23 главных разведчика России - Леонид Млечин

• управление по контрразведывательной работе в Советской армии и военно-морском флоте;

• отдел по оперативно-чекистской работе на спецобъектах промышленности;

• служба наружного наблюдения;

• шифровально-дешифровальная служба;

• управление по охране руководителей партии и правительства;

• следственная часть;

• учетно-архивный отдел (архив, статистика, внутренняя тюрьма);

• служба оперативной техники;

• отдел по изготовлению средств оперативной техники, средств тайнописи, документов для оперативных целей, экспертизе документов и почерков;

• радиоконтрразведывательная служба…

8 февраля на заседании президиума ЦК обсуждалась записка Круглова. Ход дискуссии записывал Владимир Никифорович Малин, заведующий общим отделом ЦК, особо доверенный помощник Хрущева.

Обсуждение свелось к кадровым вопросам.

Круглова решили оставить министром внутренних дел. Хрущев настоял на том, чтобы комитет госбезопасности возглавил преданный ему генерал Иван Серов.

Заодно задумались о том, кого делать первым заместителем председателя комитета госбезопасности. Возникла кандидатура Александра Семеновича Панюшкина, который был и на партийной работе, и на дипломатической. Но воспротивились два влиятельных члена президиума ЦК.

Министр обороны Николай Александрович Булганин решительно сказал, что «Панюшкин не подходит». С ним согласился глава правительства Георгий Максимилианович Маленков, который знал начальника разведки по работе в ЦК:

– Панюшкин слабый в аппарате.

13 марта 1954 года появился указ президиума Верховного Совета об образовании КГБ. Внешняя разведка получила статус первого главного управления.

Александр Семенович Панюшкин остался на своей должности. 13 марта его назначили членом коллегии КГБ, 17 марта – начальником первого главного управления. 31 мая ему присвоили звание генерал-майор. Он сидел в кабинете № 763 – на седьмом этаже главного здания на Лубянке. Этот кабинет занимали почти все начальники советской политической разведки.

30 июня 1954 года ЦК принял постановление «О мерах по усилению разведывательной работы органов государственной безопасности за границей». Там говорилось о концентрации сил на работе против главного противника – Соединенных Штатов и Англии. Ведомства, имевшие загранпредставительства, получили указание выделить должности прикрытия, которые занимались разведчиками.

Под руководством Панюшкина готовилось убийство руководителя исполнительного бюро Народно-трудового союза в Западной Германии Георгия Сергеевича Околовича, эмигранта, родившегося в Елгаве. Он руководил оперативным сектором по подготовке и заброске агентуры в Советский Союз.

Но руководитель террористической группы капитан Николай Евгеньевич Хохлов из 13‑го отдела первого главного управления передумал убивать Околовича. 18 февраля 1954 года капитан пришел к Околовичу домой (он жил во Франкфурте-на‑Майне) и представился:

– Георгий Сергеевич, я – Хохлов Николай Евгеньевич, сотрудник органов госбезопасности. ЦК КПСС приказал вас ликвидировать. Убийство поручено моей группе.

Он показал пистолет с электрическим спуском и глушителем, замаскированный в пачке сигарет. Поскольку никакого преступления Хохлов не совершил, то получил политическое убежище. Западные немцы устроили ему пресс-конференцию, и разгорелся грандиозный скандал. Николай Хохлов был в Москве военной коллегией Верховного суда заочно приговорен к смертной казни. Он считает, что его пытались убить, но неудачно – он выжил. В советской разведке к этому относятся иронически.

– Хохлов кричал, что КГБ его пытался отравить, – говорил журналистам директор Службы внешней разведки генерал Сергей Лебедев в 2006 году, – И что вы думаете, ему сейчас уже девятый десяток, доживает свой век где-то в Америке.

Незадолго до августовского путча 1991 года бывший капитан Хохлов как ни в чем не бывало приехал в Москву. Он заходил и в редакцию журнала «Новое время», где я тогда работал. Бывший специалист по «мокрым делам» производил несколько странное впечатление. Николай Хохлов давно перебрался за океан и был профессором психологии в Калифорнийском университете. Кажется, его больше интересовала парапсихология. Впрочем, и само его появление в Москве было чем-то сверхъестественным. Он даже сходил на Лубянку, где в центре общественных связей КГБ с ним поговорили вполне вежливо.

В те времена чекисты вообще были на редкость предупредительны и любезны. Возможно, потому, что самому Комитету государственной безопасности существовать оставалось всего несколько месяцев… Хохлова указом президента России помиловали в марте 1992 года.

Другого видного деятеля НТС, Александра Рудольфовича Трушновича, офицеры КГБ, работавшие в Берлине, все-таки похитили в апреле 1954 года.

– Мой сосед по дому в Берлине был начальник отделения аппарата уполномоченного КГБ по работе с эмиграцией, – вспоминал подполковник Виталий Геннадьевич Чернявский, – Он занимался Трушновичем. Правда, получилось неудачно. Его завернули в ковер, чтобы никто не обратил внимания, и вынесли на улицу. Привезли, развернули, а он уже труп – задохнулся. Убивать не хотели. Хотели похитить.

При Панюшкине началась история с «берлинским тоннелем». Резидентура ЦРУ в Берлине устроила подкоп под кабельными линиями связи Советской группы войск в Германии и подслушивала все телефонные разговоры.

Ирония состоит в том, что в первом главном управлении КГБ знали об этом с самого начала. Москву поставил в известность Джордж Блейк, который работал в британской разведке. В годы корейской войны он попал к северянам в плен. Он хотел выжить и предложил свои услуги советским разведчикам.

С ним работал Сергей Александрович Кондрашев, который в разведке дослужился до погон генерал-лейтенанта. В военные годы Кондрашев работал референтом-переводчиком во Всесоюзном обществе культурной связи с заграницей. В 1947 году его взяли в контрразведку, а через четыре года перевели в разведку. В октябре пятьдесят третьего отправили в Лондон – и сразу исполняющим обязанности резидента. Его главным источником был Джордж Блейк.

Дэвид Мэрфи, отставной американский разведчик, был в те годы начальником резидентуры ЦРУ в Западном Берлине. Он отвечал за обработку получаемых материалов.

Мэрфи рассказывал корреспонденту «Красной звезды»:

– Впервые после Второй мировой войны наша разведка получила настоящую информацию о советской армии. Я собирал весь материал, имеющий отношение к нашей работе. Если кто-то звонил и говорил: «Я бы хотел говорить с товарищем Питоврановым», это попадало ко мне.