Ниндзя с Лубянки - Роман Ронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А второй аргумент?
– Арсений Тимофеевич, читайте газеты! В сентябре, пока вы по китайским чайным в Москве бегали, начался Маньчжурский инцидент. Чан Кайши отказался помочь Чжан Сюэляну. Фын разгромлен. Не сегодня завтра вся Маньчжурия будет захвачена японцами. Затем придет очередь Монголии, а там и мы на подходе. Все, абсолютно все, как написано в Меморандуме!
– Японская политика в Китае достаточно откровенна. Необязательно ссылаться на какой-то липовый документ, чтобы прогнозировать действия Квантунской армии.
– Не упрямствуйте, Арсений Тимофеевич. Лучше посмотрите правде в глаза. События развиваются в четком соответствии с Меморандумом. Нас ждет война с Японией. Возможно, в очень скором будущем. Я не удивлюсь, если наше правительство на днях опубликует Меморандум: мир должен знать о преступных замыслах японской военщины! И заслуга Макина, между прочим, в том, что он подтвердил подлинность этого документа. А мы, в свою очередь, предупредили партию и правительство! Не скажу, что это подвиг, но… награды зря не вручают.
– Главное, что мы не ввязались в эту войну… – задумчиво протянул Марейкис.
– Глупости. Как мы могли в нее ввязаться? Это их сугубо азиатские дела, к которым Советский Союз не имеет отношения. До поры до времени не имеет. А там – посмотрим! – оптимистично улыбнулся Юдин.
– Граждане! Очистить территорию! – со стороны площади на бульвар вышел наряд милиции в шинелях и зимних шлемах. – Очищаем территорию! Быстренько! Для вашей же безопасности!
– Что такое? Что происходит? – недовольно пробурчал Юдин, вытаскивая из бекеши и суя милиционеру под нос служебное удостоверение. Тот испуганно отшатнулся, козырнул:
– Виноват, товарищ следователь! Храм Христа сейчас взрывать будем! Вы бы отошли для безопасности, а?!
Завыла сирена. Пока чекисты поднимались обратно к Арбатским воротам, позади три раза предупредительно гукнула пушка. Спустя несколько минут раздался мощный взрыв. В домах по обеим сторонам бульвара задрожали стекла. Где-то что-то разбилось, залаяли собаки. Запричитала где-то рядом, зашлась в плаче женщина. Сзади ухнуло еще раз, заглушая и лай, и плач, и дребезжание стекол. Собеседники обернулись. Бабахнуло снова – особенно сильно, и за бульваром поднялось огромное облако пыли и снега. Рушили храм Христа Спасителя.
Марейкис оглянулся: «Что ж, раз Меморандум куплен и будет опубликован, придется считать его оружием. И пока не все еще уверены точно, что оружие это холостое, придется им повоевать как настоящим. Боролся, правда, за другое. Предупредить хотел, верил, что смогу. Оказалось, что мне веры нет. Или, во всяком случае, меньше, чем другим, – тем, кто ни во что не верит. Значит, надо верить в себя и… продолжать бороться. Бороться. С кем, против кого? С чем бороться? Бедняга Штейнберг – он хотел предупредить меня о том, что действительно должно было произойти, а я убил его. Хотя почему бедняга? Не убери тогда я его, он с чистой совестью сдал бы меня или японцам, или китайцам, или даже Юдину, обвинив меня в шпионаже на Токио. Состряпал какие-нибудь документы. Вон как легко этот купился на фальшивый Меморандум. А что, если это была не фальшивка? Все же происходит ровно так, как там описано! Ну и что? – сам себе возразил Марейкис. – События были легкопредсказуемы. Они и сейчас предсказуемы. Это не значит, что надо торговать этими предсказаниями как на рынке, да еще пытаться втянуть в войну целую страну. Штейнберга, конечно, жалко, но… Но он сам ввязался в игру разведки, а игровик из него был никакой. Жить ему оставалось в любом случае недолго – старик заигрался секретами. Не убрал бы его я, в Харбине убили бы хунхузы маршала Чжана. Я лишь выполнил свой долг синоби: спас жизнь себе и пытался спасти страну. Карма. Наму амида буцу – Принимаю убежище у Будды Амиды». – И Чен, на мгновение остановившись, еще раз обернулся на то место, где несколько минут назад стоял огромный собор. Звонницы и купол уже обрушились, медленно оседали стены, а навстречу им с земли вздымались тучи снега и пыли. Снег хрустел под ногами двоих людей, уходящих от этих туч, взметнувшихся из-под разрушающегося храма. Вокруг все еще кричали и причитали арбатские женщины и бабки, но чекисты не слышали всего этого. Каждый из них думал о своем, и каждый слышал только себя.
Глава 13. Жизнь на колесах
Тем же вечером в Петровском парке
Скромный «форд» японского военного атташе медленно подъезжал к театру «Ромэн», где в тот вечер давали новый спектакль «Жизнь на колесах» Александра Германо. У входа стояли несколько машин, толпился возбужденный предвкушением необычного зрелища народ. Даже пара редких уже для советской столицы саней доставила в образованную только в этом году студию поклонников цыганского искусства. Автомобиль атташе аккуратно разрезал толпу и, даже не останавливаясь, проехал мимо. Такой же неприметный «фордик», следовавший на небольшом отдалении, вынужден был так же медленно и аккуратно пробираться сквозь группки зрителей. Сидевшие в нем помимо водителя двое молодых людей в черных пальто и мерлушковых ушанках нервно тянулись к лобовому стеклу, пытаясь разглядеть, не удумал ли пассажир впереди идущего автомобиля какую-нибудь пакость. Так и есть! Даже в темноте было заметно, что правая дверца машины на ходу открылась и тут же закрылась. Вот только было не разобрать – это пассажир ее открыл и сразу захлопнул изнутри или же он все-таки успел выскочить? Задняя дверь открывалась вперед, по часовой стрелке, и удачно скрывала от тех, кто ехал позади, выходящего пассажира.
– Тормозни! – резко хлопнул по плечу водителя пассажир второго авто, сидевший спереди. «Фордик» остановился, и его немедленно со всех сторон начали обтекать спешащие на спектакль зрители. Молодые люди в мерлушковых шапках выскочили из машины и тщетно в группках заходящих в театр людей пытались отыскать того, за кем приставлены были наблюдать – японского военного атташе.
– Ч-черт! – разозлился старший, тот, что давал команду водителю остановиться. – Вот черт! Гады косорылые! Новоселов, иди в театр, ищи его там. Найдешь, сядь у выхода, так, чтобы и его контролировать, и чтобы я тебя нашел. Да не тупи, как в прошлый раз, скотина! В свинарник верну
