Проклятый трон - Ирина Зволинская

– Да, Николас, я уверена.

Он резко прижал меня к груди и, целуя в макушку, облегченно выдохнул. Мы так и шли, будто сросшиеся близницы, не отпуская друг друга. Узкая лесная дорожка вывела нас к крепости. Холодная горная речка журчала у подножия восстановленного здания. Мы пришли – либо спускаться по отвесной скале к серым камням, либо возвращаться.

– Что теперь? – тихо спросила я.

– Поженимся, – спокойно ответил Николас. – Ральфу с Лиззи можно, чем мы хуже?

– Действительно, – рассмеялась я и, опомнившись, опустила плечи.

Элизабет… я так скучаю. Знаю, ты не простишь… но мне достаточно знать, что ты здорова и счастлива.

– Вообще-то я говорила о нашей прогулке, – вздохнула я. – Возвращаемся?

Никки потянулся к моим губам, и я ответила на поцелуй, кутаясь в его запахе, тая в его руках, растворяясь в своих ощущениях.

– Возвращаемся, – сообщил мне он. – Думаю, любить тебя дома будет как минимум теплее. И удобнее.

Я толкнула его в грудь:

– Бессовестный!

Никки улыбнулся и, глядя мне в глаза, серьезно ответил:

– Нет. Честный.

Зашумел ветер, или то от счастья зашумело в моей голове. Я поцеловала его сама, а оторвавшись от мягких губ, погладила по колючей щеке. Он потянулся за лаской, прикрывая веки, и чуть сильнее сжал пальцы на моей спине, сминая вязаную кофту.

– Никки? – я вгляделась в его лицо.

– Да? – он мгновенно распахнул глаза, и я утонула в сияющем взгляде.

– Скажи, я … не сплю?

Он выгнул темную бровь и, улыбаясь так, что у меня перехватило дыхание, ответил:

– Нет. Не спишь. Но если ты сомневаешься, я могу еще раз тебя в этом убедить. Здесь? Или, может быть, всё-таки дойдем до кровати?

Я рассмеялась, и осенний лес смеялся вместе со мной. Он шуршал желтой листвой, он играл с белыми волосами Николаса. Слишком красиво, и слишком похоже на сон, чтобы быть правдой.

– Что-то не так, Ани? Что-то болит? – он снова напряженно замер, и я решилась.

Лучший способ избавиться от страха, взглянуть ему в глаза, или, хотя бы озвучить. Ведь так?

– Почему ты избегал меня весь этот месяц?

Никки с шумом выдохнул и, подхватив меня за талию, закружил. А поставив на землю, признался:

– Когда любимая женщина, дотрагиваясь, воспринимает тебя кем-то вроде котенка, это … – он демонстративно задумался, наклонился ко мне и, носом потеревшись о мой нос, закончил: – неудобно.

Никки… если ты – сон, я не хочу просыпаться.

– Нет, из котенка ты давно вырос! – заявила я и, встав на цыпочки, накрыла его рот поцелуем.

Время покорно застыло. Солнце обнимало нас двоих – наслаждаясь мгновением вместе со мной, отступила и осень.

– Хорошо, кота, – согласился Николас, сверкая глазами.

– Неправда!

– Правда, – чуть улыбнулся он. – Просто не вся. Я не хотел … напоминать. Я и сейчас боюсь, что ты исчезнешь, вспомнив что-нибудь… очень некстати.

– Вроде бы … не собираюсь, – прислушиваясь к себе, ответила я и, глядя в его глаза, спросила: – Так ли нужно знать, что ты чего-то забыл, если ты и без памяти счастлив?

– Да, Ани, – серьезно ответил он. – Ты со мной, и дома спит наша дочь. Остальное значения не имеет.

Наша дочь… сердце моё сжалось от нежности. Да, Николас. Всё остальное неважно.

– Спасибо тебе, – прошептала я. – За всё.

Никки опустил глаза и кивнул:

– Пожалуйста.

Там в темноте, что пять месяцев, что пять лет, что пять сотен веков – летят одинаково. Но я буду благодарна судьбе за каждый миг рядом с тобой, Николас. Сколько бы дней или часов у нас не было.

Мы вернулись домой, и теперь уже я весь вечер им любовалась. Тем, как он ходит, как говорит, как читает сказку Арианне. За окном стемнело, дочь уснула, и Синтия ушла к себе, а мы с Никки сидели за столом и молча смотрели друг на друга.

Пошел дождь, крупные капли барабанили по стеклу, Николас чуть улыбнулся мне и сказал:

– Поздно. Пора ложиться.

Он, как обычно, был прав. Стрелки часов показывали второй час ночи. Только я всё боялась, что с новым днем закончится моё счастье. Никки поднялся из-за стола, подошел к еще неразобранному на ночь дивану, подхватил подушку и, поворачиваясь ко мне, спросил:

– Идем?

Я подошла к нему, Никки протянул мне ладонь. Я взяла его за руку и, сплетая наши пальцы, ответила:

– Да, Николас.

Мы легли, и Никки поцеловал меня.

– Спи, – оторвавшись от моих губ, шепнул он. – А завтра я буду любить тебя. Со всеми удобствами.

– А послезавтра? – улыбнулась я и положила голову ему на грудь.

Никки погладил меня по плечу.

– И послезавтра.

– Помни, ты обещал, – я зевнула, закрыла глаза и мгновенно заснула.

Арианна заворочалась около пяти, и Николас перенес её к нам. Мы проснулись одновременно, втроем, на широкой кровати. Утро началось с поцелуев и детского смеха. Зря я его боялась.

Дни бежали, опадали на землю желтой листвой. Дни, наполненные тихим солнечным счастьем. Касаться его, просыпаться и засыпать рядом, смотреть на него, говорить… что еще нужно? Николас четвертую неделю не уезжал в город, я мелочно радовалась этому факту. Он забросил все свои дела и несколько раз пропустил разговор с Ральфом. Он не оставлял меня одну больше чем на десять минут.

Не нужно быть гением, чтобы догадаться, не только я боялась потерять наш маленький рай. Но люди, даже если их всего четверо, едят каждый день. Продукты заканчивались.

Когда вечером я обнаружила, что у нас осталось всего несколько яиц, я решилась. Зашла к Никки в ванну, пока он чистил зубы, и, глядя на него в зеркало, изо всех сил изображая беззаботность, заявила:

– Возьми меня завтра в Рудники? Хочу пройтись по магазинам.

Никки застыл со щеткой во рту, и я рассмеялась. Он сплюнул пасту и, быстро прополоскав рот, двумя руками обхватил моё лицо.

– Уверена? – вглядываясь в мои глаза, спросил он.

– Не совсем, – честно созналась я. – Но ты ведь будешь рядом?

Николас поцеловал меня и пообещал:

– Буду.

Утром я так разнервничалась перед выходом, что у меня, кажется, даже зубы стучали. Никки ушел заводить автомобиль, а я на минутку присела рядом с дочерью. То, как она рисует, успокаивало. Завораживало. Несколько мазков кистью, и на белой бумаге проявилась осень. Штрих, один, второй, третий – и светловолосая фигурка смотрит в сторону рыжего леса.

Она нахмурила брови, выбирая краску, и подняла на меня свои глазки. Огромные, темные, не по возрасту серьезные и прекрасные как ночное небо.

– Очень красиво, –