Английские эротические новеллы - Алекс Новиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что для этого надо? — Эвелина еще не понимала, чего хочет от нее исповедница. — Как говорил апостол Павел: «Бог верен, а всяк человек лжив» [Римлянам 3:4].
— Пойдем в твою комнату и там продолжим! Главное, это запереться изнутри на засов! Ох, грехи мои тяжкие!
Обитель леди Эвелины мало, чем отличалась от тюремной камеры, но матушку Изольду это ничуть не смутило.
— Раздевайся, — приказала она, — надо посмотреть, не оставил ли Лукавый знаков на твоем грешном теле!
— Пожалуйста! — Леди Эвелина почувствовала, что руки матушки добрались до набухших сосков, — только знаки на моем теле оставляет не враг рода человеческого, а плетка!
— Да уж, — монашка провела пальцем по рубцам, пересекавшим ягодицы, — попало тебе крепко! А теперь скажи мне, тебе нравится, когда мужчина целует тебя… туда?
— Откуда мне знать! — вздохнула узница. — Ни муж, ни любовники меня туда ни разу не целовали! У покойного Фанге, язык был шершавый и влажный!
— А как же…
— Ну… — Очередной вопрос матушки заставил леди покраснеть. — Он замечательно умел вылизывать!
— Ну, по сравнению с изменой мужу, это не такой уж и большой грех, хотя в ветхозаветные времена за него карали лютой смертью! — Матушка Изольда притянула женщину к себе и поцеловала в шею. — Главное запереть дверь изнутри на засов!
Убедившись, что замковые слуги им не будут мешать, матушка приступила к обряду изгнания дьявола. Для начала она зажгла несколько свечей и принялась изучать все уголки нежного тела прекрасной Эвелины.
«Вот уж не думала, что изгнание дьявола может быть таким приятным!» — Эвелина почувствовала, как матушка втирает в нее церковное масло. Нежные прикосновения никак не давали узнице сосредоточиться: хотелось думать не о спасении души, а плотских удовольствиях.
«Сэр Гилфорд Уэст вряд ли посчитает это изменой! — леди Эвелина подумала, что еще немного, и она не сможет устоять. — Столько лет я не знала никаких других ласк, кроме укусов страшной плетки! Косточки Фанге давно сгнили!»
Обряд экзорцизма в исполнении матушки Изольды был для узницы чем-то совершенно новым, сладким и очень грешным. Никогда до этого леди не испытывала подобных ощущений.
— Подожди немного, — прошептала матушка, — теперь и я разденусь, чтобы легче очистить твое тело от грехов, и облегчить хоть немного страдания грешной души?
«А интересно, — думала леди Эвелина, — чью душу она имела в виду, свою или мою?».
Монахиня потрясла заключенную: под бесформенной рясой скрывалось крепкое ухоженное тело, не растравившее за годы постов и молитв природной привлекательности. Низ живота был гладко выбрит, а груди упругие и тяжелые.
«А ведь она не раз рожала, — подумала Эвелина, разглядывая матушку, — а как же обеты безбрачия?»
— Какие прекрасные груди, — промурлыкала матушка, любуясь прекрасным телом узницы, — твой муж лишил себя такого сосуда блаженства…
— Изыди Сатана! — Тут же матушка принялась целовать и щекотать их. Соски набухли и затвердели, а леди Эвелина почувствовала приятное тепло между своих стройных ног. А Матушка Изольда, казалось, сразу узнала об этом. Она целовала женщину все ниже и ниже, пока голова не оказалась на уровне живота. Каждый следующий поцелуй становился все более страстным, разогревая соскучившееся по ласке тело.
— Не волнуйся, все будет хорошо! Сейчас я выгоню беса из лохматой лощины! — проворный язык матушки начал приятно щекотать между ног.
— Боже мой! — леди Эвелина раздвинула их как можно шире, чтобы Матушка Изольда могла делать все, что пожелает.
— Ох! Ах! — леди Эвелина застонала, когда матушка поцеловала маленькую горошинку, а потом принялась нежно водила языком вдоль повлажневшей лощины.
Наступил момент, когда леди Эвелина не могла больше терпеть, выгнулась дугой, вздрогнула и, казалось, взлетела над постелью!
— Ну вот, — матушка оторвалась от тела Эвелины, — похоже, я выгнала беса из твоего грешного тела!
Клубок тел распался.
— А теперь твоя очередь, моя сладкая грешница! — голос матушки Изольды стал сладким, как мед.
Леди, забыв про всякий стыд, начала делать тоже самое. До самой смерти она не забудет, насколько сладкой была матушка Изольда.
Впрочем, минутная слабость с монашкой не смогла заставить пленницу забыть возлюбленного мужчину.
— Что делать, мой отец тот год скончалась мать, и граф, раздосадованный тем, что она не родила ему сына, поклялся в том. (В чем поклялся?)
— Род Брисбернов — древний, честный, уважаемый, хотя, быть может, и пришел в упадок за последнее время!
— Да уж, твой папочка, мир его праху, был весьма строгим родителем. Я хорошо его знала, — глаза монашки стали вдруг мечтательными, как у молодой жены в первые дни после свадьбы, — щедро жертвовал на нужды нашей тихой обители! На вот, возьми. Эту волшебную воду делает нам аптекарь Авраам. Когда закончится, и сама можешь сделать. Рецепт прилагается!
«Способ изготовления ландышевой воды, — Прочитала Эллин, — взять горсть ландышевого цвету, настоять в кувшине белого вина, процедить и принимать по чайной ложке один раз или два, по мере надобности. Возвращает речь косноязычным, исцеляет подагру, унимает сердечную боль и укрепляет память. Полезен и больным, и здоровым, мужчинам, равно как и женщинам». Ниже рукою матушке Изольды была сделана приписка: «Помогает также при вывихах и после порки [втирать] и коликах [пить по столовой ложке каждый час]».
— Спасибо матушка! — леди с трудом подавила счастливую улыбку. — Ваша весточка о сэре Гилфорде лучшее лекарство!
— Господи, — матушка перекрестилась, — прости меня, грешную! Но вот, почитай!
Монахиня протянула женщине потрепанную книгу в кожаном переплете. «Gesta beati Benedict!».[71] Она укрепит твой дух и поставит тебя на пусть раскаяния! — Deus vobiscum![72] Благословила узницу матушка Изольда на прощание.
Проводив матушку Изольду, леди Эвелина раскрыла подаренную матушкой книгу, но буквы прыгали, а мысли никак не хотели перестроиться на благочестивый лад. Страдалица давно поняла, что молить мужа о снисхождении напрасно, и покорилась своей судьбе. Пока сердце господина оставалось закрытым для нее, она не могла ни молить его о прощении, ни даже уверить себя в том, что должна быть за что-то прощена.
Глава десятая. Побег
Так шел месяц за месяцем. Страшная кобыла, колодки и плеть палача все меньше казалась ей орудием наказания — по приказу мужа, а больше испытанием на прочность: что сильнее ее чувство к сэру Гилфорду Уэсту.
