Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера - Артем Рыбаков

Перспектива драться против двоих, похоже, наших противников не обрадовала.

— Эй, танкист… — крикнул один из подошедших. — Зачем пацанов обидели? Совсем страх потеряли?

— Э нет… — угрожающе протянул Михаил. — Хватит, побаловались! — рядом с земли поднялось еще пятеро бойцов. Похоже, я, сам того не подозревая, влез в какие-то местные разборки. Расклад был примерно понятен, одни — шакалили, действуя по принципу «сдохни ты сегодня, а я — завтра», вторые же стояли на позициях социалистического коллективизма. С «шакалами» мне было точно не по пути, а вот «коммунары» могли пригодиться при организации побега. Вряд ли мужикам нравилось медленно подыхать за колючкой. Поэтому я выступил вперед:

— Это я ваших уделал. Какие претензии? — Я, чувствуя поддержку, что называется, «попер буром». Было видно, что наши оппоненты заколебались. Громко хлопнув в ладоши, я быстро шагнул вперед. Приемчик из шпанистого отрочества сработал. Главный отшатнулся и, запнувшись о чьи-то ноги, чуть не упал.

— Забирайте этих, — я указал на лежащих, — и валите к себе! — Моральная победа была полная.

После чего, не обращая ни малейшего внимания на противников, нагнулся и подобрал с земли брюкву.

На новом месте появилось немного свободного времени, и это было не очень хорошо. В отсутствие дела в голове начинали роиться всяческие невеселые мысли. О доме, о судьбе, о жизни. О смерти. Я вовсе не самурай, а потому мысли о смерти ни удовольствия не доставляют, ни смысла особого для меня не несут. Во всяком случае, сейчас. А потому, чтобы отвлечься, я решил в который уже раз перебрать снаряжение. В итоге получилось два комплекта (опять больше одного, ну почему так?!): один под автомат, но с ним все давно было ясно и понятно, что, куда, зачем и почему. Второй — под пулемет. И тут пришлось перевешивать все заново. Хорошо еще, что барахла бундесверовского у меня с собой было много, так коробки с пулеметной лентой отлично вошли в транспортные сумки, а для комплекта под чешский «ручник» я использовал подсумки для магазинов от Г-36.[80] С одной стороны, это несколько успокаивало — привычные действия, спокойные и неторопливые. С другой — было вызвано насущной необходимостью. Реальная жизнь вносила свои коррективы, и из всего многообразия снаряжения оставалось только самое необходимое. Все «ништяки», «возбуждончики» и прочие ненужные «приблуды» были отложены в сумки со всем тем, что не нужно вытаскивать на свет божий до возвращения. Если оно все-таки произойдет.

На подгонку всей «тряхомудии» ушел примерно час. Затем пулемет в руки и кросс километра полтора вокруг лагеря. Бег. В нем, как оказалось, все. И проверка снаряжения, и поддержание тонуса, и очищение мозгов. Не знаю, как чувствуют себя военные, как они борются со своими камуфлированными тараканами, но с каждым днем мы, гражданские, становились все более замкнутыми и хмурыми. Даже балагур Док шутил чернее, чем обычно. Или это я начал все в черном цвете воспринимать? Снова мысли. Вот поэтому и нельзя давать себе передышки. Пробежались. Отдышались. Лечь-встать, лечь-встать, лечь-встать. Повторить. Вот теперь моя душенька довольна, ничего не болтается, ничего не мешается.

А теперь мантра «тренировать перезарядку»: рукоятку заряжания назад отвести, зафиксировать; крышку лентоприемника открыть; ленту вставить, продернуть; крышку закрыть. Разрядить-повторить. Повторить, повторить, повторить… И достигнешь ты очищения души и, возможно, милитаристской нирваны.

Конечно, расчет МГ-34 состоит из двух человек, но пришлось волей-неволей строить из себя Рэмбо и обслуживать пулемет полностью самостоятельно. Как говорится: «назвался груздем, полезай в кузовок». Потому получил при раздаче слонов пулемет, двойной БК и распоряжение радоваться жизни в меру собственных способностей. Арт, естественно, тут же сострил: «Алик, ты же лет пять пулемет хотел! Деньги копил! Вот и получи на халяву!» Правда, сразу же выяснилось, что, несмотря на количество пулеметов, оказавшихся в нашем распоряжении, и массу немецких патронов, пулеметных лент категорически не хватает. И тут же появился повод для маленькой радости: я случайно взял с собой ленту для «эмгача». Была куплена в свое время для шарометного варианта МГ-34, но, поскольку проект не сложился, лента лет пять провалялась на полке без дела. И взял ведь ее, чтобы отдать за долю малую белорусскому товарищу, а вот теперь она пригодится здесь.

Не успел я вдоволь наиграться с пулеметом, как народ в лагере забегал и засуетился. Антон не вернулся с задания. Мать-мать-мать!

«Как же так? И снова в деревне! В лесу — никаких проблем, а как в деревню пойдет — так то плен, то ранение. Может, попросить Сашу его туда не пускать?» — мысли вертелись в голове, как мошкара у лампочки летним вечером. Я сильнее стиснул рукоять пулемета.

Когда командир построил нас и сказал, что Антон попал в беду и надо идти его выручать, пришлось даже конкурс проводить, кто в лагере на хозяйстве останется. Мне повезло — за умение обращаться с «МГ» я вошел в «группу спасения». И вот теперь моя задача — отсечь противника (если он, конечно, появится) от группы следопытов, что под руководством самого командира ползает сейчас по чащобе, выясняя судьбу нашего товарища. Перед этим, правда, обозленные «старшаки» переловили всех полицаев в деревне. Всех пятерых. Потом, в темпе «выпотрошив» добычу, умчались в лес, оставив меня за главного.

Как я понял из признаний полицаев, наши сгорели из-за того подпольщика, что пошел вместе с Антоном. Пленный, размазывая по лицу слезы, так и сказал:

— Да мы ж ине зауважыли, як яны у веске зьявiлiсь. Васiль, ен убачiу шо хтости з бабами у крынiцы размауляе… Ну… Мы i дайшлi да ix….

Я Тоху давно знаю и думаю, что не стал бы он на главной улице лясы точить, не выяснив, есть ли противник в деревне. А уж описание боя, данное другим полицаем, меня несказанно порадовало:

— Этот, который повыше, руки поднял и второму сказал, чтоб тот тоже сдавался. А тот — ни в какую! Ну мы на него, а первый гад… Ой! Не, не надо больше! Андрейку с хутора лягнул как-то хитро и через забор… Михась за ним. Хотел стрельнуть, значит. А тот не убежал, а за палисадом заховался… Ну и Михасю-то кадык долой да и винтарь забрал. А из него уже Ивана стрельнул. Ну и сбег, конечно. Такой-то прыткий. Да германы гранаты швырять начали. Все без толку, ей-богу… Мы потом опушку-то обшарили. Никого, ей-богу… Будто нежить какая…

Сразу после стычки меня пригласили «на беседу». Человек пятнадцать разновозрастных военных сидели, образовав круг, и старательно делали вид, что наслаждаются вкусовыми качествами лагерного завтрака. Внутри «оцепления» расположилась группа из пяти человек, главой которой, по всей видимости, был раненый командир, лежавший на самодельных носилках. Как я догадался? Ну не верю я, что у рядового может быть такое властное лицо!

Когда Михаил подвел меня к нему, тот показал рукой на землю рядом с собой.

— Кто таков? Из какой части? — спросил он, стоило мне только сесть.

— Антоном зовут. А откуда не помню. Контузия. Даже как сюда попал, не помню. И, это… Вот, подкрепитесь, товарищ командир, — я протянул ему брюкву.

— Тише ты! — пихнул меня танкист, а раненый пристально уставился мне в переносицу.

«Ну, в гляделки я играть могу хоть целый день!» — усмехнулся я про себя.

— За еду спасибо! — сказал командир и, забрав у меня из руки овощ, первым отвел взгляд.

— Товарищ? — я немного замялся, не зная, как назвать собеседника.

— Алексей, — подсказал мне собеседник.

— Товарищ Алексей, а какое сегодня число? И где мы находимся?

— Шестое сегодня. А это — пересыльно-фильтрационный лагерь. Где он точно находится, я не знаю, но по нашим, — он кивнул в сторону, — прикидкам — где-то западнее Слуцка.

— Наши, что на работы вчера ходили, говорят, что рядом — большое село. Трухановичи называется, — вступил в разговор Михаил.

— А что за работы? И «шестое» какого месяца? — «кося» под наивного, задал я очередной вопрос.

— Дорогу ремонтировали… — начал отвечать мне танкист, но «глава подпольного комитета», как я для себя окрестил «товарища Алексея», перебил его:

— Давайте, товарищ Антон, по порядку! Сначала вы на наши вопросы ответите, а уж там посмотрим.

Договор, на мой взгляд, выходил неравноправным, но делать нечего — они тут банкуют.

— Так как же я отвечу, если не помню ни черта?

— Но имя-то свое помните.

— Имя помню… А вот что было — не помню. Вы уж извините, товарищ Алексей.

Мой собеседник поморщился и вяло махнул рукой, «иди», мол.

Присев в сторонке, я решил немного вздремнуть — сил набраться и вообще. Но стоило мне задремать, как Миша-танкист растолкал меня:

— Э, хорош спать. Разговор есть.