Сталин и «русский вопрос» в политической истории Советского Союза. 1931–1953 гг. - Владимир Кузнечевский

Центральный Комитет партии принял свое решение. Но, товарищи, пусть каждый из нас соображает, анализирует, как его лучше выполнить, как лучше исправить ошибки. Нам нужно, чтобы каждый коммунист сделал правильные выводы из этого правильного решения, которое принято Центральным Комитетом в интересах партии, которое еще больше укрепляет Ленинградскую партийную организацию и партию в целом. (Аплодисменты.)

Пересматривая дела об исключенных из партии, надо эту работу проводить вдумчиво, чтобы принять правильное решение и восстановить тех, кто этого достоин. Приведу такой пример. В связи с ленинградским делом снят с работы и осужден Куприянов – бывший секретарь ЦК Карело-Финской республики. Узнав, что его арестовали по ленинградскому делу, я сказал т. Руденко: «Прошу пересмотреть дело Куприянова». Он через несколько дней говорит: «Надо подумать». – «Что же тут думать, – спрашиваю, – мне хорошо известно, что он арестован по ленинградскому делу». – «Верно, – говорит т. Руденко, – по ленинградскому делу, но он в лагере снюхался с преступниками, с белогвардейцами, он разговаривает там языком бандитов, белогвардейцев». Тов. Руденко правильно ставит вопрос. Если он быстро пошел на сговор с белогвардейцами, нашел общий язык с классовым врагом, то у него нутро гнилое. Его давно надо бы из ленинградского «дела» исключить, гнилой человек оказался. А разве других Куприяновых нет? Есть. И у вас они есть. Поэтому, товарищи, будьте осторожны. Большая ответственность лежит на всех нас.

Наша партия добилась больших побед, руководствуясь учением марксизма-ленинизма. Но нельзя успокаиваться, надо повышать ответственность всех коммунистов в борьбе за новые успехи в коммунистическом строительстве. Меня спрашивают, когда мы перестанем рассматривать анонимные письма. Мы их мало рассматриваем. Но другой раз на сотню анонимных писем бывает заявление, которое помогает разоблачать преступления. Бывает так, что у человека не хватает духа подписаться. Он воюет с безобразиями, напишет анонимное письмо, а вы формально, только на том основании, что оно не подписано, отбросите, а завтра выяснится, что это был серьезный сигнал для партии и государства. Надо с умом подходить. Нельзя допускать, чтобы по клеветническим, непроверенным письмам обвиняли честных работников. Я думаю, что коммунисты, которые не формально подходят, разберутся, где наносное, а где зерно правды.

Спрашивают: почему до настоящего времени органы МВД еще не на все участки, не ко всем делам допускают прокурора? Это неверно. Сейчас прокурор имеет право и должен контролировать все дела. Центральный Комитет партии придает большое значение укреплению советской законности и поднимает роль прокуратуры.

Товарищ спрашивает: как расценивать поступки коммунистов Попкова, Вознесенского и других, которые подписали вымышленные сфальсифицированные документы. Не является ли это малодушием? Об этом, товарищи, сейчас нам трудно судить. Вы слышали то, что говорил прокурор. Условия были адские, и, может быть, человек был доведен до такого состояния, что думал, пусть лучше расстреляют, поэтому и наговорил на себя. Конечно, с точки зрения партийной морали они поступили неправильно. Есть и стойкие коммунисты. Возьмите, например, Кедрова. Вы читали обвинительное заключение. Старый большевик, член партии с 1903 года. Как его ни били, расстреляли его, но он ложных показаний на себя не дал. Но такой характер, как Кедров, не каждый имеет.

Спрашивают: когда будет объявлено решение о Сталинских премиях? На это дам самый мудрый ответ: когда все будет готово, тогда и будет объявлено.

Есть записка, в которой товарищ предлагает разобраться в делах 1937–38 гг., когда происходило избиение кадров. Недавно ЦК создал комиссию для рассмотрения этих дел. Мы знаем, что в те годы пострадали некоторые работники незаслуженно и есть люди, которые достойны, чтобы их дела пересмотрели. Комиссия рассмотрит. Но это большая и сложная работа. Некоторых лиц уже освободили. Месяц тому назад освободили Снегова, члена партии с 1917 г., который работал заворгом Мариупольского окружкома. Он просидел 16 лет. Он прислал в ЦК письмо, просил у меня приема, и я беседовал с ним. Он мне рассказывал, что его судили пять раз. Он вынужден был дать на себя показания во вредительстве. Он признался, что написал вредительскую книжку. Я, говорит, это сделал для того, чтобы скорее мое дело попало в суд. Когда предъявили в суде обвинение на основании его признаний, он обратился к судьям и сказал: возьмите эту книжку и прочтите, я за каждую букву и запятую ручаюсь. После этого решили передать дело на доследование и так передавали на доследование пять раз. Осудили его напрасно. Видимо, не один Снегов такой, есть и другие.

Есть такая записка: «Серов долгое время работал вместе с Берия, Кобуловым и другими, неужто он не знал, как коммунист, о всех этих методах, а если не знал, то как же это он не знал». Если товарищ написал, значит, над этим вопросом задумываются. Центральный Комитет партии верит т. Серову, и поэтому его назначили на такой ответственный пост. Что Серов знал и чего он не знал, я отвечать за Серова не буду. Но у нас нет никаких данных к тому, чтобы не доверять т. Серову. Нельзя придерживаться такого принципа, что если человек работал в органах МВД во времена Берия и Абакумова, значит, ему уже нельзя доверять. Это как раз то, что вы сегодня в своих выступлениях осуждали, что осуждает наша партия. Как же можно так подходить к людям? Ведь если так рассуждать, значит, можно прийти к полному абсурду и говорить, что Хрущеву, Маленкову, Молотову, Булганину тоже нельзя верить, потому что мы работали с Берия много лет. Судить о людях по такому принципу – это значит скатиться на весьма вредный и опасный путь, который вы справедливо осуждаете в своих выступлениях и за что вы критиковали руководителей Ленинградской организации.

Должен сказать, что мы решили в Президиуме ЦК партии созвать совещание работников МГБ и на этом совещании хорошенько поговорить об улучшении работы. Я считаю, что сейчас очень ответственный политический момент, и такое неуважительное отношение к органам нашей разведки не способствует улучшению их работы, а, наоборот, расстраивает работу этих органов. А кому это выгодно? Это выгодно только нашим врагам, всем разведкам, кроме нашей. Дезориентировать разведку Советского Союза – это значит облегчить работу разведки вражеских стран, ослаблять работу нашей советской разведки. Мы не можем допускать такого нетерпимого положения. Поэтому надо наводить необходимый порядок в этом деле. Такой порядок мы наведем. Но надо помнить, что органы нашей разведки необходимо хорошенько поддержать, чтобы советская разведка работала лучше, чтобы она с большей энергией действовала против врагов нашего государства, чтобы советские люди знали, что нам не грозит то, что в работе нашей разведки будут провалы. Поэтому, товарищи, мы поддерживаем и будем поддерживать нашу советскую разведку и органы государственной безопасности, будем доверять им и постоянно их укреплять и всем это советуем делать. Кому не доверяете – снимайте, но раз назначили человека на ответственный пост, то поддержите его, помогайте ему, не дергайте, дайте спокойно, с пользой для дела, работать. Тогда будет польза. Работа с кадрами, с людьми – это очень серьезный вопрос, в котором нельзя допускать перегибов.

О прокуратуре также многие пишут, почему такая жалкая роль была у нашего генерального прокурора. Спрашивают об их беспомощности в обсуждаемом деле. Законный вопрос. Надо знать обстановку, которая была в то время. Тов. Руденко говорил здесь, что Абакумов (тов. Руденко не назвал свою фамилию – это он заходил в камеру к Абакумову) сказал, что кто-кто, а он-то, то есть Абакумов, знает, что прокурор не имеет права заходить в камеру к преступнику, потому что он, когда был министром, сам категорически не допускал этого. Почему? Вот я спрошу у сидящих здесь секретарей райкомов. Вы слушали на заседаниях райкомов партии отчеты начальника районного отделения МГБ? Отчитывался ли он перед райкомом? (Голоса с мест: «Никогда».) Вот в том-то и дело. МГБ в результате интриг Берия и его сообщников и, я бы сказал, в силу ненормальных условий, которые были в то время в работе ЦК, стало не только бесконтрольным, а МГБ стало вроде какого-то контроля над партией. В этом трагедия.

Я помню, когда работал на Украине, там после войны в западных областях буквально была война с остатками вражеских войск и буржуазно-националистическими бандами. Там не просто враги из-за угла стреляли, там они первое время были с пулеметами и артиллерией. Начальники районных отделений МГБ, конечно не без ведома своего руководства, говорили так – мы в райкомы о положении на местах не будем докладывать, потому что они наши секреты из райкомов передают или могут передать бандитам. И на этом основании перестали давать секретарям райкомов доклады о положении дел в данном районе, о действиях вражеских банд. Когда мне рассказали об этом, я тогда сказал – антипартийное дело. Ведь в 1937 году состоялось решение ЦК партии, в котором было осуждено, когда чекистский аппарат был поставлен над партией. Почему же сейчас происходят такие явления? Мои замечания незамедлительно стали известны Абакумову. И тот сразу же стал звонить всем секретарям. Позвонил он и мне – мол, извиняюсь за тех дураков, которые допускают такие беспорядки. Он видит, что его на этом деле с поличным поймали, и начал вывертываться. Вывертываться на словах, а по существу продолжал ту же антипартийную линию. Так что прокурор в таких условиях ничего не значил, прокурор не мог вмешиваться в дела, он был отстранен от выполнения своих обязанностей. Поэтому вот в результате таких грубых нарушений и получились подобные безобразия и беззакония.