Серебряный орел - Бен Кейн

Но не сегодня.

Чем дальше от Форума они уходили, тем тише становились звуки сражения.

— Это Палатин?! — с удивлением воскликнула Фабиола.

— А ты думала, что мы квартируем на Авентине или Целии? — лукаво усмехнулся Секунд.

Фабиола вспыхнула: он угадал. Большинство жителей Палатина были богатыми людьми, не чета окружавшим их небритым оборванцам.

— Воины — дух Рима, — гордо сказал Секунд. Остальные одобрительно загудели. — Мы живем в самом сердце этого древнего города.

Фабиола почтительно склонила голову. В самом деле, легионеры сражались и умирали за Республику. Как бы сама Фабиола к ней ни относилась, но уважала ветеранов за храбрость и жертвы, которые они приносили ради своей страны. Достаточно было посмотреть на обрубок правой руки Секунда и множество старых шрамов на лицах и телах ветеранов, чтобы понять это. Они получали раны, проливали кровь, теряли товарищей, а жившие здесь богачи не ударили бы палец о палец, чтобы помочь им.

Наконец они добрались до высокой ровной стены, и Секунд остановился у маленькой двери, укрепленной железными заклепками. Простой кованый молоток и металлическая пластинка вокруг скважины для ключа делали ее похожей на заднюю дверь любого приличного дома в городе. Те римляне, которые могли себе это позволить, предпочитали жить в домах с просторными дворами в середине и постройками по бокам. Снаружи дома выглядели очень скромно, чтобы не привлекать к себе внимания. Но внутри могла царить роскошь — истинная, как у Брута, или показная, как у Гемелла.

Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никого рядом нет, Секунд постучал в дерево костяшками пальцев.

— Кто? — тут же спросили за дверью.

Секунд наклонился и пробормотал несколько слов.

Видимо, ответ был верен. После недолгой паузы засовы отодвинули, и дверь неслышно отошла в сторону на хорошо смазанных петлях. В проеме возникла мощная фигура в красно-коричневой военной тунике, державшая в руке обнаженный гладиус. Судя по коротко остриженным волосам и шраму от правого уха до подбородка, это был еще один отставной легионер.

Узнав Секунда, он вложил меч в ножны и в знак приветствия ударил себя в грудь кулаком правой руки.

Ответив тем же, Секунд прошел в атриум.

Фабиола и Секст вошли следом, за ними — все остальные. При виде двух незнакомцев, одним из которых была женщина, а вторым — тяжело раненный раб, страж прищурился, но не сказал ни слова. Дверь закрылась с тихим щелчком, и в таблинуме стало темно. Единственным источником света здесь были масляные лампы в настенных кольцах, размещенные через равные промежутки. Колеблющийся свет падал на ярко раскрашенные статуи. Самым величественным было изображение божества в плаще, склонившегося над распятым быком. Тени, отбрасываемые фригийским колпаком, скрывали лицо бога, но зажатый в руке кинжал ясно говорил о его намерениях. Как и всем животным в святилищах, огромному быку предстояло стать жертвой.

— Митра, — почтительно объявил Секунд. — Отец.

Его товарищи дружно склонили головы.

Испуганная Фабиола слегка вздрогнула. Хотя они находились в первом из помещений храма, однако энергия чувствовалась здесь сильнее, чем в целлах огромного храма на Капитолийском холме. Если ей повезет и на то будет воля Митры, она сумеет здесь что-нибудь узнать о Ромуле. В отличие от лжи предсказателей и уклончивых ответов, которые давались в храмах, в таком священном месте, как это, действительно могли сказать правду… Фабиола заставила себя вернуться к действительности. Нельзя расслабляться, подумала она. Время молиться настанет позже. Почтительно поклонившись статуе, она показала на зиявшую глазницу Секста и сказала:

— О нем нужно позаботиться.

До сих пор ее раб не произнес ни слова жалобы, но теперь скрежетал зубами. Ярость борьбы утихла, и боль колола его череп тысячами жалящих игл.

Секунд показал налево.

— Валетудинариум там.

— Кому принадлежит этот дом? — спросила Фабиола.

Он сильно отличался от жилищ, которые могли себе позволить большинство горожан.

— Что, здесь лучше, чем в армейских казармах? — засмеялся Секунд. — Госпожа, его хозяином был легат. Один из нас.

— Был? — нахмурилась она.

— Бедняга упал с коня два года назад, — ответил Секунд. — И родни не оставил.

— И вы присвоили себе его собственность?

Впрочем, ничего удивительного в этом не было. В современном ненадежном политическом климате тот, кто действовал уверенно, часто мог не опасаться закона. Именно так годами вели себя Клодий и Милон.

— Госпожа, мы ветераны, а не воры. — Секунд смерил ее суровым взглядом.

— Конечно, — пробормотала Фабиола. — Извини.

— Теперь домус принадлежит Митре, — просто ответил он.

— И вы живете здесь?

— Нам дарована такая привилегия, — ответил Секунд. — Это самое священное место в Риме. Его нужно защищать.

Оставив товарищей у статуи Митры, Секунд повел Фабиолу и Секста по коридору и обогнул то, что должно было быть углом центрального двора. Под ногами у себя они видели простую, но хорошо выложенную мозаику с типично римским рисунком, представлявшим собой концентрические окружности, волны и водовороты. Они миновали множество комнат, которые казались необитаемыми; за открытыми дверьми не было ничего, кроме голых стен и полов.

Наконец Секунд остановился перед комнатой, из которой доносился сильный запах уксуса — главного дезинфицирующего средства, использовавшегося римскими врачами.

— Янус! — крикнул он.

Фабиола подтолкнула Секста вперед и следом за ним вошла в валетудинариум, военный госпиталь. Как ей предстояло выяснить позже, он ничем не отличался от палатки в полевом лагере. Приемную заменял низкий столик, стоявший у двери. На деревянных настенных полках располагались свитки из телячьей кожи, металлические инструменты, глиняные горшки и стеклянные мензурки. На полу стояли открытые сундуки, наполненные свернутыми тюфяками и одеялами. В задней части комнаты находились низкие койки, ни одна из которых не была занята. Рядом с ними — исцарапанный стол, окруженный множеством масляных ламп, стоявших на грубых металлических подставках. С каждой ножки стола свисали толстые веревки; его крышку покрывали темные пятна, похожие на не отмытые до конца следы запекшейся крови.

С кожаной табуретки в углу встал русоволосый узколицый человек в потертой военной тунике, украшенной двумя фалерами, и вежливо поклонился Фабиоле. Как все воины, он носил пояс с кинжалом в ножнах. Человек подошел к ним, негромко цокая подошвами калиг, подбитых гвоздями.