Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных - Оливер Беркман

походах с друзьями. Но даже для тех из нас, кто действительно имеет гораздо больше личного контроля над тем, когда мы работаем, чем когда-либо имели предыдущие поколения, результатом является то, что работа просачивается в жизнь, как вода, заполняя каждую щель все новыми и новыми делами. Начинает казаться, что вы, ваш супруг или супруга, а также ваши самые близкие друзья были распределены по советским рабочим группам с разными цветовыми кодами. Причина, по которой нам с женой так трудно выкроить час в неделю для серьезного разговора или встретиться за кружкой пива с тремя ближайшими друзьями, обычно заключается не в том, что у нас "нет времени" в строгом смысле этого слова, хотя мы можем сказать себе именно это. Дело в том, что у нас есть время, но вероятность того, что оно будет одинаковым для всех, практически отсутствует. Свободные в своих личных графиках, но при этом привязанные к работе, мы строим жизни, которые невозможно совместить.

Все это влечет за собой и политические последствия, поскольку низовая политика - мир собраний, митингов, протестов и акций "долой голоса" - является одним из важнейших видов скоординированной деятельности, которую десинхронизированному населению трудно осуществлять. В результате возникает вакуум коллективных действий, который заполняют автократические лидеры, процветающие за счет массовой поддержки людей, которые в противном случае разобщены - отчуждены друг от друга, сидят дома на диване, являются пленниками телевизионной пропаганды. "Тоталитарные движения - это массовые организации атомизированных, изолированных индивидов", - писала Ханна Арендт в книге "Истоки тоталитаризма". В интересах автократа, чтобы единственной реальной связью между его сторонниками была поддержка его самого. В тех случаях, когда синхронные действия пробиваются сквозь изоляцию, как во время всемирных демонстраций, последовавших за убийством Джорджа Флойда полицией Миннеаполиса в 2020 году, нередко можно услышать, как протестующие описывают ощущения, напоминающие "странное чувство расширения личности" Уильяма Макнилла - ощущение сгущения и усиления времени с оттенком некоего экстаза.

Как и другие наши проблемы со временем, потеря синхронности, очевидно, не может быть решена исключительно на уровне отдельного человека или семьи. (Удачи вам в убеждении всех соседей брать один и тот же выходной на работе каждую неделю). Но каждый из нас может решить, сотрудничать ли с этикой суверенитета индивидуального времени или сопротивляться ей. Вы можете немного продвинуть свою жизнь в сторону второго, коммунального вида свободы. Например, вы можете взять на себя такие обязательства, которые лишают вас гибкости в расписании в обмен на вознаграждение от сообщества, присоединившись к любительским хорам или спортивным командам, группам по проведению кампаний или религиозным организациям. Вы можете отдать предпочтение занятиям в физическом мире перед занятиями в цифровом, где даже совместная деятельность в конечном счете оказывается изолирующей. И если вы, как и я, обладаете естественной склонностью к контролю над своим временем, вы можете поэкспериментировать с тем, каково это - не пытаться железной хваткой контролировать свое расписание: иногда позволять ритмам семейной жизни, дружбы и коллективных действий превалировать над вашим идеальным утренним распорядком или системой планирования недели. Вы сможете понять, что власть над своим временем - это не то, что лучше всего хранить исключительно для себя: ваше время может быть слишком большим.

 

13. Терапия космической малозначимости

Юнгианский психотерапевт Джеймс Холлис вспоминает опыт одной из своих пациенток, успешного вице-президента компании по производству медицинских инструментов, которая летела над американским Средним Западом в командировке, читая книгу, когда ее посетила мысль: "Я ненавижу свою жизнь". Недомогание, которое росло в ней годами, выкристаллизовалось в понимание того, что она проводит свои дни так, что больше не чувствует в них никакого смысла. Удовольствие, которое она получала от работы, улетучилось; награды, к которым она стремилась, казались бесполезными; и теперь жизнь сводилась к тому, чтобы выполнять привычные действия в угасающей надежде, что все это как-то окупится в будущем счастье.

Возможно, вы знаете, что она чувствовала. Не у всех случается такое внезапное прозрение, но многие из нас знают, что такое подозревать, что есть более богатые, полные, сочные вещи, которые мы могли бы сделать с нашими четырьмя тысячами недель - даже если то, что мы делаем сейчас, со стороны выглядит как определение успеха. А может быть, вам знаком опыт возвращения к повседневным делам после необыкновенно приятных выходных на природе или со старыми друзьями, и вас поражает мысль о том, что так должно быть в большей части жизни - что было бы неразумно ожидать, что глубоко захватывающие моменты будут не просто редкими исключениями. Современному миру особенно не хватает хороших ответов на подобные чувства: религия больше не дает универсального готового чувства цели, как это было когда-то, а потребительство вводит нас в заблуждение, заставляя искать смысл там, где его не найти. Но само это чувство очень древнее. Автор книги Екклесиаста, как и многие другие, мгновенно понял бы страдания пациента Холлиса: "Тогда я подумал обо всем, что сделали руки мои, и о труде, который я затратил на это, и вот, все это суета и стремление к ветру, и нет ничего полезного под солнцем".

Глубоко тревожно обнаружить, что вы сомневаетесь в том, что делаете в своей жизни. Но на самом деле это не так уж и плохо, поскольку свидетельствует о том, что внутренний сдвиг уже произошел. Вы не могли бы испытывать подобные сомнения, если бы не занимали новую точку зрения на свою жизнь - ту, с которой вы уже начали сталкиваться с реальностью, что нельзя полагаться на то, что удовлетворение придет в какой-то отдаленный момент в будущем, когда вы приведете свою жизнь в порядок или будете соответствовать мировым критериям успеха, и что вместо этого вопрос нужно решать сейчас. Осознать в середине командировки, что вы ненавидите свою жизнь, - значит сделать первый шаг к тому, чтобы ее не ненавидеть, потому что это означает, что вы поняли, что именно эти недели придется потратить на что-то стоящее, если вы хотите, чтобы ваша короткая жизнь вообще что-то значила. С этой точки зрения вы наконец-то можете задать самый главный вопрос тайм-менеджмента: Что значит потратить единственное время, которое у вас есть, так, чтобы действительно почувствовать, что вы делаете его значимым?

 

Великая пауза

Иногда этот толчок восприятия затрагивает сразу целое общество. Первый черновик этой главы я написал в Нью-Йорке во время пандемии коронавируса, когда среди горя и тревоги стало нормальным слышать, как люди выражают своего рода горько-сладкую благодарность за то, что они переживают: несмотря на то что они были уволены и теряли