Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова

— Алиса! Может, хватит уже? Сколько можно?!

— А что ты мне рот закрываешь? Это не я разрушила нашу семью!

— Ну вот, началось…

— А что? Правда глаза колет? Стыдно-то как! Нашел себе шлюху молодую!

— Алиса! — голос отца прогремел в пустой комнате.

— Я лучшие годы своей жизни отдала тебе…

— Успокойся! Мы всё это уже выяснили в суде! Забыла? Мы уже сошлись на том, что я козёл, моральный урод и предатель! Что тебе еще нужно? Квартира твоя! Я на нее не претендую…

— Еще бы ты на нее претендовал!

— Никите с обучением помогу, а остальное сама! Привыкла на мои деньги…

И в этот момент раздался щелчок — мать отвесила отцу пощечину.

Они ругались в гостиной, и взрослый ребенок не видел своих родителей, но в то же время он прекрасно их представлял. Вот отец потирает идеально выбритую правую щеку, потому что мама — левша и, следовательно, ударила по правой. Она стоит, опять ссутулившись, чувствуя себя старой и ненужной. И ей обидно. И больно. Больней, чем отцу сейчас. У отца болит щека, у матери — сердце. А еще она не понимает, как можно разлюбить. Как он смог разлюбить, и почему у нее не получается это сделать? Странно, ведь у отца получилось…

Он уйдет, а она останется и будет плакать. И Никита (как там Настенька сказала? «Завтрашний мужчина»?) не мог ее успокоить. Не знал как… Не умел. И в пустой квартире, где теперь даже некому смотреть телевизор, будет тихо. Слышны будут лишь всхлипы мамы, иногда прерываемые словом «о, Господи». Лет пять назад Никите казалось, что это не мама плачет, а тишина пустой квартиры. И даже через наушники будет слышен этот скорбный плач по умершей любви. И Никита уже повернулся к двери, чтоб уйти подальше отсюда — неважно куда, лишь бы не быть здесь, — как из гостиной вышел отец, выкатывая за собой большой чемодан. Вышел и, увидев сына, замер. А за его спиной в пустой просторной комнате осталась плачущая жена. И ее плач царапал душу парню.

— Привет, — сказал отец, растерявшись, и опустил руку. — Ты чего не на тренировке?

— Она вечером, — только и смог ответить подросток.

— А, ясно. Как учеба?

— А ты куда?

Отец оглянулся на чемодан, подкатил к себе и не то улыбнулся, не то ухмыльнулся.

— Ну… мне нужно уехать, — ответил мужчина.

— Куда? Ты же уже не ездишь в командировки? — вновь спросил ребенок.

— Понимаешь… Мама тебе всё объяснит.

И тогда мальчик, на глазах которого рушилась семья, мальчик, который не умел успокоить мать, взорвался:

— Мама? Опять валишь всё на нее?

Отец опешил, уставился на Никиту.

— Да как ты с отцом…

— Да ты не мужик!

— Никита!

— Что? Сам заварил эту кашу, а расхлебывать ее заставляешь? А она опять антидепрессанты будет пить! Хорош, что сказать!

— Закрой рот! — побагровев, рявкнул отец и шагнул к сыну.

— С чего вдруг? Как ты сказал: «Никита уже взрослый, поймет»? Только мне ни хрена непонятно!

— Сынок! — крикнула мама, стоящая за плечом отца. Она выскочила из комнаты, услышав крики.

— Нашел себе поблядушку, так и скажи! — не унимался ребенок.

— Заткнись! — загремел отец на всю квартиру.

— С хрена ли? Это ж не я семью бросаю!

И тогда отец ударил. Ударил кулаком по лицу. Парень отшатнулся, заваливаясь назад, приложился лопатками о ребристый рисунок двери. Скулу свело. А в узкой прихожей разыгрывалась драма. Мама бросилась на отца с кулаками и колотила его, что-то крича, но Никита не мог уловить смысл этих слов. Отец кричал и обувался. Чемодан бился о стены, отскакивая от людей, которые его пинали. Мама оттолкнула Никиту от двери, открыла ее и вытолкнула за порог мужа. Тот возмущался и что-то говорил, но женщина захлопнула перед его носом дверь и закрылась на все замки и даже на щеколду. Стояла, тяжело дыша, и боялась повернуться к ребенку. Никита видел, как дрожат женские плечи, как побелили пальцы, сжимающие ручку двери. Своя боль казалась несущественной, незначительной, никчемной. Парень шагнул к маме. Положил большие ладони на плечи и потянул к себе.

— Мам, — позвал он тихо.

Женщина судорожно всхлипнула, поддалась и ткнулась лицом в широкую грудь сына, обняла его и зарыдала. Ник склонялся к ней, целовал в висок, где у самых корней волос опять показалась седина, гладил по спине.

— Успокойся, мам, успокойся, — только и выговорил он, но женщина плакала безутешно.

Никита сидел на кухне, прижимая к припухшей скуле примочку с бадягой. Мама крутилась, накрывая на стол, и сын следил за ней взглядом. Когда она оглядывалась на него, он улыбался, и мама улыбалась в ответ.

— Ты проводил Нику домой? — вдруг спросила она.

— Угу, кстати, ты хорошо знаешь ее маму, — вспомнил Ник, радуясь, что нашлась тема для разговора.

— Да? И кто она?

— Аксёнова Лариса.

— Да ты что? Ну надо же! Хотя, чего там… городок-то маленький. Все всех знают, — ответила со вздохом мама, подошла к сыну и отвела его руку от лица. — Хороший синяк будет. И чего ты с ним сцепился?

Никита помрачнел. Объяснять матери, что отец поступает, как трус, Ник не мог. Мальчик прекрасно понимал: мама лишь отвлеклась от своей боли, но не забыла о ней. Одна неосторожная фраза — и мама заплачет вновь. Чем старше сын становился, тем больнее было смотреть на эти слезы. Но откладывать разговор на потом не хотелось. Уж лучше сразу разобраться.

— У него кто-то есть? — осторожно спросил Ник.

У мамы сразу опустились плечи, а около рта пролегли глубокие морщины. Она вздохнула и отвела глаза. Рассказывать о романе мужа не хотелось. Изменял он, а стыдно было ей.

— Да, — только и выдохнула она и села рядом.

— Давно?

Мать неуверенно пожала плечами:

— Да кто же знает?

Но в ее жестах, в том, как она отворачивалась от сына, Нику виделась ложь. Оберегательная ложь. Дескать, меньше знаешь — крепче спишь. Но расспросить маму обо всем, язык не поворачивался. Успокоилась немного — и ладно!