из них жив сегодня? Ну, конечно же, Шепилов Дмитрий Трофимович. Побывал он и секретарем ЦК КПСС, и министром иностранных дел СССР, и кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС. Закончил свою политическую карьеру «примкнувшим» к антипартийной группе Маленкова, Молотова, Кагановича за то, что при решении вопроса об исключении их из партии, имел неосторожность высказать сомнение: все же Молотов был членом партии большевиков с подпольным стажем. Вот его и «примкнули» к той группе. Дмитрия Трофимовича из партии не исключили, отправили работать в столицу Киргизии город Фрунзе, заведующим кафедрой политэкономии. За ним сохранились ученое и генеральское звания. После отставки Хрущева, Шепилов вернулся в Москву. Старую квартиру отобрали. Живет он теперь с женой Марьяной Михайловной в двухкомнатной, удобной квартире в хорошем кирпичном доме, недалеко от стадиона «Динамо».

В этом месте я прервал работу над рукописью, положил ручку. Позвонил по телефону Дмитрию Трофимовичу, договорился о встрече, сел в машину и поехал к нему. Встретил он меня радушно, по—русски обнял трижды крест на крест. Он, несмотря на свои 88, прочен, высок и могуч. Крупные черты лица. И вообще крупный человек! Личность! Только глаза подводят. Недавно сделали операцию правого глаза, но не очень удачно.

— Мне бы воспоминания дописать, всего две главы осталось. Боюсь, как бы глаза не подвели.

— А сколько написали?

— Вот, посмотрите, — он с явной гордостью открыл нижние створки на двух тумбах письменного стола. Там плотным строем стояли папки с завязанными тесемками. — Около двух тысяч страниц. Вся наша бурная жизнь и история. Я ведь был свидетелем многих событий, при Сталине начинал главным редактором «Правды». Потом при нем же был зав. отделом ЦК по агитации и пропаганде. И он же меня с треском снял. И я думал, что скоро окажусь на Лубянке. Ждал каждую ночь. Но пронесло.

— А за что он вас так?

— Если помните, был у нас такой великий преобразователь природы, нет, пожалуй, не природы, а науки — Лысенко.

— Ну, как же его не помнить, вейсманистов и морганистов разоблачал и истреблял.

— Вот именно, истреблял. Я видел — это привело и приведет к еще большим бедам в нашем сельском хозяйстве. Поговорил с Юрием Ждановым (сыном Андрея Александровича Жданова), он был заведующим отделом науки ЦК. У него тоже сложилось отрицательное отношение к самодеятельности Лысенко. Решили мы созвать совещание идеологических работников и ученых. Юрий Андреевич сделает доклад и развенчаем мы этого выскочку и жулика от науки. Надо сказать, что перед этим событием Юрий женился на Светлане Сталиной. Ну, и я был уверен, что дома в семейном кругу он обговорит наш замысел и с тестем и с отцом. Юрий сделал прекрасный доклад — камня на камне не оставил от лжеученого Лысенко. Но тот был очень хитер, оказывается, присутствовал на нашем совещании. Он не был членом партии, его кто—то из дружков провел в зал. Ну, как услышал, о чем идет разговор, тут же побежал к своему лучшему другу Хрущеву, а тот к Сталину. А Сталин, кроме Хрущева, знатоков в сельском хозяйстве не признавал. Как услышал, что произошло, немедленно собрал Политбюро по одному вопросу, который сам же и задал:

— Кто разрешал проводить совещание идеологических работников без разрешения ЦК? Кто позволил громить Лысенко?

Все молчали. Сталин посмотрел на Андрея Александровича Жданова, тот пожал плечами: «ничего не знал об этом». Посмотрел на Суслова. Тот буквально онемел, только головой замотал. Ну, вижу, все высшие мои руководители спасовали, встал и громко так получилось, голос у меня такой:

— Я разрешил, товарищ Сталин.

Сталин подошел ко мне вплотную, впился в меня глазами:

— А вы знаете, что на Лысенко держится все сельское хозяйство?

— Товарищ Сталин, вас неправильно проинформировали. Лысенко не внес никакого вклада в науку. По его теории ни одного нового сорта не вывели. Накажите меня, но пора в этом разобраться. Крупнейших ученых Лысенко превратил в идеологических врагов—морганистов. — Сталин смотрел на меня, как кобра, не мигая. Он был поражен такой непокорностью. А я тоже растерялся надо же понимать, что в то время означал гнев Сталина! От растерянности и не выдержав взгляда Сталина, я сел. Тишина и до того была гробовая. А тут будто эту тишину переключили на более напряженную волну. Сталин повернулся и стал ходить по кабинету. Все молчали. И он молчал томительно долго. Потом значительно произнес:

— Без ведома ЦК собирать всесоюзное совещание нельзя. Предлагаю создать комиссию под председательством Маленкова, членами Хрущева, Суслова. Помолчал, добавил: Жданова. Еще дольше помолчал, походил и вдруг изрек: И Шепилова. Надо разобраться, провести специальную сессию академии сельхознаук. И поддержать Лысенко.

Комиссия не собиралась ни разу. Меня не вызывали и не приглашали. Пошли репрессии против ученых. Вавилова сначала сослали, потом уничтожили. Лысенко стал президентом ВАСХНИЛ. Меня освободили от занимаемой должности. Я ждал ареста два месяца. И вдруг однажды, когда я был по приглашению композитора Соловьева—Седова на премьере его оперетты «Самая заветная», меня вызвал из ложи к телефону Поскребышев.

— Позвоните немедленно по телефону номер… Я знаю, что у вас там нет кремлевки. Я набрал указанный городской номер и тут же услышал голос Сталина. Я сказал:

— Товарищ Сталин, это Шепилов.

— Где вы?

— Я в театре оперетты, — как—то неловко было в этом признаваться — после такого разноса, и вдруг в легкомысленной оперетке. Но Сталин, как—будто ничего не было раньше, очень просто спросил:

— Что—нибудь интересное? Не жалко будет оставить театр? Приезжайте ко мне на ближнюю дачу. Надо поговорить.

Я немедленно помчался на его дачу в Кунцеве. Встретил он меня очень радушно. Проговорили два часа. Суть разговора заключалась в том, что Сталин понял: у нас неблагополучно в народном хозяйстве потому, что нет основ экономической науки. Люди не знают, как правильно вести хозяйство.

— Надо написать срочно учебник по политэкономии, не агитку, а настоящее руководство к действию. Это поручается вам. Возьмите себе в помощь ученых, кого посчитаете нужным.

Он тут же изложил мне, и очень компетентно, некоторые вопросы, которые надо объяснить в учебнике. При этом цитировал Ленина, подходил к шкафу, брал книги, не искал, а сразу открывал нужные страницы. Видно, глубоко продумал это поручение.