Мозг во сне - Андреа Рок

Следовательно, заключает Лаберж, вывод о том, что опыт, извлека­емый из сновидения, нереален, а реально только то, что происходит, когда­ сознание бодрствует, — это большая ошибка: «Сновидение можно рассматривать как особый случай перцепции, лишенный ограничений входной сенсорной информации. И наоборот, перцепция в состоянии бодрствования может рассматриваться как особый случай сновидения, ограниченного входной сенсорной информацией. С какой стороны ни посмотри, понять, что такое сознание, без понимания того, что такое сновидение, невозможно».

Лаберж и другие исследователи также предлагают нам не ограничивать наши определения состояний сознания как только «бодрствующее» или только «спящее». Как демонстрируют различные исследования, проведенные за последние два десятилетия, состояние сознания в каждый данный момент зависит от физиологических условий мозга. Многие из характеристик того состояния сознания, которое продуцирует в фазе REM наиболее яркие и живые сновидения, продиктованы внезапным падением уровня таких веществ, как серотонин и норадреналин, и сопровождающимся всплеском циркуляции ацетилхолина в комбинации с отсутствием чувственных сигналов извне. Активация ключевых управляющих вниманием участков в префронтальной коре, возможно, добавляет тот ингредиент, который продуцирует осознанные сновидения. Вносить свой вклад в такой тип сновидений могут и некоторые нейрохимические смещения.

Фаза REM может служить наиболее ярким примером того, каким образом сознание переключает передачи, но это лишь один из многих примеров. Когда вы читаете газету и вдруг до вас доходит, что вы прочли уже половину статьи, но не осознали при этом, о чем она, это выглядит так, как будто уровень норадреналина и серотонина вдруг упал, а уровень ацетилхолина подскочил, что позволило вашему разуму отвлечься, рассредоточиться, впасть в состояние «сна наяву». Как говорит Роберт Стикголд, «в конце концов, нормального состояния не существует. Бодрствование не более нормально, чем сон. Когда ваш разум где-то блуждает, это не менее нормально, чем когда вы держите его в узде. Быть спокойным, хладнокровным, собранным не более нормально, чем быть охваченным страстью. Наши потребности меняются в зависимости от окружения, и организм должен быть готов изменять свои состояния, чтобы соответствовать брошенным ему вызовам».

Глава 10

Сознание и не только

Мозг — самая сложная система во всей Вселенной.

Кристоф Кох

Переходя из кабинета в кабинет Калифорнийского технологического института, Кристоф Кох непременно подпрыгивает и цепляется пальцами за притолоку очередной двери. Делает это он автоматически, потому что главная его страсть — скалолазание. Серьезное, настоящее скалолазание. На домашней страничке Коха выложена любимая фотография этого физика, переквалифицировавшегося в нейробиолога: Кох висит на страховочном канате на высоте 2800 футов над Йосемитской долиной. А когда Кох не карабкается по скалам, он занимается наукой. Тоже всерьез. С конца 1980-х он работает вместе с нобелевским лауреатом Фрэнсисом Криком — они героически ищут именно те клеточки головного мозга, в которых скрывается сознание.

Между стремлением Коха открыть тайны сознания и его страстью к покорению Скалистых гор на самом деле имеется связь, и весьма тесная. Объясняя собственное увлечение экстремальным спортом, Кох ссылается на автора историй о путешествиях и приключениях Джона Кракауэра, который описывал свой альпинистский опыт как «сон с открытыми глазами». Кох объясняет: «Для альпинизма, скалолазания требуется почти совершенное слияние разума и тела, и то и другое работают по максимуму. Взбираясь на скалу, я чувствую себя наполненным жизнью, и разум мой работает тоже в полную силу». Он говорит быстро-­быстро, словно ему не терпится поскорее высказать свою мысль — ведь на слова тратится столько времени, а жизнь коротка, он и так не успевает втиснуть в нее все, что ему хочется сделать. Программа у него впечатляющая: «Я пытаюсь понять, откуда я пришел, куда приду и что здесь делаю. Я хочу понять, почему мы обладаем сознанием».

Кох считает сновидения увлекательнейшим кусочком ребуса, имену­емого сознанием: «Для меня самая примечательная черта сновидений — это то, что все выглядит и кажется настоящим. Как-то я наткнулся на фразу, которая описывает это наилучшим образом: “Сновидения кажутся реальными, пока они длятся. А разве с жизнью не то же самое?”» Он не устает спорить с теми, кто считает сновидения неким придатком, побочным явлением, не имеющим никаких биологических функций. Кох, напротив, уверен, что сновидения потому пережили несколько этапов эволюции, что у них имеется генетически обусловленное предназначение. В чем оно заключается — до конца пока не понятно, но Коха в особенности интригуют исследования роли сновидений в консолидации памяти. «Известно, что мы видим сны еще в утробе матери, что животные тоже видят сны и основа их сновидений не многим отличается от нашей, — объясняет он. — Сновидения представляют собою высокоразвитую функцию мозга, необыкновенно яркую форму сознания».

Его сотрудничество с Фрэнсисом Криком началось, когда Кох вел исследования в лаборатории искусственного интеллекта Массачусетского технологического института. Его соавтором по той работе был Шимон Уллман, ныне профессор Института имени Вейцмана38. Они занимались когнитивной архитектурой внимания: каким образом мозгу удается сосредоточиться на одном из многих конкурирующих сигналов, поступающих в каждый данный момент? Например, каким образом вы фокусируете свое внимание на том, что говорит ваш пассажир, если вам при этом приходится вести авто в час пик, радио играет, комариный укус на ноге чешется, начинается ливень, и начинается он с грома и молний? Крик был настолько поражен их работой, которая была опубликована в 1984 году, что пригласил Коха и Уллмана провести неделю в Институте Солка39, где сам занимался аналогичным вопросом: пытался понять, каким образом мы управляем вниманием. Но постепенно его целью стала разгадка тайн сознания, и он надеялся повторить свой собственный успех — открытие тайны ДНК. С Кохом его объединяла общая черта — острый ум и одержимость интеллектуальным поиском. Кох начал регулярно посещать Крика, это стало намного удобнее, когда он в 1986 году перешел из Массачусетского технологического в Калифорнийский технологический институт. Свою первую совместную работу о биологических основах сознания они опубликовали в 1989 году. С тех пор Кох раз в месяц приезжал в Ла-Хойю, чтобы два-три дня поработать с Криком, а так они ежедневно обменивались электронными письмами.

Интерес Коха к природе сознания возник, как он сам считает, когда ему было лет тридцать с небольшим: он сидел дома и маялся зубной болью. Он прекрасно понимал, что боль вызвана электрической активностью определенного нервного окончания в мозгу, и, чтобы отвлечься, начал размышлять, почему вот эта электрическая активность вызывает боль, а другая — доставляет удовольствие или заставляет его чувствовать запах лука или слушать звуки скрипок. «Компьютер можно запрограммировать на какие угодно операции или расчеты, но он не чувствует боли. Значит, в мозгу имеется что-то, что пробуждает субъективные ощущения, и мы подумали, что сможем найти определенный набор нейронов, объединенных неким свойством, которые на каком-то этапе эволюции создали у животного первое субъективное ощущение», — говорит Кох. По мере того как структуры мозга усложнялись, само осознание ощущения преобразовалось в нечто более сложное — в человеческое сознание, в том числе в понимание собственной смертности и способность поднимать вопросы вроде тех, на которые Крик и Кох надеются найти ответы. Человеческий мозг — это уникальный компьютер, который может использовать свою мощь для вычисления собственных операционных законов.

«Поразительная гипотеза» о природе сознания, которую Крик выдвинул в 1994 году, теперь стала общепризнанной большинством ученых. С тех пор собраны убедительные доказательства, поддерживающие казавшееся когда-то спорным утверждение Крика, что «радости и печали, воспоминания и стремления, чувство собственной идентичности и свободная воля — все это на самом деле не более чем работа разветвленного скопления нервных клеток». Хотя многие нейробиологи считают, что сознание — это плод коллективной деятельности нервных клеток, рассеянных по всему мозгу, и является производным от одновременного возбуждения миллионов или миллиардов нейронов, Кох и Крик уверяют, что местоположение этих клеток можно указать более точно. И что вся суть — в дискретном возбуждении куда меньшей группы нейронов. «Благодаря эволюции у разных молекул и отдельных клеток имеются свои специфические функции, и мы с Криком считаем, что это относится и к сознанию. Мы ищем специфические нейронные свойства, которые порождают сознание — скорее всего, дело обстоит именно так, сознание — это не продукт коллективной деятельности всего мозга», — говорит Кох.