Концепции современного естествознания - Александр Аруцев

12.4. Естественный отбор на эмоции защиты старости

Утрата родительских чувств к подросшим детенышам у животных ярко раскрывает то, что родительские эмоции создавались именно естественным отбором: эти эмоции исчезают у каждого животного, как только они оказываются ненужными с точки зрения естественного отбора. Но в таком случае возникает вопрос, почему в человеческом обществе, где так много примеров неблагодарности, нормой поведения является уважение к старикам. Вероятно, первая мысль – что это уважение и бережливость к старым людям связаны лишь с воспитанием, а не с унаследованными эмоциями. Однако такое представление антиисторично и порождается непониманием огромного значения межгруппового отбора в процессе развития человека.

Дело в том, что уже на заре организации человеческих сообществ, с развитием речи все большее, а может быть, и решающее значение в борьбе племени за существование стал играть накапливаемый и передаваемый опыт. Объем знаний, умений и навыков, необходимых племени для выживания в борьбе с природой и врагами, неуклонно возрастал. Умения и навыки изготовления орудий, одежды, добывания и поддержания огня, охоты, сбора и хранения провизии, знание повадок животных – жертв и хищников, знание свойств пищевых, целебных и ядовитых растений, знание звезд, рек, болот, гор, а также лечение ран и болезней, уход за младенцами, устройство жилья, – все это, получаемое от предков и накапливаемое, при отсутствии письменности целиком становилось достоянием старых людей. Старые люди с их жизненным опытом и резервуаром хранимых в памяти знаний неизбежно были почитаемым и охраняемым кладом для племени. От этой малочисленной группы выживание племени, может быть, зависело в гораздо большей мере, чем от молодых, но неопытных добытчиков. Объем знаний и навыков, которые до развития письменности приходилось целиком держать в памяти, конечно, очень велик, и потому не из чисто этических принципов, а просто в силу здравого смысла, у народов, не имевших развитой письменности, старейшины пользовались очень большим авторитетом.

Разумеется, старые люди уже не передавали свои гены потомству, но группы и племена, в которых охрана старых людей и помощь им не была столь же автоматической и рефлекторной, как и помощь детям, обрекались на быстрое вымирание.

Таким образом, ближайшее рассмотрение показывает, что эта форма альтруистических эмоций – на защиту старости – должна была закрепляться естественным отбором, а не только вырабатываться воспитанием.

12.5. Групповой естественный отбор на жажду познания

К одной из особенностей человека следует отнести любопытство и жажду знаний, что обрекало многих людей на жертвы и лишения. Вспоминая проделки бесчисленных поколений школьников и студентов, увиливавших от занятий, можно счесть стремление к знанию противоестественным, тем более что овладение знаниями зачастую не помогало, а скорее мешало их владельцам выжить и, соответственно, оставить большее число детей. Потомство великих ученых, мыслителей, поэтов, провидцев обычно малочисленно: те, кто шел дальше общепринятого или думал о недозволенном, гибли во все века. Индивидуальный отбор, вероятно, всегда действовал против чрезмерно любознательных, против стремившихся к познанию. Но зато на генотип, устремленный к усвоению и пониманию, работал отбор групповой, иногда необычайной мощности.

Стоит сопоставить судьбу стада полулюдей, целиком лишенных духа познания, с судьбой такой группы, в которой хоть изредка появлялись его носители. Они почти всегда погибали бесцельно или бесследно, но нет-нет, да оставляли современникам какую-либо из тысячи находок – будь то насадка камня на палку или умение плыть на бревне, – и это хоть немного повышало шансы группы на выживание и успешное размножение. Групповой отбор не был столь интенсивным и сильным, чтобы сделать жажду знаний всеобщей и неукротимой (как, например, половое чувство), но он все же шел. Шутка «научная работа есть удовлетворение личной любознательности за государственный счет» – хороша, но не точна: любопытство удовлетворяется чтением, даже бездумным. Но именно жажда познания нового и истинного заставила работать в науке сотни тысяч людей еще до того, как этот труд стал хорошо оплачиваться и почитаться. Жажда знания обуревала множество людей всегда, даже если она уводила в жречество, монашество, знахарство, шаманство, алхимию, талмудизм, кабалистику, сектантство, в изучение Библии, Корана, конфуцианства.

Итак, эмоции человечности, доброты, рыцарского отношения к женщинам, к старикам, охрана детей, стремление к знанию – это те свойства, которые неизбежно развивались под действием естественного отбора – по мере превращения человека в животное социальное из-за цефализации и удлинения срока беспомощности детей. Закон естественного отбора, самый могущественный из законов живой природы, самый безжалостный и аморальный среди них, постоянно обрекавший на гибель подавляющее большинство рождавшихся существ, закон уничтожения слабых, больных, – этот закон в определенных условиях, именно тех, в которых слагалось человечество, породил и закрепил инстинкты и эмоции величайшей нравственной силы.

Почему же мы считаем порядочность, этичность, готовность к подвигу противоестественными? Почему мы, оценивая свои и чужие поступки шкалой этичности, не отдаем себе отчета в том, что эта шкала является самой естественной?

12.6. Социальный отбор и порождаемые им искаженные представления об этической природе человека

Отбор естественный и социальный шли в далеко несовпадающих направлениях, если не сказать – противоположных. Нередко главными факторами социального отбора были честолюбие, властолюбие, жестокость, беспринципность.

Социальный отбор лишь в слабой степени шел по признакам энергии, одаренности и нередко, как, например, свидетельствуют биографии миллиардеров, шел и на способность к хищничеству.

Истребление Наполеоном пленных в Яффе оправдывали необходимостью. Но его этическая сущность раскрывается посылкой им в период послетермидорианской безработицы прошения о принятии на русскую службу. Тем не менее корсиканец позднее взывал к патриотизму французов столь же успешно, как австриец Шикльгрубер – к патриотизму немцев.

Обжора в состоянии съесть лишь несколько обедов; даже Распутин, падишах или султан имели все же ограниченное число любовниц, и только одна из страстей ненасытна – властолюбие. Оно победило самого Наполеона. Именно властолюбие породило наибольшее число преступлений. Эйхман, убийца шести миллионов, как выяснилось на суде, не был антисемитом, однако величайшей гордостью его жизни было то, что он, лейтенант, однажды как равный участвовал в заседании среди одних лишь генералов.

К счастью, только в некоторых случаях жажда власти во что бы то ни стало, и безмерная жестокость могли чудовищно усиливаться благодаря социальному отбору, например, на востоке, где властителю доставался огромный гарем, и гены жестокого захватчика стремительно распространялись среди знати – его потомков. Может быть, именно этому обязано человечество вошедшей в поговорку азиатской жестокостью.

Существование импульса человечности вынуждает подбирать идеологические мотивы для его нарушителей и постоянно подкупать окружающих чинами, должностями, деньгами. Попрание норм человечности быстро расслаивает нарушителей по иерархической лестнице соответственно степени их готовности преступать рамки кодекса этических норм.

Социальный отбор, вознося над «винтиками» пролаз, шкурников, подхалимов, авантюристов, карьеристов, эксплуататоров, выносит их на такие позиции, откуда они не только повелевают тысячами «низших», но и видны тысячам «низших». Может быть, всего опаснее то, что эти «высшие» и их дела, будь то Жиль де Ретц, Людовик XV или Л.П.Берия, каждый своим примером формирует у человека представление о человечестве в целом, причем в большей мере, чем миллионы добросовестных тружеников.

Поведение «высокопоставленного» видят сотни, тысячи, миллионы; поступки «винтика» видны лишь его ближайшим соседям. Если выдвижению в обществе способствует наличие хищнических инстинктов, то действия вознесшегося хищника народ чувствует острее, чем поведение миллионов «винтиков», для которых, однако, именно властитель, в силу оптического эффекта всевидности, становится эталоном для суждения о человечестве в целом.

12.7. О некоторых тенденциях к отречению от этических норм

Пожалуй, ни к кому не апеллирует так охотно человек, совершивший грязный поступок, как к Достоевскому. Однако надо обратить внимание на то, что характеры и события, описанные им, почти нереальные, несмотря на разительное правдоподобие. Так, студенты, если уж убивали богатых старух ради спасения сестры и матери, то, пойдя на это, не забывали сразу о настоящей цели, мотивах и оправдании преступления; невеста не убегает от венчания с любимым под нож купчика, а тот, если и убивал свою любовницу, то старался избежать каторги; проститутки комплектовались не из Сонечек Мармеладовых, а Катерины Ивановны, и, наслаждаясь унижением, все-таки не выводили дочерей плясать на улице. Вернее, если все это и случалось, то крайне редко, потому что каждое действие рождается из столкновения многих мотивов и контролируется задерживающими центрами. Так, как у Достоевского, – не бывало, а иллюзия правдоподобия порождается тем, что эквивалентно дикие мысли естественно проносятся в голове, но не реализуются в действия. Но если реализм Достоевского обманчив, если его стремление показать, что негодяй или ничтожество способен к благородным поступкам, а порядочный человек волей обстоятельств непременно пакостит, – если это порождено индивидуально-биографическими особенностями личности писателя, то зато он, как никто другой, снимая одно за другим мотивационные напластования, добирался до первичных импульсов. И что же? В основе их лежат общечеловеческие чувства благородства, даже если они перемешаны с жестокостью, честолюбием, гордостью, мстительностью, со страхом и так далее. Важно одно: не хищничество как таковое, а сложная гамма чувств – такова первая реакция: реакция доброты, братства, сочувствия.