Базар житейской суеты. Часть 1 - Уильям Теккерей

Предстояла однакожь неизбѣжная необходимость продолжить начатый разговоръ, и Джорджъ Осборнъ, обращаясь къ миссъ Ребеккѣ, благоволилъ спросить:

— Нравится ли вамъ, миссъ Шарпъ, ваше новое мѣсто?

— Мое мѣсто? Какъ это мило, мистеръ Осборнъ, что вы интересуетесь моимъ новымъ мѣстомъ! Это великая благосклонность съ вашей стороны, и я обязана благодарить васъ отъ чистого сердца. Мѣсто у меня довольно сносное, мистеръ Джорджъ, жалованье порядочное… разумѣется, вы, я полагао, платите гороздо больше миссъ Виртъ на Россель-Скверѣ за вашихъ сестрицъ. Какъ поживаютъ эти молодыя леди? Впрочемъ, едва-ли я имѣю право освѣдомляться объ этомъ.

— Отчего же нѣтъ? сказалъ ошеломленный Осборнъ.

— Оттого, что я ни разу не имѣла счастья принимать какое-нибудь участіе въ ихъ прекрасной бесѣдѣ, и онѣ не приглашали меня въ свой домъ, когда я гостила у Амеліи. Впрочемъ, вы знаете, мы, бѣдныя гувернантки, привыкли къ пренебреженіямъ этого рода.

— Какъ это можно, миссъ Шарпъ! пролепеталъ Джорджъ Осборнъ.

— Очень можно, по крайней мѣрѣ въ нѣкоторыхъ фамиліяхъ, продолжала Ребекка: — вы не можете представить, мистеръ Осборнъ, какую разницу иногда находишь между фамиліями извѣстного сорта. Мы, жители Гемпшира, разумѣеяся, далеко не такъ богаты какъ вы, счастливые граждано золотого Сити. Зата, видите-ли, я теперь въ джентльменской фамиліи, извѣстной всему свѣту, а это что-нибудь да значитъ. Вѣроятно знаете и вы, что отецъ сэра Питта отказался отъ перства. И между тѣмъ — смотрите, какъ обращаются со мной въ этомъ аристократическомъ семействѣ. Мнѣ хорошо здѣсь, мистеръ Осборнъ, и, право, я довольна своимъ мѣстомъ. Какъ это мило и любезно; что вы интересуетесь моими мѣстами! Не хотите ли рекомендовать меня въ какой-нибудь банкирскій домъ? Вы; вѣдь, я думаю, на короткой ногѣ со всѣми этими тузами.

Осборнъ стоялъ какъ на иголкахъ. Маленькая гувернантка совсѣмъ заколола его своими вопросами и восклицаніями, такъ что въ настоящую минуту онъ не представлялъ своею особою ни малѣйшаго сходства съ молодымъ великобританскимъ львомъ. Напрасно ломалъ онъ свою голову; какъ-бы выдти изъ этого критического положенія и найдти другой предметъ для разговора; ни одна, рѣшительно, ни одна идея не западала въ его отуманенный мозгъ.

— Мнѣ казаловь, миссъ Шарпъ, что вамъ нѣкогда довольно нравились фамиліи Сити, сказалъ онъ, стараясь по возможности придать своему голосу высоко-надменный тонъ,

— Въ прошломъ году, то-есть, когда меня только-что выпустили изъ этого ужасного пансіона? Ну да, конечно. Всѣмъ дѣвочкамъ нравится пріѣзжать на каникулы въ какой бы то ни было домъ. Какъ затворница, выпущенная на волю послѣ долговременного заключенія, я приходила въ восторгъ отъ всѣхъ возможныхъ предметовъ; но съ той поры, мистеръ Осборнъ, протекло ровно восьмнадцать мѣсяцовъ, а это слишкомъ много въ жизни молодой дѣвушки! Притомъ, съ вашего позволенія, я прожила эти восьмнадцать мѣсяцовъ въ джентльменскомъ домѣ, и глазамъ моимъ открылись разнообразные пункты для нѣкоторыхъ интересныхъ сравненій… Ну, что касается до вашей прелестной невѣсты, Амелія, нечего и говорить, будетъ драгоцѣннымъ перломъ для всякого общества, какое бы оно ни было; но этотъ народъ въ Сити… право, странный народъ, хотя, разумѣется, вы собственно никакъ не подходите подъ этотъ разрядъ. Вотъ и мистеръ Джой… кстати, какъ онъ поживаетъ, этотъ чудодѣйственный мистеръ Джозефъ?

— Но въ прошломъ году, если не ошибаюсь, чудодѣйственный мистеръ Джозефъ пользовался нѣкоторою благосклонностью со стороны миссъ Шарпъ.

— Право? Ахъ, какъ это деликатно съ вашей стороны, милостивый государь! Очень хорошо, я буду откровенна: мое сердце, какъ видите, совсѣмъ не изныло въ продолженіе этихъ восьмнадцати мѣсяцовъ; однакожь, если бы чудодѣйствешый джентльменъ предложилъ мнѣ въ свое время что-нибудь въ родѣ вопроса, который я теперь читаю въ вашихъ выразительныхъ глазахъ, то я не сказала бы тогда — нѣтъ.

Осборнъ молчалъ; но въ глазахъ его безъ труда можно было прочесть слѣдующій отвѣтъ:

— Нечего сказать, разодолжила бы ты насъ!

— Вы были бы тогда моимъ своякомъ, а это, вы сами знаете, высока ячестъ для всякой дѣвицы. Какъ же иначе? Быть свояченицей Джорджа Осборна, британского дворянина, сына Джона Осборна, который по прямой линіи происходилъ… какъ звали вашего дѣдушку, мистеръ Осборнъ? Что жь вы сердитесь? Вамъ; конечно, не исправить родословной вашего дѣда, и я, для удовольствія вашего, готова повторить еще, что въ ту пору вышла бы съ охотой за мистера Джоя Седли. Чего хотите вы отъ бѣдной дѣвушки, лишонной средствъ къ самостоятельному положенію въ общественномъ быту? Теперь вы знаете всю мою тайну. Я съ вами совершенно откровенна, а вы, милостивый государь, если взять въ расчетъ всѣ обстоятельства этого дѣла, представляете для меня образчикъ одного изъ самыхъ учтивыхъ кавалеровъ, какихъ только можно отыскать въ Сити; Амелія — мистеръ Осборнъ и я говоримъ о твоемъ бѣдномъ братѣ, Джозефѣ; скажи, пожалуйста, какъ онъ поживаетъ?

Такимъ образомъ, Джорджъ Осборнъ доведенъ былъ до крайней степени разстроиства. Тутъ, какъ и водится, совсѣмъ не было правды на сторонѣ Ребекки; но она искусно лавировала каждой фразой, и Джорджъ Осборнъ почувствовалъ, самъ не зная какъ, что онъ виноватъ кругомъ. Двѣ-три лишнихъ минуты на этомъ мѣстѣ, и онъ, нѣтъ сомнѣнія, разыгралъ бы отчаянного дурака въ глазахъ своей невѣсты. Для избѣжанія такой опасности, онъ отступилъ, и должно сознаться, отступилъ съ большимъ стыдомъ.

Но несмотря на такое рѣшительное пораженіе, Джорджъ Осборнъ былъ далекъ отъ низкой мысли заводить какую-нибудь сплетню насчетъ беззащитной леди; это, однакожь, не помѣшало ему на другой день сообщить, по довѣренности, Родону Кроли нѣсколько весьма интересныхъ замѣчаній относительно характера миссъ Ребекки, и онъ объявилъ, на первый случай, что это прехитрая дѣвчонка, преопасная, преотчаянная и такъ далѣе, все въ этомъ родѣ. Родонъ Кроли смѣялся отъ души, но соглашался рѣшительно съ каждымъ словомъ, и менѣе чѣмъ черезъ двадцать четыре часа Ребекка знала уже въ совершенствѣ сущность всѣхъ этихъ замѣчаній, окончательно обрисовавшихъ передъ нею истинный характеръ мистера Осборна. Подъ вліяніемъ женского инстинкта, Ребекка благовременно разгадала, что Джорджъ, и только Джорджъ одинъ, разстроилъ ея первые успѣхи въ жизни, и она цѣнила его, какъ онъ этого могъ заслуживать своими поступками.

Купивъ лошадь у Родона и проигравъ ему около двадцати гиней на бильярдѣ, Джорджъ Осборнъ, послѣ сытного обѣда въ модномъ трактирѣ, сказалъ ему за бутылкою вина:

— Я, вѣдь, хочу только изъ дружбы предостеречь васъ, и больше ничего. Повѣрьте, Родонъ, я знаю женщинъ, и мой совѣты могутъ для васъ пригорться.

— Очень вамъ благодаренъ, любезнѣйшій, сказалъ Родонъ; бросая на своего пріятеля какой-то странный взглядъ: вы, сколько я вижу, знатокъ во всѣхъ этихъ вещахъ.

Въ тотъ же вечеръ Джорджъ Осборнъ, хвастая своей дружбой съ гвардейскимъ капитаномъ, расказалъ Амеліи со всѣми подробностями, какъ онъ присовѣтовалъ ему держать ухо востро противъ хитростей опасной кокетки.

— Противъ кого? вскричала Амелія.

— Противъ этой пріятельницы вашей, гувернантки. Чему вы удивляетесь?

— Ахъ, Джорджъ, что ты надѣлалъ, что ты надѣлалъ? сказала она, всплеснувъ руками.

Дѣло въ томъ, что ея женскіе глаза, изощренные любовью, измѣрили въ одну минуту глубочайшую тайну, которая до сихъ поръ оставалась недроницаемою загадкой для миссъ Кроли, для бѣдной дѣвственнницы Бриггсъ; и болѣе всего, для глупыхъ глазъ этого щедушного красавчика, Осборна.

Когда Ребекка въ передней комнатѣ покрывала свою подругу шалью, и когда онѣ удосужились на нѣсколько минутъ вступить въ завѣтную бесѣду, прелесть и очарованіе женской жизни, Амелія, подойдя къ Ребеккѣ; взяла ее за обѣ маленькія ручки, и сказала:

— Ребекка, я все вижу.

Ребекка поцаловала ее.

И ни слова больше молодыя дѣвицы не произнесли между собой относительно этой завѣтной тайны; но судьба черезъ нѣсколько времени сама потрудилась приподнять таинственную завѣсу.

Вскорѣ послѣ всѣхъ этихъ событій, когда миссъ Ребекка Шарпъ продолжала еще гостить подъ изящной кровлей своей покровительницы, на Большой Гигантской улицѣ появился одинъ лишній флагъ между множествомъ другихъ, которые обыкновенно украшаютъ этотъ печальный кварталъ. То былъ чорный траурный флагъ надъ великолѣпнымъ домомъ сэра Питта Кроли, который, однакожь, наслаждался благодатнымъ здоровьемъ на «Королевиной усадьбѣ«. Этотъ же самый флагъ, за нѣсколько лѣтъ, служилъ погребальнымъ комплиментомъ для старушки-матери сэра Питта, вдовствующей леди Кроли. По истеченіи извѣстного срока, его сняли съ джентльменской кровли, и онъ забытымъ лежалъ въ одной изъ отдаленныхъ кладовыхъ въ чертогѣ сэра Питта. Теперь его вспомниди и вывѣсили заботливой рукой въ честь бѣдной Розы Досонъ, переселившейся на вѣчный покой изъ сей юдоли плача и скорбей. Сэръ Питтъ овдовѣлъ въ другой разъ. Гербы на щитѣ флага не были фамильными гербами самой Розы Досонъ; но надпись — «Resurgam» подъ Голубемъ и Змѣемъ, достаточно свидѣтельствовали о глубокомъ уваженіи, которое надлежало питать къ покойной супругѣ сэра Питта Кроли. Голубь, Змѣй и «Resurgam»… есть о чемъ призадуматься, милостивые государи.