Обрывистые берега - Иван Лазутин

— Нет, а что?

— О, это очень интересно… Гражданин следователь, если будете в Костроме, то экскурсовод обязательно вам расскажет, как в прошлом веке монахи и монашки прорыли под Волгой тайный ход. По одну сторону Волги был мужской монастырь, по другую — женский. Как раз напротив друг друга. Ну вот, любовь-то, она у монашек человечья. А может быть, даже посильнее в кельях-то тянет на клюковку. Ну и начали рыть монахи и монашки тайный ход: с той и с другой стороны. Целый год рыли. Тайну хранили, как гробовую. — Барыгин смолк, жадно глядя на пачку сигарет в ожидании разрешения закурить еще.

— Ну и что, дорылись? — спросил Ладейников, пододвигая Барыгину сигареты.

— Дорылись. Торец в торец, как по какому-то сверхточному прибору, который еще не придумали горные инженеры для строителей тоннелей.

— Нет, Барыгин, насчет горных инженеров — ты брось! У них все есть. Сейчас проходчики тоннелей выходят навстречу друг другу с точностью до дециметра.

— Ну, может быть… Это я для красного словца. — Барыгин жадно затянулся сигаретой и продолжал: — Так вот, наш брат, кто годами хлебал за проволокой баланду, тот, как волк волка, видит издалека. Вот так и я снюхался с Темновым и Шаминым.

— И оба сразу же раскрыли свое прошлое?

— А что им в маскарад играть? О Шамине я слышал на Колыме. Имя его когда-то гремело.

— Кличка есть?

— А как же? Без клички нашему брату нельзя. На Колыме его звали Рысью.

— За что так зло?

— Рысь — человек коварный и жестокий. Не прощает предателей и подлюг.

— А Темнов?

— Темнов — тряпка. Ломовая лошадь. Недаром и нарекли Верблюдом.

Допрос пока протекал так, как и планировал его Ладейников, если не считать некоторых побочных отступлений, которые не были обязательными в ходе расследования.

Бросив взгляд на листок, где у него был написан план допроса, он дошел до пункта о Валерии Воронцове.

Ладейников взглядом показал на магнитофон, стоявший на столе перед Барыгиным.

— Ну, а теперь поработаем с музыкой, не возражаешь?

— С превеликим удовольствием. Только вы почему-то, гражданин следователь, нарушили статью сто сорок первую УПК РСФСР.

— Каким образом я нарушил ее? — удивился Ладейников, который к магнитофону при допросе обвиняемого прибегает впервые.

— В этой статье сказано, что о применении звукозаписи следователь обязан уведомить допрашиваемого до начала допроса.

— Я вас уведомил в начале допроса, — сказал Ладейников и уже хотел было достать из портфеля Уголовно-процессуальный кодекс, чтобы прочитать статью сто сорок первую, но удержался. Не решился обнаружить свою неосведомленность перед обвиняемым.

Улыбка на лице Барыгина была самодовольной и в некоторой мере торжествующей.

— А ведь в сто сорок первой статье УПК РСФСР, введенной в августе 1966 года, черным по белому сказано, что звукозапись, если она применяется, должна отражать весь ход допроса, а не часть его. А вы свою музыку хотите включить, когда мы уже с вами досыта наговорились.

Только теперь Ладейников вспомнил, что допрашиваемый был прав. Почувствовав, как к лицу его прихлынула кровь, он долго в упор смотрел на Барыгина.

— Ну что ж, не будем нарушать УПК. Обойдемся на этот раз без фонограммы.

— Да, пожалуй, так будет лучше. Без нарушений.

— Из тебя мог бы получиться хороший юрист, Барыгин, — сказал Ладейников, прикидывая в уме, каким очередным вопросом возобновить прерванную нить допроса.

— Мог бы, но не получился. Помешали жизненные обстоятельства.

— Не могу понять одного — как к вам затесался мальчишка Валерий Воронцов? Неужели ты не знал, Барыгин, что вы могли сломать всю его жизнь? Что, не могли справиться с задачей втроем? Такие опытные в своем привычном амплуа, и вдруг… Так замазать парня!.. Расскажи, как он очутился с вами?

— Случайно, гражданин следователь. Валерка ни в чем не виноват. Отшейте его от нас. Он даже не знал, что находилось в чемодане, который ему передал Верблюд. Валерка сидел в скверике и ждал нас. Он только на другой день, в Софрино, догадался, что влип в историю. Его мы кое-как отвязали от себя, но, думаю, что и он сейчас, наверное, где-то хлебает тюрягу. — Следя за напряженным выражением лица следователя, Барыгин на некоторое время замолк, потом, бросив на Ладейникова тревожный взгляд, озабоченно спросил: — Скажите, Валерий арестован?

Ладейников почувствовал, что во взгляде Барыгина колыхалась искренняя тревога за парня, который совсем случайно попал в историю.

— Валерий на свободе? — Вопрос Барыгина прозвучал настойчиво.

— Он тоже арестован, — ответил следователь. — Расскажите подробно, как Валерий Воронцов попал в вашу компанию?

— Ну, как… — начал Барыгин и, подняв голову, устремил взгляд вверх. — За день до этого я зашел во двор дома, где живет Валерий, чтобы отдать дворнику трешку, взаймы брал. И вдруг вижу — сидит в углу скверика Валерка. Дворника я не нашел. Наверное, в кафе пиво дул. День был жаркий. Вижу — парень сам не свой. Я его спрашиваю: "Ты чего?.." Он молчит. Глаза заплаканные. Вижу, что на душе у него кошки скребут. Говорю ему: "Иди домой… Умойся, ты весь в потеках от слез…" Он говорит: "Пошел бы, да ключи от квартиры потерял. А матери и отчима нет дома. Уехали за город, в двухдневный дом отдыха. На субботу и воскресенье. Куда — в записке в дверях не написали". А Валерка, как я понял, только что из турпохода вернулся. С ним маленький чемоданчик. Ну, думаю, нужно выручать парня. Не на улице же ему скитаться двое суток. Пригласил к себе. Благо, что родичи мои — мать и дед — уехали к тетке под Рязань, говорят, там грибов — море. Ну, уговорил Валерку, он пошел со мной. И тут, как на грех, зашли Верблюд и Рысь. Пришли не пустые. Началась выпивка. Угостили и Валерку. Он запьянел быстро, как цыпленок. Спал до вечера. А вечером мы, как и запланировали, вышли на дело. Ну что, думаю, оставлять его одного в квартире опасно. Проснется и ничего не поймет, где он, что с ним. Решили взять его с собой. — Каждое слово Барыгин говорил отчетливо, чтобы следователь успел записать в протокол его показания.

Когда Барыгин умолк, словно что-то с усилием припоминая, следователь, сказал всего два слова:

— Продолжайте дальше.

И Барыгин продолжал свой рассказ:

— Ну, взяли с собой. Он еще от похмелья не отошел как следует. По пути на улицу Станиславского взяли такси. Сказали, что берем на час, что за час простоя платим два червонца. Мужик попался сговорчивый. Подъехали к дому пятнадцатому по улице Станиславского дворами. Вышли все четверо. Чтобы не видел таксист, прошли к третьему подъезду семнадцатого дома. Для маскировки. Распределились, как условились заранее: Шамин и Темнов пошли в двадцать четвертую квартиру, я остался на лестничной площадке первого этажа. На шухере.

— А Воронцов? — Следователь лихорадочно, почти стенографически, записывал показания Барыгина.

— Валеру я оставил в скверике перед домом и сказал ему: "Сиди на лавочке и жди нас, мы минут на десять отлучимся за вещами". Он мотнул головой и сел на лавочку. Пьяная одурь с него еще не сошла совсем. Он был какой-то не то больной, не то полусонный. Что-то у него, видать, в жизни стряслось.

— Шофер такси мог видеть из машины сидящего в скверике Валерия? — задал вопрос следователь.

— Не мог. Я специально усадил его на скамейку, которая с улицы из-за густых кустов акации не просматривалась.

— Шамин и Темнов поднялись к двадцать четвертой квартире не с пустыми руками? — задал вопрос Ладейников.

— Не с пустыми.

— Что у них было?

— Фомка, отмычка и связка ключей.

— В чем они были?

— В "дипломате".

— Кто его нес?

— Шамин.

— Чей "дипломат"?

— Шамина.

— Сколько они пробыли в двадцать четвертой квартире?

— Двадцать минут, я засек по часам.

— Во сколько это было по твоим часам?

— Они спустились в двенадцать тридцать.

— Что с ними было?

— Три чемодана.

— Какие?

— Два больших и один средний.

— Цвет чемоданов?

— Два больших — оба черные гарнитурные, третий, что поменьше, — коричневый.

— Чемоданы кожаные, дерматиновые?

— Да, кожаные, новые и, как видно, импортные.

— Чемоданы тяжелые?

— Да, порядочно… Все-таки два сервиза "Мадонна" на двенадцать персон чего-то тянут, ну и столового серебра с полпуда… Целый чемодан хрусталя. Чемодан книг.

— Содержание чемоданов следствию известно. Сейчас ответь мне, что делал Валерий Воронцов, когда вы все трое вышли с чемоданами из-под арки дома?

— Он сидел на лавочке, и со стороны можно подумать, что он вроде бы дремлет.

— Дальше?

— Я велел ему взять у Шамина один чемодан с сервизом, он взял его, и мы все вчетвером пошли к такси. Чемоданы положили в багажник и поехали на Ярославский вокзал.