Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода - Иосиф Кантор

Тот, кто нашел данукет в повозке Нафана!

Тот, кто предстал под видом предателя перед Мардохеем, Нафаном, Авениром, Савеем и Манассией!

Тот, кто не успел задержать Мардохея!

Тот, кто всегда появляется вовремя!

Тот, кто высказывал весьма дельные суждения и радовал своей сообразительностью, своей осторожностью и своей предусмотрительностью!

Тот, кто убил слугу Нафана, напавшего на Моисея с отравленным кинжалом!

Тот, кто тысячу раз имел возможность убить Моисея, потому что Моисей не ждал от него зла и полностью доверял ему! Имел возможность, но не убил!

А почему не убил?

Есть такое правило, уловка мудрецов и хитрость разумных. Если что-то мешает тебе прийти к определенному выводу или объяснить какое-то явление, то не обращай на это «что-то» внимания до тех пор, пока не определишься, а потом уже попробуй понять его, исходя из тех выводов, к которым ты пришел.

Моисей перестал принимать во внимание то, что Элиуд убил слугу Нафана, напавшего на него, и то, что Элиуд имел возможность его убить, но не убил. Если поступить так и учесть, что Элиуд пользовался полной свободой, что он обладал самыми полными сведениями обо всем, происходившем в стане, что Моисей полностью доверял ему, как верному человеку и сыну достойных родителей… По всем статьям выходило, что Элиуд без особого труда мог вредить и ускользать от ответственности, потому что знал обо всех намерениях Моисея, а нередко и сам осуществлял их.

Или притворялся, что осуществляет…

Никто из тех, к кому приходил Элиуд и говорил, что хочет убить Моисея, не донес на него. А приходил ли к ним Элиуд? И говорил ли то, о чем было условлено? Моисей знал обо всем (или думал, что знает) только со слов Элиуда, которому всецело доверял, и в сказанном им не сомневался нисколько. А что, если Элиуд не приходил ни к кому или приходил, но не говорил про то, что хочет убить Моисея? Если не было ничего такого, то кто мог донести и о чем могли донести? Никто и ни о чем! И тогда подозрения Моисея в отношении Мардохея, Манассии, Авенира, Савея и Нафана упрочились, и от того, чтобы выбрать из пяти подозреваемых одного предателя, он пришел к тому, что начал подозревать в предательстве едва ли не всех и запутался окончательно. А настоящий враг радовался и без помех делал свое дело! Свое черное дело!

Элиуд мог убить Мардохея и представить случившееся как самоубийство. То же самое он мог устроить с Манассией! Моисей сам сказал ему о своих подозрениях, и участь казначея была предрешена! А как упорно отрицал свою вину Нафан! Удивительное упрямство изобличенного врага могло быть отчаянием ловко оклеветанного невиновного человека! И эта странная гибель от рук людей, возмущенных предательством. Вина легла на чересчур разговорчивого сотника, но был ли он виноват на самом деле?

– Господи, как ты мог допустить, чтобы при выборе помощника мой выбор пал на врага?! – воскликнул Моисей.

Хотелось бить себя по щекам, хотелось рвать на себе волосы, хотелось выйти к людям и просить у них прощения за то, что пригрел у себя на груди змею, жалившую весь народ. Хотелось сказать людям: «Не говорите больше «мудрый» обо мне, а говорите «глупец из глупцов»!»

Воскликнул и сразу же сам ответил на свой вопрос – то было испытание мудрости. Народный вождь должен видеть не только путь в Землю Обетованную, но и то, что происходит у него под носом. Иначе какой он вождь? Постепенно, подобно тому как из кирпичей (ох уж эти проклятые кирпичи, ставшие для евреев олицетворением египетского рабства!) строится дом, так из отдельных суждений выстраивалось убеждение в предательстве Элиуда.

Начиная с того, что молодого человека, обуреваемого свойственными молодости великими надеждами и мечтаниями, легче склонить к измене, нежели зрелого мужа, отца семейства и уважаемого старейшину.

Заканчивая тем, что никто, кроме Элиуда (разве что Аарон, подозревать которого теперь уже было невозможно), мог сделать все, что сделал предатель, и не попасться.

Утвердившись в своем мнении, не окончательно, потому что для этого следовало бы испытать Элиуда, но, все же утвердившись, Моисей дал ответы на оба вопроса, о которых на время предпочел забыть.

Почему Элиуд убил слугу Нафана, напавшего на Моисея с отравленным кинжалом? Да потому что Амосия заслонил собой Моисея и стало ясно, что покушение не удалось. Убивая нападавшего, Элиуд устранял сообщника, который мог его выдать, и вдобавок доказывал Моисею свою преданность. Сколь быстро он соображает! Сколь верны его решения, пусть даже и принятые скоропалительно! Ах, как жаль, что столь одаренный молодой человек предал свой народ вместо того, чтобы служить ему верой и правдой!

Почему Элиуд, имея возможность убить Моисея, так не убил его? Да потому что метил в вожди еврейского народа или, что вероятнее, собирался начальствовать над ним в Египте по велению фараона и не хотел пятнать свое имя коварным убийством. Никто не любит тех, кто убивает доверившихся им. Поэтому Элиуд и установил в шатре Моисея устройство, стреляющее само по себе, но сам не поразил его. Или же, что тоже весьма вероятно, он сначала собирался запугать, унизить, лишить самообладания, а потом уже убить. Может, и отравленная стрела неспроста пролетела мимо? Убей Моисея, пребывающего во всем величии своей славы, и люди станут оплакивать его, сожалеть по нему и продолжат идти в Землю Обетованную, потому что того хотел Моисей. А если лишить Моисея самообладания, выставить жалким и сомневающимся, то результат будет иным. «За кем мы пошли?!» – ужаснутся люди, и повернутся они, и пойдут обратно в Египет. В таком случае Моисея можно и не убивать, потому что он сам умрет от великого горя, будучи не в силах вынести того, что народ от него отвернулся. Нет, нападение слуги лекаря было не покушением, а стремлением очернить ни в чем не повинного Нафана и заодно упрочить свое положение, доказав свою верность! Насколько коварен и хитроумен Элиуд! Это он таков или кто-то из искушенных в интригах египтян руководит им? Скорее всего сам таков, потому что заранее всего предусмотреть невозможно, а на таком расстоянии обмен мнениями затруднен. Ах, Элиуд, Элиуд, недостойный сын достойных родителей!

Свои умозаключения Моисей не стал обсуждать ни с кем. Всегда, сколько ни думай и как ни размышляй, сохраняется некоторая вероятность ошибки, и если он снова ошибся, то пусть вся ответственность ляжет на него одного. Он пригласил к себе на совет Аарона, начальников над коленами и Осию. Элиуда особо не приглашал, но перед самым началом, когда уже сидели в шатре почти все и ждали Осию, сказал ему: «Останься и ты». Моисей прилагал очень много усилий к тому, чтобы ничем – ни жестом, ни словом, ни даже движением брови не выдать своих подозрений, и это ему удалось. Элиуд ничего не заподозрил, а что касается совета, то надо было обсудить победу над амалекитянами и те преимущества с выгодами, что дала она, прежде, чем идти дальше. Кроме того, следовало решить, как наградить отличившихся, и еще кое-какие дела требовали обсуждения.

Увеличивать число воинов, охранявших его, Моисей не стал – это бросалось бы в глаза и могло насторожить Элиуда, а весь успех того, что он задумал, был заключен во внезапности. Лишь одну предосторожность предпринял Моисей – вышел навстречу Осии, оказывая ему заслуженный почет, и, улучив момент, шепнул Амосии: «Кто бы ни попытался бежать – задержи его». Амосия едва заметно кивнул, давая понять, что исполнит все в точности. Он был из тех, кто не нуждается в разъяснениях.

Моисей начал с краткой совместной молитвы – благодарности Господу за все, что он сделал для евреев и сделает еще. Затем он поблагодарил еще раз Осию, поблагодарил начальников над коленами за то, что они должным образом следили за порядком в стане во время сражения с амалекитянами и окружили заботой раненых воинов, а потом вдруг сказал, стараясь не меняться ни в лице, ни в голосе:

– Здесь сидит тот, кто вредил нам со дня выхода из Египта и оставался непойманным! Встань, Элиуд, пусть люди посмотрят на тебя!

«Кошка убегает, значит – нашкодила», – говорила мать. Моисей рассуждал так – если Элиуд невиновен, то он начнет удивляться и оправдываться, но бежать не подумает. Честный еврей не станет бежать от народа своего, потому что бежать ему некуда. Если же Элиуд – враг, то он постарается спастись бегством, ибо другого спасения у него нет и быть не может. Надеяться на снисхождение? Какое может быть снисхождение после того, что он сделал? Никакого!

Элиуд, как самый младший из собравшихся по возрасту и положению, сидел у самого входа в шатер, что способствовало бегству. «Если он виновен, то убежит», думал Моисей.

Иногда и мудрейшие из мудрых бывают недальновидными и опрометчивыми. Моисей предусмотрел два варианта развития событий, но совершенно не предусмотрел третьего. Он не мог предположить, что ненависть Элиуда к нему будет столь велика, что ради утоления ее Элиуд пренебрежет спасением. Он забыл о том, что змея иногда предпочитает нападение бегству, а леопард, за которым подчас не угонится и стрела, скорее нападет, чем убежит.