В паутине сладкой лжи - Каролина Шевцова

закрыл глаза и постарался отключиться и ни о чем не думать, чтобы в этом вакууме из чувств и эмоций дождаться окончания тряски. И снова не помогло. Я проклинал себя за то, что потащил сюда Тину, лучше было отвезти ее в Париж или скупить последнюю коллекцию Prada. Кристина была без ума от этого бренда, и я по привычке считал его лучшим. А значит подходящим для Алевтины. Еще можно кормить уточек хлебом. Не так зрелищно, зато безопасно.

И только то, что Тина со всей силы прижималось ко мне и беззаботно смеялась, успокаивало нервы: все не зря. С уточками так бы не прокатило.

Наконец раздался какой-то щелчок и, постепенно сбавляя ход, кабинки опустились на землю. Мы сидели молча. Я старался не дышать, не шевелиться, чтобы Тина не опомнилась, и не убрала руки с моей шеи.

— Вы страшный человек, — наконец выдохнула она, отстраняясь.

— Ты даже не догадываешься, насколько, — я машинально коснулся воротника, того места, где еще недавно лежала ее ладонь.

Мы ждали, пока кто-то подойдет, чтобы расстегнуть тугие ремни. Как только сотрудник приблизился к креслам, Тина снова прижалась ко мне, обхватила руками за шею и прошептала, глядя прямо в глаза:

— Еще разок? Пожалуйста!

Иногда я не узнавал ее. Тина подобно циркачке жонглировала масками и примеряла новые образы, так ни разу не повторившись. То она беззаботно смеется, то хмурит лоб, а потом удивляется простым вещам как маленький ребенок и краснеет до кончиков ушей — так мило и так невинно, что хотелось прижать ее покрепче и затискать всласть. Где здесь пряталась настоящая Алевтина — загадка, на которую можно потратить всю жизнь. По крайней мере, я так думал.

— Теперь в торговый центр.

Я приобнял ее за плечи и толкнул в сторону проспекта, где нас ждало такси.

— В торговый? Зачем?

— Куплю тебе сумку, я же обещал.

Она резко затормозила и я, все еще несшийся вперед, чуть не сшиб бедняжку с ног.

— Ты чего? Давай скорее, шопинг может длиться часами, я по Крис знаю, а я еще хочу пригласить тебя на ужин и проводить домой, чтобы ты отдохнула.

— Я не устала. Знаете, давайте вы сами в центр этот…торговый… А мне это не нужно.

— Тина, я что-то не то сделал?

Мимо нас неслись люди, гудели автобусы и машины, на светофоре кричала женщина, зажав телефон плечом.

Я их не слышал. Весь мой мир сократился, сжался до крохотной точки — упрямо сжатого подбородка, решительной линии рта и бездонных, но таких грустных глаз. Запахи, звуки и ощущения безмятежного счастья стерли как куском ластика с бумаги. Лето выключилось, оставив после себя незримую пустоту.

— Хотели купить меня, всего-то делов, — ее голос прозвучал так спокойно, будто в нем больше не было жизни.

— Чушь. Не тебя, а тебе. Сумку.

— Сумку, шубу, телефон, квартиру — какая разница, Андрей. Все покупается и все продается, верно же?

— Верно. — Я не стал спорить. — Все, кроме тебя.

Она дернулась так, будто я ее ударил. Резко и порывисто отпрыгнула от меня на целый метр и ощерилась дикой кошкой. Еще недавно безмятежное лицо пылало гневом. Я понимал, что сказал что-то не то, что я сделал какую-то совершенную глупость, но не знал, как все исправить. Вернуть так, как было.

Когда Тина заговорила, ее голос вновь звучал спокойно, даже отрешенно:

— Вы очень заблуждаетесь, Андрей, и к тому же не разбираетесь в людях.

— Не согласен ни по одному из пунктов.

Я понимал, что снова делаю что-то не то, но уже не мог остановиться.

Приблизился. Протянул руку и осторожно коснулся Тины: поправил выбившийся из хвоста локон, снял с ее плеча и перевесил на себя дурацкую сумку. Непривычная тяжесть тотчас отозвалась в свободной руке, а тонкая тесьма врезалась кожу. Больно не было, вернее было больно, но не там.

Вдох и выдох.

Глаза в глаза.

В голове пронеслось глупое: «Если это и ошибка, то самая лучшая в твоей жизни».

И мысленно согласившись сам с собой, я наклонился, чтобы поцеловать Тину.

С первой секунды меня ошеломил цветочный аромат. Что-то нежное, медово-луговое. Не яркие розы и не навязчивые лилии, нет. Тина пахла ромашками, бузиной, скошенной травой.

Это пьянило покруче виски. Я обхватил ее за талию и притянул ближе, чтобы кожей чувствовать наркотический запах своей женщины.

Поцелуй снес мне голову. Тугой узел напряжения, который я закручивал все недели, перерубило и я ощутил, как адреналин накрыл меня большой волной, разогнал по венам вскипевшую кровь. Мы сплелись языками, жадно и бесстыдно и только тогда я понял, что Тина ответила на поцелуй.

Почувствовал, как она потянула мою рубашку на себя, как острые ногти оцарапали шею, как льнуло и плавилось податливое тело. Тина глухо застонала, полностью отдавшись ласке. Я замедлился. Почувствовал, что подошел к грани, после которой не смогу остановиться. И просто вырывал себя из этого поцелуя.

Наше дыхание сбилось. Ее взгляд, шальной, полубезумный, не с первого раза фокусируется на мне, но когда мы встречаемся глазами, Тина, наконец выдыхает:

— Никогда больше так не делайте.

— Не шути так, — еле слышно попросил в ответ. Уже тогда я знал, Барбара, что ни за что не отпущу Тину.

Она все еще смотрит на меня, но на лице новая маска неестественного, напускного веселья.

— Я никогда не шучу, или вы забыли?

— Помню каждое сказанное тобой слово.

— Ну и отлично. Слушайте, в торговый центр мы точно не успеем, поехали домой? Проводите меня? На метро. Вы давно ездили на метро?

— Слишком. — Я смотрю в сторону машины, которая ждет нас и уточняю: — Точно? На такси будет быстрее.

— А на метро медленнее.

Кажется я изрядно отупел, потому что не сразу понял, что имела ввиду Алевтина. Но когда догадался, улыбка печатью проявилась на лице, а сердце застучало чаще. Будто я снова оказался ребенком и нашел зарытый клад. Будто моя учительница французского ответила на то признание, отец так