Тингль-Тангль - Виктория Платова

То, что Васька увидела в зеркале, потрясло ее до глубины души и минут на пять лишило дара речи. Вместо роскошного солнечного диска, украшенного крыльями и драконами, она увидела жалкую пародию на цветок яблони или пятипалой сирени; во времена ее покойного дедули и покойных родителей такие стилизации именовались фестивальной ромашкой.

Васька не стала устраивать скандал (хотя могла бы) и не покалечила мастера, гы-гы, татуажа (хотя могла бы), она просто сказала ему: «Чтоб ты сдох», и гордо покинула салон. Некоторое время горе-мастер бежал за ней и высказывался в том духе, что пятилистник – это совсем неплохо и ненамного хуже, чем крылатый солнечный диск, и что сам по себе такой пятилистник означает тайны пола, и что он передает скрытые значения и скрытую сущность вещей.

Со временем Васька привыкла к пятилистнику и больше не мечтала избавиться от него, и даже стала находить в нем суровую прелесть.

О татуировках Ямакаси не скажешь, что они прелестны. Их слишком много, они перетекают друг в друга и иногда противоречат друг другу, невозможно выявить, что доминирует в этом сообществе: геометрические узоры, растительные узоры или стоящие особняком символы (крылатого солнечного диска среди них нет).

Васька почти уверена: в необычных татуировках Ямакаси зашифровано нечто, что помогает ему летать, а значит, помогает летать самой Ваське…

А может, в них нет ничего такого, и то, что делает с крышами и со своим телом Ямакаси, – не совсем полет. А хорошо рассчитанная, проверенная многолетними тренировками цепочка трюков.

Голая акробатика.

Впрочем, все это не так уж важно.

Железные холмы редко бывают пустынны, они скрывают в своих складках определенное количество самых разнообразных персонажей, из наиболее часто встречающихся:

– романтически настроенные влюбленные парочки с неизменным шампанским и пластиковыми стаканчиками к нему

– психоделически настроенные бомжи с неизменной жидкостью для очистки стекол

– настроенные на премиальные кровельщики, трубочисты и установщики спутниковых антенн

– молодые люди с гитарами и пивом

– нудисты с детективами в мягких обложках

– абитура с учебниками в твердых обложках

– потенциальные самоубийцы

В основном все они – милейшие люди, улыбчивые и открытые; на Ямакаси они реагируют, как реагировали бы на появление в воздухе покойного дирижабля «Италия», открытой платформы с президентом РФ или выездной лавочки секс-шопа:

хлопки, свист, одобрительное улюлюканье.

Иногда в тело крыш бывают вмонтированы мансардные окна, и нужно помнить еще и об этом, чтобы не влезть в историю.

В тот раз они тоже обнаружили мансардное окно.

Вернее, обнаружил его Ямакаси, Попадись окно на Васькином пути – она бы просто обошла его стороной.

Ямакаси, как обычно, то исчезал, то появлялся в поле ее зрения, расстояние между ними всегда остается одним и тем же. А теперь оно сократилось до минимума: так бывало всегда, когда свободный полет Ямакаси прерывала слишком широкая улица или площадь, или река.

Но ни площади, ни реки за ближайшим кровельным обрывом не было.

А Ямакаси сидел на корточках посередине уходящей под горку крыши и рассматривал что-то под ногами.

Как ему только удается всегда сохранять равновесие?подумала Васька.

Самой опасной частью полетов были именно остановки, – постоянное движение, напротив, давало определенную устойчивость.

– Эй! – крикнул Ямакаси. – Иди-ка сюда, кьярида. Я кое-что нашел!

«Кое-что» оказалось мансардным окном, каких они за последние недели перевидали как минимум десятка полтора. Но это, в отличие от остальных, было приоткрыто.

– Не хочешь зайти в гости? – спросил Ямакаси.

– С чего бы это? – удивилась Васька.

– Просто так.

– Не думаю, что это хорошая идея…

Очевидно, у них были разные представления о хороших идеях: Ямакаси не торопился отлипать от окна.

– А я бы зашел, – задумчиво сказал он.

– Во-первых, слишком узкая щель. Сюда и кошка не пролезет, – это было явным преувеличением: кошка пролезла бы вовнутрь наверняка.

Ямакаси поскреб подбородок и легонько толкнул алюминиевую раму. Она тотчас же приподнялась и стала перпендикулярно плоскости окна. Теперь в помещение за окном можно было бы протащить не только кошку, но и животное покрупнее: бойцового пса или самого Ямакаси.

– А так? Пролезет?

– Послушай, мы даже не знаем, есть кто дома или нет. Мы не знаем, что это за дом… Вдруг нас примут за воров?

– Тебя это смущает?

Чудесная птица Кетцаль пользуется малейшей возможностью, чтобы продемонстрировать полное отсутствие понятий о том, что есть хорошо и что есть плохо. Границу между добром и злом, проходящую по душе Ямакаси, никто не охраняет: погранотряды распущены, контрольно-следовая полоса затоптана, колючая проволока на ней проржавела, истончилась и порвалась.

Ваську это нисколько не напрягает.

– Меня ничто не может смутить, ты же знаешь.

– Вопрос с хозяевами решается в течение двух секунд, – наставительно сказал Ямакаси и постучал костяшками пальцев в стекло.

В комнате внизу не наблюдалось никакого движения. Перед глазами Васьки проплывали отдельные ее детали: широкая низкая тахта, покрытая клетчатым пледом, такое же низкое кресло, пустой письменный стол справа, стеллаж с какой-то аппаратурой слева, огромный плакат над тахтой.

Что изображено на плакате – неясно.

– Видишь, никого нет дома.

– Не факт, – Васька все еще осторожничала. – Что, если хозяин принимает ванну? Хороши же мы будем, если он нас застукает.

– Хорош будет он, – парировал Ямакаси. – Мы хотя бы одеты. Идем?

– Я подожду тебя здесь…

Он уже не слушал Ваську, так ему хотелось оказаться внутри. Через мгновение он уже стоял в комнате, оглядываясь по сторонам.

– Ну что?

– Пока тихо. Пойду осмотрюсь.

Его не было около минуты, и всю эту минуту Васька ждала приглушенных криков, стука падающих предметов и тел, звона чего-то бьющегося – в случае, если Ямакаси застанет хозяина (хозяйку) пьющими чай на кухне, и хозяин (хозяйка) окажутся слабонервными. Наконец Ямакаси снова появился в комнате и махнул Ваське:

– Здесь никого нет. Влезай!

С крыши комната выглядела гораздо привлекательнее, – может быть, потому, что часть ее была скрыта от глаз. Теперь же, когда она раскрылась полностью, к тахте, низкому креслу, письменному столу справа и стеллажу слева добавилось не слишком много деталей интерьера: платяной шкаф в нише и шпалера на противоположной от тахты стене.

«Кое-что из аппаратуры» оказалось музыкальным центром с двумя колонками.

Телевизора в комнате не было.

Странное место, подумала Васька, ни одна вещь в комнате не в состоянии пролить свет на личность хозяина, непонятно даже, кто тут живет: мужчина или женщина; или женщина, расставшаяся с мужчиной; или мужчина, бросивший женщину.

Семейная пара? Вряд ли – все здесь говорит об одиночестве и о временности жилья – самый настоящий гостиничный номер, а не квартира.

Огромный плакат, висящий над тахтой, тоже не слишком порадовал Ваську: мужик на черном фоне, но не Киану Ривз, не Брэд Питт и не Джонни Депп – лысоватое, одутловатое, очкастое чмо с прилизанными жиденькими волосами на косой пробор, в пиджаке и водолазке по моде каменного века. Повесить у себя над кроватью такое счастье не решился бы и слепой.

– Небогатый антураж, – сказал Ямакаси. – Там еще есть кухня, туалет с ванной и маленький коридор. На кухне шаром покати, зато смотри, что я нашел!

Он вытащил из-за спины распечатанную бутылку с вином и два пластиковых стаканчика.

– «Совиньон Бланк», Новая Зеландия!

– С ума сойти. Хорошее вино?

– Понятия не имею. Прочитал название на этикетке. Разлив вино по стаканчикам, Ямакаси подхватил свой и принялся ходить по комнате, заглядывая во все ее немногочисленные уголки.

– Совершенно нечем поживиться, – сказал он. – Похоже, что здесь и не живет никто. А все, что можно было вынести, вынесли до нас.

– Только почему-то оставили музыкальный центр. Музыкальный центр на стеллаже – вещь, безусловно, дорогая: аэрокосмический дизайн корпуса, серебристая передняя панель, стильные маленькие колонки.

– Ты большая умница, кьярида, – Ямакаси приподнял свой стаканчик и поднес к губам. – За тебя.

Вино оказалось тягучим, вяжущим, со слегка заметным привкусом – то ли ягодным, то ли травяным. Ничего особенного, по большому счету. В том, чтобы пить чужое вино в чужой квартире, может, и есть кайф, но при условии, что это должны быть совсем другое вино и совсем другая квартира.

А эта квартира не нравилась Ваське – и гостиничной безликостью, и отсутствием какой-либо тайны; даже Ямакаси со всей своей экзотичностью не расшевелил ее. Напротив, это она как будто поглотила развеселую ярко окрашенную птицу, прибила к земле.