Библиологический словарь - протоиерей Александр Мень

Человек малого роста и хрупкого телосложения, Ф. отличался непреклонной волей, огромной работоспособностью и аскетическим

настроем. Как и все незаурядные люди, он внушал самые различные чувства и вызывал противоположные о себе суждения. Консерваторы считали Ф. масоном и тайным протестантом, называя «якобинцем в богословии» и «карбонарием», либералы, напротив, видели в нем обскуранта. Особенно резкую и одностороннюю характеристику дал ему историк С.М.Соловьев, к–рый в своих «Записках» говорит, что у Ф. «была горячая голова и холодное сердце». Но еще больше было у митрополита ревностных почитателей, видевших в нем молитвенника, подвижника и праведника. Столь же противоречивыми были мнения о трудах Ф. Противник мистических увлечений Александровского времени и гонитель библ. общества архим. Фотий (Спасский) заявлял, что своей деятельностью и сочинениями Ф. «не сделал православной церкви и вере никакой пользы, кроме услуг нововведениям и неправославию и всему, что угодно было тайному обществу» (т. е. *масонству). Партия Шишкова и Аракчеева считала «Катехизис» Ф. вредной книгой, в частн., из–за того, что в нем многие, как они выражались, «молитвы» (напр., *Нагорная проповедь) приводились по–русски. В результате выход «Катехизиса» был временно приостановлен. С др. стороны, поборники новых веяний усматривали в «Катехизисе» мертвящую схоластику.

Прот.Г.Флоровский справедливо подчеркивает, что мысль Ф. сформировалась в своеобразной атмосфере «Александровской эпохи» с ее романтизмом, религ. исканиями и глубоким интересом к христ. Западу. Новаторство Ф. было обусловлено тем, что он «не слушал высших наук в духовной школе», а вынужден был в значит. мере создавать систему богословского образования заново (*Введенский Д.). Между тем это было невозможно без использования достижений зап. богословия, в частн., протестантского. Ф. ставили в упрек симпатии к Обществу Иисусову, а также к *Сведенборгу и *Юнг–Штиллингу, хотя в действительности он принимал далеко не все их воззрения. Крутой поворот в государств. и церк. политике царизма в конце правления Александра I, падение Голицына, закрытие библейского Общества — все это глубоко потрясло Ф. и наложило печать на его жизнь и личность. Сознавая, что начался «обратный ход к временам схоластическим», он вынужден был постоянно обходить подводные камни, писать, говорить и действовать с чрезвычайной осторожностью. В известной степени это проявилось и в его суровой требовательности к академии и к клирикам. Весьма сложными были отношения Ф. с тремя современными ему рус. библеистами: прот.*Павским, *Бухаревым А. и архим.*Макарием (Глухаревым). Первый был его сподвижником в библ. обществе, но Ф. не одобрял его «протестантствующих» тенденций. Бухарева он ценил как богослова и экзегета, однако крайне настороженно относился к его историософским идеям и воспрепятствовал выходу в свет книги Бухарева об Апокалипсисе. Для архим. Макария Ф. был настоящим духовным отцом, но защитить его от репрессий не смог.

Роль Ф. в рус. переводах и изданиях Библии. Ф. вступил в библейское общество сразу же после его основания и оставался его членом до конца, т. е. до официального запрещения общества в 1826. С 1814 он был директором библ. общества, а с 1816 — вице–президентом. Для библ. общества Ф. перевел на рус. язык Ев. от Иоанна. Ему было поручено наблюдение над изданием первой славяно–рус. *билингвы Четвероевангелия (СПб., 1819); он сам подбирал для него шрифт; его подпись стояла под предисловием к 3–му изд. Евангелия (1819). Он же написал предисловие к рус. пер. Псалтири (1822), сделанному прот.Павским в сотрудничестве с Ф. В 1823 вышло издание полного рус. НЗ с предисловием Ф. Ему также принадлежат «Таблицы чтений из Свящ. Писания, церковной и гражданской печати» (СПб., 1819), предназначенные для учебных целей. Это активное участие Ф. в трудах общества вооружило против него противников рус. пер. Библии, особенно архим.Фотия (Спасского) и митр.Серафима (Глаголевского), к–рый сначала был сторонником библ. общества, а затем осудил его как рассадник вольнодумства и крамолы.

Только в 1856, через 30 лет после закрытия библ. общества, Ф. смог вновь поднять в Свят. Синоде вопрос о рус. переводе Библии. Митр.*Филарет (Амфитеатров) Киевский, хотя и был другом Ф., открыто выступил против «русской Библии» (о его тезисах см. в ст. о нем). Александр II распорядился ознакомить Ф. с аргументами Киевского митрополита. В ответ на них Ф. составил записку, содержащую апологию рус. перевода. Он указывал, что рус. язык не уступает славянскому в выразительности, что св.отцы и вся древняя Церковь держались *Септуагинты, потому что в то время греч. язык был наиболее распространенным в империи. Пример Восточных православных церквей, оставивших Слово Божье без перевода на народные языки, по мнению Ф., не должен останавливать Русскую Церковь, ибо эти Церкви, бедствующие под игом ислама, не имеют квалифицированных богословов для перевода. Ф. отмечал, что в слав. Библии содержится много непонятного не только для простого народа, но и для рядового духовенства. Предложение митр.Киевского частично русифицировать слав. текст Ф. отверг, полагая, что подобная полумера только внесет путаницу и исказит слав. Библию. Подводя итог, митрополит писал, что «православная российская Церковь не должна лишать православный народ чтения слова Божия на языке современном, общевразумительном, ибо такое лишение было бы несообразно с учением святых отец и духом восточно–кафолической церкви, с духовным благом православного народа». Он выразил сожаление, что вынужден «входить в состязание» по вопросу столь очевидному и полемизировать с «досточтимым мужем» (т. е.Филаретом Киевским). Что же касается библ. общества, то Ф. назвал запрещение его плодом недостойных интриг, клеветы и «выдумок». Мнение святителя оказалось решающим, и дело «русской Библии» получило ход (см. ст.: Переводы Библии на русский язык; Синодальный перевод).

Ф. внес важный вклад и в создание принципов перевода. Еще в 1845 (т. е. при Николае I) он обосновал необходимость использования *масоретского текста при переводе. Однако статья Ф. на эту тему («О догматическом достоинстве и охранительном употреблении греческого Семидесяти толковников и славянского переводов Свящ. Писания») вышла лишь при Александре II (М., 1858). В ней Ф. указал на католич. тенденцию следовать только *Вульгате, и протестантскую, к–рая при переводе ВЗ ориентировалась лишь на евр. текст. Эти крайности Ф. предлагал преодолеть, ориентируясь на Септуагинту и масоретский текст. Греч. перевод важен потому, что «в нем можно видеть зеркало текста еврейского: каков он был за двести и более лет до Рождества Христова». Особенно драгоценны свидетельства Септуагинты для мест, имеющих пророческий, мессианский характер. Однако, добавляет святитель, «справедливость, польза и необходимость требует, чтобы и еврейский текст также в догматическом достоинстве принимаем был в соображение при истолковании священного Писания». Наряду с этим, по мнению Ф., высокую ценность имеет и перевод на *церк. — слав. язык, поскольку он один из древнейших в Европе. Этот синтетич. принцип лег в основу работы синодальных переводчиков Библии, хотя им и не удалось установить точные критерии для определения, когда нужно пользоваться греч., когда евр., а когда слав. текстами. Дискуссия по этому вопросу возобновилась уже после смерти Ф. в связи с выходом син. перевода (см. полемику между *Горским–Платоновым и еп.*Феофаном Говоровым).

Библейские труды Ф. Многочисл. церк. — администрат. обязанности Ф. не позволили ему создать единого и цельного толкования на все свящ. книги или на к. — л. *раздел Библии. Однако ему принадлежит ряд работ экзегетич., герменевтич. и исагогич. характера. В период ректорства он составил лекционные конспекты по курсу Свящ.Писания ВЗ (*Пятикнижие в целом, Исх, Пс, *Учительные книги и т. д.). Большинство их было издано лишь посмертно. При жизни Ф. вышли его книги: «Опыт изъяснения псалма LXVII» (СПб., 1814), «Записки руководствующия к основательному разумению на книгу Бытия, заключающие в себе и перевод сия книги на русское наречие» (М., 1816), «Начертание церковно–библейской истории» (СПб., 1816), «Дух премудрости. Премудрый Соломон 7:22,23» (ХЧ, 1830, ч.39), «Изъяснение 53 гл. пророчества Исайи об Иисусе Христе» (ХЧ, 1832, ч.46), «Письмо о грехопадении прародителей» (ПТО, 1846, № 4), «К вопросившему о значении слов кн. Бытия (3:22) «Се Адам бысть яко един от Нас»» (ДЧ, 1865, № 8). Труды эти впоследствии переиздавались. Слог Ф. был неск. архаичным даже для своего времени и не обладал легкостью, свойственной творениям его современника архиеп. *Иннокентия (Борисова). Но это искупалось глубиной мысли, строгостью аргументации, богосл. и науч. насыщенностью.

Ф. называл Библию «единым чистым и достаточным источником учения веры», что давало повод критикам усматривать в этом протестантские тенденции. Однако эти критики упускали из виду, что для Ф. Писание и *Предание были неразделимы. Библия, по его словам, есть лишь «продолжение и неизменно упроченный вид предания». Настаивая на примате Писания, он хотел сказать, что оно содержит Предание в наиболее четкой и неповрежденной форме. Устное Предание, по его мнению, должно всегда проверяться через письменное (Библию), и кто об этом забывает, тот подвергается опасности «разорить заповедь Божию», подменить ее преданиями человеческими. Примечательно, что Ф., всецело проникнутый духом святоотеч. мысли, не считал правильным ставить знак равенства между Библией и св.отцами. «Так ли верно, — спрашивал он, — можно определить минуту, когда церковный писатель сделался святым и, следовательно, не просто писателем, подверженным обыкновенным недостаткам человеческим?»