Любовь к человеку-ветру - Светлана Демидова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр Григорьевич Павловский запалил еще одну сигарету, потом нервно отбросил ее, положил руки на руль, выехал из-за фуры и направил машину прямиком к игорному залу. Неизвестность всегда хуже всего.
Менты удобно расположились в его кабинете. Один из них что-то писал, второй вел переговоры по мобильнику, а третий вместе с Сергеем внимательно рассматривал раззявленный сейф. Павловский, чуть вытянув шею, с порога увидел, что сейф пуст, и у него потемнело в глазах.
– А вот и сам Александр Григорьевич! – радостно провозгласил Сергей и явно освобожденно вздохнул. Раз вернулся босс, значит, с него, Сергея, и взятки гладки.
– Павловский Александр Григорьевич? – прочитал по бумаге капитан милиции, что сидел за столом.
Александр Григорьевич судорожно кивнул, а капитан продолжил:
– Нас вызвали ваши сотрудники по поводу пропажи денег из сейфа. Вы кого-нибудь подозреваете?
– Да… – с трудом произнес Павловский. – Пишите: Марусевич Эльза Геннадьевна.
– Вы так в этом уверены? – удивился капитан.
Павловский был уверен. Больше никто из его команды не решился бы на такой шаг. А Эльзу он унизил. Слишком унизил. И она отомстила! Ищи-свищи ее теперь с такими деньжищами. Она вполне могла уже улететь куда-нибудь на Майами. Были бы деньги, необходимые документы можно оформить в течение часа. Да! За деньги можно все! И этих денег, на которые он так рассчитывал, теперь у него нет. Их тратит сексапильная брюнетка с кошачьими повадками и характером настоящей ведьмы!
– Гражданин Павловский… – Александр Григорьевич услышал обращение к себе, как сквозь воду. Он повернул голову к капитану, и тот повторил: – Гражданин Павловский! Эльзой Марусевич мы непременно займемся. Знакомая личность. Но и к вам у нас накопилась масса претензий. Ваше казино «Опал»…
Александр Григорьевич вздрогнул и на всякий случай переспросил:
– Я не ослышался? Вы сказали, что «Опал» – мое казино?
– Да, именно! Мы уже беседовали с вашим управляющим Равилем Нургалиевым. Так вот он…
Дальше Павловский слушать уже не мог. Он вдруг понял, что все кончено. Все! Равиль сделал то, что обещал: повесил на него свой «Опал»! Но за что? Чем Павловский ему не угодил? Всего лишь не смог найти квартиру для того дембеля. Так еще время есть. Он мог бы и постараться. Хотя… что теперь об этом думать… Все пустое… И сейф пуст, и на сердце пустота… А Маша? Что Маша? Маша никогда не сможет вытащить его из того дерьма, в которое его по самое горло закопал Равиль. Прощай, Маша… единственная женщина, которую он по-настоящему любил…
* * *Маша открыла глаза и снова зажмурилась. Что-то белое чересчур низко надвинулось на нее, а вокруг было до неправдоподобия тихо. Ах, да… Это же больничный потолок… Вон они, три смешные трещинки, исходящие из одного центра. Если посмотреть мельком, покажется, будто на потолке, прямо над Машей, сидит паучок… И плафон лампы, красивый такой, перламутровый, как диковинная морская раковина… Все правильно: она в отдельной палате… Дорогой, конечно же, потому что вокруг все уж очень эстетично. Даже тюль на окне – розовый, и не вульгарного ядовитого оттенка, а такой… с дымкой…
Каждое утро Маша начинала с того, что пыталась сообразить, где находится. Может быть, потому, что не в силах была принять того, что с ней случилось. Отравили… Да, ее отравили, будто в кино, будто в самом пошлом бандитском сериале… Состояние до сих пор отвратительное. На теле гадкая сыпь. Чешется и даже кое-где мокнет. А есть совсем не хочется. Вон ладонь стала какая прозрачная и синяя! Прямо как ощипанное крылышко недокормленного цыпленка…
– Машка! Ты проснулась! Я рад! – В палату ввалился Задворьев, как всегда, с огромным букетом. На этот раз он принес целую охапку нежно-розовых гвоздик с огромными, будто у роз, венчиками.
– Леш, твои цветы уже некуда ставить, – слабо отозвалась Маша и обвела руками палату, все свободные поверхности в которой оказались заставлены вазами и обыкновенными стеклянными банками с самыми разнообразными букетами. – И отец все время сердится, что ему свои поставить некуда!
– Ерунда! Это он не всерьез! Я завтра еще пару банок принесу! И эти сейчас обязательно куда-нибудь пристроим! – отмахнулся он, временно пристроил ворох гвоздик в раковину и слегка приоткрыл кран, чтобы вода лилась на стебли. – Как ты сегодня? Лучше?
– Нормально…
– Все чешешься?
– Чешусь…
– Че врачи говорят?
– Говорят, что перестану… когда-нибудь…
– Ладно, я сам переговорю с врачами. Ишь придумали: когда-нибудь! Пусть конкретное время назовут! Специалисты хреновы! И лекарства, если надо, любые достанем!
Лешка заглянул в холодильник, внимательно оглядел прикроватную тумбочку и заявил:
– Все понятно! Ничего не ешь! Милая моя, так дело не пойдет! Давай-ка съешь хотя бы вот этот йогурт! Ты только посмотри: он с малиной и ежевикой! А если хочешь, я тебе сейчас еще и бутерброд сделаю! В холодильнике и икра, и рыба красная! Знаешь, классные бутерброды у меня выходят!
– Лешь, успокойся! – попыталась остановить его бурную деятельность Маша. – Скоро завтрак принесут… кашу… Я поем… честное слово… А от твоих йогуртов я только еще больше чесаться буду!
– Да? – огорчился Лешка, а потом опять обрадовался: – Каша – это хорошо! Каша – это правильно! В выздоровлении каша – первое дело!
Они замолчали. Лешка смотрел на нее с немым обожанием. Маша сказала:
– Ты обещал рассказать мне…
– Маша, ну зачем тебе расстраиваться? Вот поправишься, тогда и…
– Леша! Я же слышала от врача, что меня отравили…
– Паразит! – рассердился Задворьев. – Ему же строго-настрого запрещено…
– Вы как дети малые, честное слово! – возмутилась Маша. – Отец тоже воркует о чем угодно, только не о том, что со мной случилось! Неужели вы всерьез считаете, будто мне на пользу неизвестность? Да она только томит, а в голову лезут такие мысли, что впору…
– Никаких дурных мыслей в голове не держи, пожалуйста! – тут же перебил ее Задворьев. – Никто тебя травить не собирался! Даже и не думай!
– В общем, так, Леша! – насколько могла решительно произнесла Маша. – Если ты мне сейчас же все не расскажешь, я буду считать, что отравил меня… ты!
– Как…
– А так! Я же помню, что была у тебя…
– Но я-то в то время как раз отсутствовал…
– Ну… ты как-нибудь все хитро подстроил, все предусмотрел, а сам смылся!
– Маш, да ты что! – как ребенок огорчился Лешка. – Откуда я мог знать, что ты все же придешь. Если честно, то я особо не верил в это даже тогда, когда отдал тебе свои ключи. – Он подался к ней всем телом и попросил, заглядывая в глаза: – Скажи лучше, почему ты все-таки пришла?
