Сиятельный - Павел Корнев

Кто-то что-то искал. Искал и приглушенно ругался себе под нос.

– Драть! Драть! Драть! – бухтел некто, переворачивая комнату вверх дном.

А я просто лежал на кровати с закрытыми глазами и ждал, когда сгинет порожденный моим беспокойным воображением морок.

Оцепенение скинул пронзительный гудок клаксона.

Я приподнялся на одном локте, но ставни были закрыты и в спальне сгустились непроглядные тени. Не виднелось ни единого проблеска света: не проникали лучи в щель под дверью, не светились усеявшие предплечья алые бубоны.

Последнее даже радовало, но…

Но в комнате по-прежнему кто-то был.

Чиркнув длинной спичкой по боковине коробка, я зажег газовый рожок и сощурился, дожидаясь, пока привыкнут к свету глаза. А потом не удержался и выругался:

– Будь я проклят! Только не ты!

В ответ послышалось бульканье, словно некто приложился к горлышку и влил в себя пару глотков вина.

Впрочем, никаких «словно» – так оно все и было на самом деле.

На подоконнике сидел беловолосый лепрекон в смятом гармошкой цилиндре, распахнутом на груди зеленом камзоле и слишком маленьких башмаках, из обрезанных носов которых торчали толстые пальцы с неровно обгрызенными ногтями. За широкий кожаный ремень с медной пряжкой был заткнут немалых размеров кухонный нож.

Красноглазый коротышка-альбинос – а рост незваного гостя не дотягивал даже до метра – оторвался от опустевшей бутылки, рыгнул и вдруг спросил:

– Где нормальное пойло, Лео? Ром, виски, водка, коньяк? Ты уже большой мальчик, большие мальчики не пьют эту сладкую водичку!

– Сгинь! – потребовал я, откинулся на подушку и зажмурился, прогоняя выбравшееся на волю воспоминание.

Голова раскалывалась, как если б я сам, а не лепрекон вылакал все купленное Елизаветой-Марией вино и теперь маялся от жуткого похмелья.

– Поцелуй меня в зад! – отозвался коротышка, предусмотрительно спрыгнув с подоконника, на котором представлял собой слишком хорошую мишень.

Но я кидаться в него подушками не стал, вместо этого сделал несколько глубоких вздохов и попытался выкинуть безумное видение из головы. И мне это почти удалось, но тут раздался стук в дверь и послышался голос Елизаветы-Марии.

– Лео, открывай! – позвала она. – За тобой приехали!

Прежде чем я успел подняться на ноги и отпереть дверь, возле нее оказался выбравшийся из-под стола лепрекон. Он отодвинув засов и проворно отступил в тень, а когда в спальню прошла Елизавета-Мария, со всего маху шлепнул ее пониже спины и под пронзительный девичий визг стремительно выскочил в коридор.

– Драть! Вот это зад! – донесся до нас его раскатистый смех.

– Что это было?! – зарычала на меня взбешенная Елизавета-Мария.

– А на что это было похоже?

– На седого лепрекона, который распускает руки!

Я лишь вздохнул и принялся натягивать брюки.

– Лео! – повысила голос девушка. – Что это было?

– Ночной кошмар, – ответил я, застегивая пуговицы сорочки.

– С каких это пор твои кошмары отвешивают мне шлепки? – нахмурилась Елизавета-Мария, но сразу улыбнулась: – Лео, неужели это твое тайное желание?

– Скорее, твой тайный страх.

– Вздор! Можешь шлепать меня сколько вздумается, если пожелаешь!

– Не это, – досадливо мотнул я головой, – тебя страшит потеря контроля. Подумай об этом на досуге. И запирай ящики с вином, в доме завелись вредители.

Елизавета-Мария смерила меня оценивающим взглядом, но ничего не сказала, лишь распахнула окно, стремясь выветрить запах застарелого перегара.

– Зачем ты понадобился на работе в такую рань? – спросила девушка, выглянув на улицу.

И в самом деле: еще только-только светало, багряный шар солнца лишь самым краешком выглядывал из туманной пелены на горизонте. Часов пять-шесть, не больше.

Посмотрел на хронометр – так и есть.

– Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – пробормотал я, нисколько не сомневаясь, что вызов связан с обнаруженным мной вчера убежищем грабителей.

Либо сыщикам удалось выйти на след налетчиков и понадобилось уточнить показания, либо старший инспектор Моран решил намылить мне шею за самодеятельность. В то, что руководство воспылало желанием вынести благодарность, не верилось совершенно.

– Позволь! – Елизавета-Мария поправила небрежно повязанный шейный платок, затем мило улыбнулась и предупредила: – Держи свои страхи при себе, Лео. Иначе поотрываю им руки!

– Сначала поймай, – хмыкнул я, заменил стреляный патрон в кассете «Цербера» новым и убрал пистолет в боковой карман пиджака.

Затем выдвинул нижний ящик комода и достал оттуда замотанный в полотенце «Рот-Штейр», свой собственный, не табельный. Заколебался на миг, брать ли его с собой, но вспомнил о китайцах и решил, что лишний ствол точно не помешает.

Но вообще – чем раньше навещу господина Чана и уверю старого выжигу, что в скором времени долги будут возвращены, тем мне же лучше. Заодно напомню, что некоторая расплывчатость формулировок заключенного нами соглашения не позволяет ему в одностороннем порядке настаивать на немедленном возврате всей суммы долга и стоит проявить терпение.

Думаю, мы придем к соглашению. Если я чему-то за свою жизнь и научился, так это находить общий язык с ростовщиками.

В прихожей я прихватил котелок, вышел под хмурое-хмурое небо, сплошь затянутое облаками, и привычным движением нацепил на нос темные очки. Затем отпер калитку, шагнул на улицу и замер как вкопанный под прицелом сразу трех автоматических карабинов Мадсена – Бьярнова.

– Руки за голову! – скомандовал рыжеусый детектив-сержант, тот самый, что вручил мне вчера протоколы расследования. – На колени!

Иногда требуется выполнять распоряжения без промедления и лишних вопросов. Просто сделать то, что велят, и уже потом пытаться прояснить ситуацию.

И сейчас был именно такой случай. Когда пальцы трех констеблей дрожат на спусковых крючках, не стоит качать права и требовать объяснений; у кого-нибудь могут просто не выдержать нервы.

Поэтому я опустился на колени и положил ладони на затылок.

Медленно и молча.

Детектив-сержант тут же оказался за спиной, он сноровисто выкрутил мне сначала одну руку, затем другую и сковал запястья наручниками, потом начал охлопывать карманы.

– Что происходит? – заикнулся было я, но сыщик лишь шикнул в ответ, ловко вытягивая из кобуры «Рот-Штейр».

Стало страшно; слишком уж напряжены были констебли. Я просто чувствовал, как звенят их нервы, как чешутся руки открыть стрельбу при малейшем неповиновении.

И это пугало. Пугало своей неправильностью.

Какая напасть должна была приключиться, что они смотрят меня как на врага?

Чушь какая-то…

В этот момент из-за самоходной коляски вышел лепрекон. Почесывая шею, он отвернулся к заднему колесу броневика и принялся мочиться на него, деловито, спокойно и без всякой спешки. Но когда ближайший констебль оглянулся, коротышка уже скрылся в кустах, лишь растекалась по земле желтая лужица.

– Собаки… – неуверенно нахмурился полицейский.

Детектив-сержант тем временем избавил меня от ножа, «Цербера», зажигалки, бумажника и часов, затем отступил на шаг назад и скомандовал:

– Подымайся, – и сразу предупредил: – Медленно!

Я качнулся вперед, встал на ноги и оглянулся:

– Объясните?

Не тут-то было! Детектив-сержант попросту толкнул меня к броневику. Пришлось лезть в кузов с зарешеченными окошками; бронированную дверь немедленно захлопнули, лязгнул замок.

Проклятье! Да что такое стряслось?

Отвезли меня прямиком в Ньютон-Маркт, но выпустили из кузова не на улице и даже не в обычном гараже, а в помещении для арестантов. И ладно бы просто выпустили, так нет – под прицелом винтовок сковали ноги кандалами и соединили их стальной цепочкой с наручниками.

Обычно такое проделывали только с особо опасными рецидивистами и малефиками, поэтому спина враз взмокла от пота, но справиться с паникой оказалось на удивление легко.

Никто даже не попытался задержать Елизавету-Марию, а значит, о суккубе просто не знали, и что бы мне ни собирались поставить в вину, связь с инфернальным созданием не имела к этому никакого отношения. Выходит, дело не в смерти инспектора Уайта…

Так успокаивал я себя, звеня кандалами, которые заставляли семенить, будто китайская наложница перед бессмертным императором. По Ньютон-Маркту меня конвоировали трое сыщиков в штатском с револьверами на изготовку и детектив-сержант, шагавший впереди. Брели мы какими-то пустыми переходами и непонятными коридорами, но когда очутились перед знакомой дверью Третьего департамента, я этому обстоятельству нисколько не удивился.

Неприятным сюрпризом стал тот факт, что от кандалов меня не освободили даже в помещении для допросов. Более того – ноги дополнительно пристегнули к вмурованным в пол кольцам, наручники – к железным петлям стола.