Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Господа, я вам велела кланяться отцу.
Ах да, ну конечно, теперь сыновья ему кланяются, молодой барон делает это небрежно, лишь бы матушка отстала, а вот средний старается быть галантным. Баронесса, держа младенца на руках, делает глубокий книксен, а потом снова говорит:
- Руку теперь целовать! Забыли, что ли?
Старший Карл Георг идёт первым и чмокает отцу руку – так же небрежно, как и кланялся. Потом Волков протягивает руку второму сыну, и этот опять старается. После него наступает очередь и их матери, и она, не выпуская из рук младенца, тоже лобзает длань супругу и господина. Нет, эта торжественная встреча не его затея, это всё придумывает баронесса, это она приучает детей к почитанию отца, кормильца и защитника, она говорила Волкову, что сама так же встречала деда в детстве, а потом и своего отца, если он ездил на войну или отлучался надолго по делам. И барон был согласен с этими старыми ритуалами. Они нужны. Это уважение. Дети с младых ногтей должны знать, что именно их отец добывает им пропитание, что благодаря его мечу у них есть надел для кормления, что именно отец и есть их «Дом», их «Фамилия», их «Герб» и их «Судья». Пусть усвоят это с детства, чтобы, повзрослев, даже не думали ему перечить. Да, эти старинные ритуалы любой нормальной семье необходимы, тут он с баронессой полностью согласен. Пусть сыновья уважают отца с детства.
Глава 22
После он встаёт и забирает у жены младенца, а баронесса в хорошем платье с кружевами стоит рядом счастливая. Да, счастливая. Она молодец, истинная жена, Богом данная. Рожает сыновей одного за другим, это третий уже, и все здоровые, сильные, крупные мальчики, первые два ещё и крепки духом.
- Видите, как на вас похож? – говорит Элеонора Августа мужу.
Волков ничего такого не видит – что там в младенце на него может похожим быть? – и интересуется, разглядывая безмятежное чело младенца:
- Не болеет чадо?
- Не более первых, - сразу отзывается жена. И добавляет, как бы спохватившись: – Да что там, менее. И покушать большой любитель, кормилицу всю до капли высасывает, ест, спит и не кричит почти.
- Храни его Господь! – говорит отец.
А мать и монахиня крестятся, стоя радом. Потом мать Амелия у него ребенка забирает, и он снова садится в своё кресло, а супруга и интересуется:
- Мария, кажется, велела свинью резать, вы, господин моего сердца, никак обед затеваете?
- Да, придут офицеры, - отвечает Волков.
- Господа офицеры? – кажется, баронесса недоумевает, зачем они сегодня нужны супругу.
- Собираю совет, хочу понять, что делать надобно, – отвечает ей Волков, а сам смотрит на жену: чего же вам тут неясно?
- Вот нужен он вам, этот совет, - вдруг говорит Элеонора Августа с недовольством, - с дороги только что, по вам видно, что устали, вон лицо бледное, отдохнули бы недельку. Выспались бы хоть.
И что-то неприятное было во всей её речи… Нет, не забота, а словно упрёком она его уколола. Как будто осадить хотела. Мол, зачем вы всё это начинаете? И тут уже барон не выдержал и задал ей вопрос, который изводил его от самого дома госпожи Ланге:
- Отчего графиня у нас не осталась?
И тогда баронесса уставилась на мужа уже без всякой почтительности, стала смотреть с вызовом. Но только смотреть, ничего при том не говоря. И тогда он снова повторяет свой вопрос, но уже повышая тон:
- Я спросил вас, госпожа моя, отчего графиня уехала, почему меня не дождалась?
И сказано это было ещё не громко, но холод в словах был такой, что оба его сына, вертевшиеся возле отца, замерли и стали глядеть на мать, а слуги, вытиравшие стол перед тем как расстелить скатерть, постарались быстрее убраться из столовой.
И жена ему отвечает тем самым тоном, который он так в ней не любил, она почти фыркает ему:
- Спесива больно! Вот и уехала.
- Спесива? – Волков холоден.
- Так разве нет?! – восклицает жена; она, кажется, чувствует свою вину, а ещё чувствует, что муж будет на стороне своей сестрицы. – Заносчива графиня больно. Вот и не стала у нас жить, а я её не гнала, сама укатила.
- Говорите, что было промеж вас! – просто «сама укатила», его не устраивает. Генерал требует у супруги подробностей. – Отвечайте, отчего графиня с графом сбежали из моего дома. Почему им не был дан приют? Или вы не знаете, что граф наш родственник? Что у вас с нею было? Отвечайте! Немедленно!
- Ничего не было! – тут в голосе жены послались слёзы. То слёзы бабьих обид, это был её обычный ход – едва барон от неё требовал чего-то или не учитывал её пожеланий, так она начинала плакать. Плакать, жаловаться на женскую долю, на нелюбовь мужа… И она почти кричит ему, кричит с обидой: – Я принята её как родную!
- Не смейте рыдать, - продолжает Волков, холодно глядя на жену, - то всё пустое, отвечайте, почему графиня уехала из моего дома.
Он глядит зло на монахиню, которая так и не ушла, стоит тут рядом, держа младенца на руках, и, конечно же, всем своим видом поддерживает баронессу.
- Потому что она зла! – едва не кричит та. И потом её словно прорывает, и она начинает сыпать словами, пропитанными обидой, как будто кричит вслед уехавшей графине. – Приехала сюда, заносчивая, со слугами и солдатами, и слуг её ей всех размести, и платья ей постирай, одних сундуков пять штук! И ей с графом покои найди не душные. Не душные! А где летом у нас
