Прощание с первой красавицей - Диана Бош

— Девушка, вы куда? — схватила ее за руку официантка с тщательно замазанным синяком под глазом.

— Миленькая, помоги! Муж думает, что я у мамы, сейчас застанет меня здесь, скандал будет… Совсем озверел, никуда одну не выпускает!

Объяснение нашло отклик в душе девушки.

— Бедная, ты бедная, — покачала она головой. — Пойдем, выведу. Сама от такого изверга страдаю.

И она провела Вику через кухню, выпустив ее с черного хода.

Через час с небольшим снимки, аккуратно сложенные в большой коричневый конверт, попали на стол к Виктору Правдину. Несколько улыбок, милый щебет с охранником — и все получилось по высшему классу.

«Хочешь проходить сквозь двери к великим мира сего — не брезгуй дружбой с персоналом», — самодовольно подумала Вика, выходя из здания администрации города.

В приподнятом настроении она влетела в редакцию и едва не споткнулась о Танечку, секретаршу главного редактора.

— О, здрасте, здрасте, — насмешливо глядя на Вику, сказала та, — лучше поздно, чем никогда. А мы вас обыскались уже. Сразу пожалуете к Соломоновичу или сначала пену и мыло с себя сотрете?

— Ты раньше не в конюшне секретаршей работала? — парировала Вика, с презрением взглянув на Таню и открывая дверь в кабинет Скворца.

С ним у Вики были давние дружеские отношения, иногда подкреплявшиеся быстрым сексом в обеденный перерыв. Сейчас Вика очень рассчитывала на его поддержку и доброе слово, замолвленное перед главным.

Танечка хмыкнула, передернув плечами, и пошла по коридору, позвякивая стоявшими на маленьком подносе чашками.

Увы, заступничество Скворца не помогло: выговор Вике все равно объявили.

Глава 20

Я отодвинула от себя ноутбук и потерла уставшие от долгого чтения глаза. Признаться, теперь я чувствовала себя еще более запутавшейся — Леся, Павел, Вася… Ну, сняла она Лесю с Павлом, так это не преступление. Ну, пагода в подарок, которая стала причиной смерти какой-то неизвестной девушки. Кто ж верит в «ясновидение» цыганки? Совпадение, да и только.

И зачем было так тщательно прятать файл? Ладно, допустим, от чужих глаз. А Яковлеву зачем понадобилось сбрасывать Викин дневник на диск? И время же специально потратил, в чужой компьютер без спроса влез, не поленился. Не сама же Вика позволила ему в своем компе файлы шерстить!

Я заглянула в детскую комнату. Игрушки были раскиданы повсюду, а Андрюша сидел на мягком надувном кресле и смотрел мультики. Увидев меня, сразу вскочил и бросился ко мне:

— Мама, пойдем гулять? Я на площадку хочу, меня там Артем ждет.

— Хорошо, только подожди чуть-чуть, у меня еще есть дела.

— Но мама! Он же уйдет!

Я тяжело вздохнула. Самое мое нелюбимое занятие — торчать на детской площадке во время прогулки сына. Когда Андрюша был маленький, я увозила коляску подальше от шума и городской суеты, гуляя с ним в парках и скверах. Мы разглядывали птичек и цветы, красивые дома и скульптуры… А теперь мальчик подрос, его тянет к сверстникам, и мне приходится скучать, выслушивая соседские сплетни. Иногда, правда, с собеседницами везло, мы находили общие темы для беседы, и тогда время пролетало приятно и быстро. Но чаще я была вынуждена только из вежливости поддерживать разговор. Попытки же уединиться, отсев от всех подальше, как правило, успехом не увенчивались, минут через пять-семь кто-нибудь обязательно присоединялся ко мне, искренне считая, что я скучаю и меня надо развлечь. А мне, признаться, редко бывает скучно наедине с собой.

Собираясь на прогулку, я по-прежнему пыталась понять, что же все-таки произошло и, грубо говоря, во что я вляпалась. Внезапно вспомнила, что так и остался неясным вопрос, почему капитан Ефимов назвал Шурика, Викиного сожителя, ее мужем. Если это была оговорка, то довольно странная для служителя закона, у них, как правило, все четко: не расписаны мужчина и женщина, значит, сожители. Хоть всю жизнь проживи и детей в гражданском браке вырасти.

Моя фотография с Зиной Кочергиной по-прежнему лежала на столе, и я едва не подпрыгнула от восторга. Вот кто может мне помочь!

Схватив телефон, нашла в записной книжке нужный номер.

— Аллеу? — томно произнесла Зинаида, явно подражая какой-то телезвезде.

— Зинульчик, привет! — радостно заорала я. — Как дела, как дети, не болеют?

— Привет, Динка! — завопила в ответ бывшая одноклассница, вмиг растеряв всю свою томность. — Куда ты пропала? Сто лет тебя не видела, не слышала! Хоть бы зашла когда, проведала многодетную мамашу, посмотрела на наше житье-бытье.

— Зайду как-нибудь, — пообещала я. — Как твой младший?

— Зубы режутся, всю ночь нам спать не давал, — тоскливо произнесла Зинка и вздохнула. — Наверное, и сегодня спать не будем.

— Как я тебе сочувствую! Сами не так давно мучились. Гелем десны ему мажешь?

— Мажу, но помогает ненадолго, потом опять все заново начинается, — заскулила Зина.

— Слушай, у меня свечки в холодильнике есть, с последнего прорезывания Андрюшкиных зубов остались. И температуру, если поднимается, снимут, и боль облегчат, и снотворный эффект у них. Приходи, возьмешь!

— Динка, ты мой спаситель! Спасибо, дружище, уже бегу!

— Зинуля, стоп! — я испугалась, что она сейчас бросит трубку. — У меня к тебе просьба.

— Давай! — с готовностью согласилась приятельница.

— Твоя сестра Вера еще работает в адресном бюро?

— Да. А что, адрес какой нужно узнать?

— Зина, не в службу, а в дружбу. Все, что у них есть: адрес, где женился, где крестился, кто мама, кто папа и прочие немаловажные детали. Поподробнее, хорошо?

— Ладно, попробую. Хотя Верка последнее время такая противная стала, не знаешь иногда, на какой козе к ней подъехать. — Зинаида тяжко вздохнула. — Но что ж делать, говори фамилию.

— Ерохин Александр Викторович, год рождения не знаю, лейтенант ФСБ.

Зина присвистнула:

— Ну, ты даешь! Не знаю, уговорю ли ее, это ж скорее всего закрытая информация. Боюсь, Верка упрется.

— Постарайся! Жду.

Минут через пятнадцать раздался звонок.

— Записывай, подруга, — мрачно сказала Зина, — свечки твои я по полной программе отработала. Наслушалась от сестрицы… Живет, как сыч, одна, ни детей у нее, ни плетей, а все знает! И как с мужем разговаривать, и как детей воспитывать, и как в квартире убирать… А я, конечно, все неправильно делаю. Ладно, пиши. Отец — Ерохин Виктор Константинович, инженер; мать — Ерохина Алевтина Савельевна, в девичестве Бобина, педагог.

Я сразу напряглась. Иван! Его фамилия была Бобин!

— Зиночка, цыпочка, котеночек, с меня шоколадка. Нет, две! Нет — большой набор ассорти! Не в службу, а в дружбу, узнай, был ли у Алевтины Савельевны Бобиной брат Макар Савельевич. А у того должен быть сын Иван.

Сначала в трубке воцарилась тишина. Затем Зинка засопела, видимо, раздумывая, стоит ли соглашаться, и наконец, произнесла:

— Жди, позвоню.

Я в волнении закружила по комнате. Признаться, такого поворота событий я никак не ожидала. Когда Любимцева высказала предположение, что с Шуриком не все чисто, я восприняла слова Людмилы как причуду. Мол, фантазерка она. Получается же, что у нее отличная интуиция, а я — шляпа.

Если сейчас информация подтвердится, то тогда Иван и Шурик — двоюродные братья. К тому моменту, когда мы с Иваном познакомились, у него уже не было ни отца, ни матери, но оставались родственники — двоюродный младший брат, которого он любил и к которому относился с неистощимой нежностью, и тетка, сестра отца. И на момент нашей совместной жизни с Иваном брат как раз учился в академии ФСБ, только мне ни разу не довелось с ним увидеться.

Значит, если Шурик — брат Ивана, то квартира по закону должна была принадлежать ему, если бы не женитьба Ваньки на Вике. То есть получается так: Вика — владелица квартиры, которая могла бы перейти по наследству к Шурику…

Звонок телефона оторвал меня от размышлений:

— Узнала. Алевтина Савельевна и Макар Савельевич — брат и сестра. Бобин имел единственного сына, Ивана Макаровича, трагически погибшего… — Зина вдруг потрясенно замолчала, а потом осторожно спросила: — Динка, это что, твой Иван, с которым ты когда-то жила?

— Да. Давай приезжай за лекарством скорее, а то мы с Андрюшей на прогулку собираемся. Впрочем, если не застанешь, звони на сотовый и жди у подъезда, мы сразу подойдем.

— Уже бегу, — ответила Зина и бросила трубку.

После того что я узнала, прочитать оставшиеся страницы дневника мне захотелось с удвоенной силой, и я закачала файл в телефон. Надеюсь, рядом не окажется слишком говорливой мамаши, которая будет считать, что информация о ней и ее ребенке для меня более ценная, чем та, которую я читаю.

Зина прилетела, едва мы вышли на улицу. Пришлось подняться за лекарством, несмотря на протестующие вопли сына. Ну не могу я его оставить одного, даже под присмотром соседок!