Волшебникам не рекомендуется - Галина Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня пробрал смех. И с чего мужчины считают, что женщинам может хватить платонических или весьма редких отношений, – тайна сия великая есть! Да если бы ко мне муж приходил раз в десять дней, да еще и потаскавшись по разным гаремам, я бы его такими развесистыми рогами украсила, что он бы кабельное телевидение ловил на лету! Пришлось зажать рот рукой, чтобы не разрушать трагизм сцены наглыми комментариями.
– Я!.. А ты!..
Утомившись, великий царь перешел на многоточия и тягостные вздохи. Женщина, до этой минуты лежавшая неподвижно, подползла к нему и уцепилась за колени.
– Прости меня!!! Прости недостойную свою рабу, великий царь!!! Я только тебя люблю, тебя одного!!! А Арисмус – это так, глупость, увлечение, безумие!!! Прости-и-и-и… – завыла она.
Я только головой покачала. Все равно ведь не простит. В таких ситуациях каяться никак нельзя. Как там студенты прикалывались?
– …Ты мне изменяла вновь и вновь…
– Не виновата я…
– А кто ж виной?!
– Любовь!
Тут общая идея понятна любой женщине. Не виноватая я – и точка! Не была, не знаю, не участвовала! Вас видели вдвоем? Это не я! Вас засняли вдвоем?! Это монтаж! Да я сам вас видел! А сколько ты перед этим выпил? Стоять на том – и не сдаваться! И вообще – он сам пришел! А кто виноват?! Да все вокруг! От приятеля, с которым и был совершен грех, до центрального телевидения. А что, пусть не крутят постоянно порнографию! Как ни включишь по вечерам телевизор – если не целуются, то обнимаются, если не обнимаются, то в постели, если не в постели, то переключи на другой канал – там-то точно все увидишь. Хотя иногда еще и политиков показывают. Но политики тоже целуются, да так, что у «Плейбоя» обложка краснеет. Не знаю, что там показывают в дневное время, а после шести вечера хоть совсем не смотри. Пяти минут без поцелуев не проходит. А, ладно, телевидение само за себя отвечает. Главное, что идея понятна! Не фиг оправдываться и каяться! Наоборот, следует обвинить всех вокруг – вот это будет в самый раз. И в первую очередь, конечно, надо обвинять мужа. Но за этими приятными мыслями я отвлеклась от драмы.
– Нет! Я так доверял тебе!!! А ты!!! Ты предала мое доверие!!! Нет тебе прощения!!! Стра-а-а-ажа-а-а-а!!!
Последнее слово прозвучало в такой тональности, что даже я вздрогнула. На моей памяти так орал только один мамочкин поклонник, когда я случайно захлопнула дверь. Он меня, видите ли, развращал, прижав к дверному косяку, а тут сквозняк (честное слово – сквозняк!). Я-то отскочить успела, а вот ему прилетело по самому дорогому. Хотя и не так крепко, как мне бы хотелось. Но мамочка потом ему добавила от всей русской души.
Стража влетела, как на ракете. Двое амбалов в раззолоченных кольчугах и шлемах. Но я едва удержалась от смеха. Золоченые кольчужные юбочки с белой оборкой хитона ну совсем не шли к волосатым и третий год не мытым ногам.
– Взять ее и казнить. Медленно и… мучительно, – всхлипнул царь, указывая на девчонку.
Мне очень захотелось вмешаться, но что-то удержало. Инстинкт самосохранения. У этого типчика слово и дело далеко не расходятся. А у меня здесь колдовать не выйдет. Нашинкуют меня в капусту – и все тут. Не созрел местный народ до феминисток, и слава Аллаху.
Стражники подхватили девушку под локти и понесли из зала вон, не обращая внимания на ее вопли, сопли и попытки вырваться. И только тогда мы выползли из-за колонны, громко топая ногами.
Эмрипей посмотрел на нас, как на насекомых.
– Чего надо?
Геракл упал на одно колено, громко щелкнув костями о мрамор. Я осталась стоять. Я не феминистка, но и кланяться этому козлу не стану!
– В-велик-кий царь! Я – Г-герак-кл!
Царь посмотрел на него, как на блоху на одеяле.
– Ну и чего тебе здесь надо? Чего приперся?
Геракл молчал. Несколько минут до царя просто доходило, кто такой Геракл, потом он кивнул:
– А, помню… Ребенок Ампиона и моей тетушки?
– Д-да, в-велик-кий царь!
Эмрипей снова кивнул:
– Хорошо. Зачем пожаловал?
– Служ-жит-ть т-тебе, в-велик-кий царь!
Когда мы болтали, Геракл почти не заикался. Он объяснил, что это от скромности. Смущается бедный. Особенно с незнакомыми людьми. Потом, когда он лучше узнает человека, заикание проходит. Но Эмрипей был не в курсе и смотрел на него как на убогого. И, между нами, оставался недалек от истины. С другой стороны, хоть и убогий, но не сволочь. А взять ту же Орланду? И дура, и стерва, и сволочуга редкостная… будет, если поумнеет.
– Отлично. Вот и послужи мне. Добудь мне мешок перьев стимфалидских чаек, – приказал он. – Мне стрелы нужны, чтобы всякую кольчугу насквозь пробивали.
– Слушаюсь, в-велик-кий царь, – кивнул Геракл.
– Минуточку, – встряла я. – Какого размера мешок? Или сколько перьев нужно? Тысяча? Две?
Эмрипей только теперь заметил меня. И намертво прилип глазами. Я все-таки не самое страшное пугало в этом мире. И даже посимпатичнее той выдры, которую приговорили за измену.
– А это кто с тобой?
Глазами царь успел раздеть меня и даже затащить в постель, но обращался он по-прежнему к Гераклу. Я ответила сама за себя:
– А я его подруга. Как узнала, что мой парень идет на службу к царю, так в него и вцепилась. И уговорила Герочку, чтобы нам вместе идти. Если уж умирать у вас на службе, так вместе все легче.
– Пятьсот перьев стимфалийских чаек, – распорядился Эмрипей. – Сроком я вас не ограничиваю. А вы не хотите остаться и подождать вашего друга? – обратился он ко мне.
Глаза у него были такими, что я поняла – если тут оставаться, то только в башне с металлической дверью и за семью кодовыми замками. Иначе моя добродетель пострадает неминуемо. Да и кодовые замки не помеха. Лучше сразу требовать бронированную камеру и гранатомет.
– Простите, великий царь, – я сделала реверанс, а Эмрипей выложил глаза мне на грудь, – но я обещала Гераклу, что не оставлю его в трудах на славу вашего величества.
Эмрипей скривился, но возразить было нечего. Хотя он и попытался:
– А вы не будете мешать моему слуге? Мне кажется, забота о вас может отвлечь его от служения мне! В то же время, если вы останетесь в моем дворце, в безопасности, ему будет проще и спокойнее. Да и мое поручение он постарается выполнить побыстрее. Приятно вернуться к такой красавице!
А то как же. И у тебя, козла, будет время на дегустацию! Облезнешь!
– Великий царь, – я потупила глазки, – я никогда и никому не буду обузой! Я вполне могу позаботиться о себе! Да и каково мне будет сидеть здесь, за стенами дворца, в тепле, зная, что мой любимый где-то там на всех семи ветрах, мерзнет, недоедает, ноги промочил… – Патетическая речь перешла в ультразвуковые завывания. Эмрипей поморщился. Крыть было нечем. Разве что только приказать, но в таком случае я бы рванулась на базар к кузнецу за поясом верности. А может, и не рванулась бы. Отомстила бы мужу! Хотя… Эмрипей был далеко не Ленька ди Каприо. Ни на мордочку, ни на фигуру. Больше всего он походил на прибитого перестройкой интеллигента. Темные волосы, темные глаза, невыразительное лицо. Самая выдающаяся часть организма – длинный нос. Да и лысинка намечалась. От короны, что ли? Тушка тоже не ахти. Чуть повыше меня – и никаких мускулов. А я грешна – люблю, чтобы мужчина был повыше меня и пошире в плечах. Почему? Инстинкты требуют! Я мысленно облизнулась, вспоминая мужа. Уж Ники-то представлял собой ожившую мечту «Плейбоя». А Эмрипей был решительно не в моем вкусе. Вот. И пусть даже муж мне изменил! Если я решусь отомстить ему с кем-нибудь, то хоть кандидатура должна быть достойная. А то мне однажды преподавательница с нашей кафедры жаловалась. «Представляешь, Вэл, муж со мной развелся! Я ему изменила, а он развелся! И главное – из-за чего! Сказал, что не может жить с женщиной с таким плохим вкусом! Но дело-то по пьянке было! Мне бы и Страшила Шварценеггером показался!» Скажу сразу и честно – мужа я могла понять. Объект измены работал на нашей кафедре, был невысок, подлысоват, кудряв под барашка, обладал небольшим животиком и минус тремя на каждом глазу. Плюс еще табачный запах (курим только «Беломор») и вечно неглаженые брюки. И вечное донжуанство. Я-то этого козла быстро отучила от приставаний. Просто попросила мужа зайти за мной на кафедру. Ники пришел, смерил «Казанову» взглядом, поцеловал мне руку и увел. Больше меня никто не беспокоил.
– Хорошо. – Завывания требовалось прервать елико возможно скорее. – Вы должны принести мне пятьсот перьев стимфалийских чаек. Лошадей возьмете на конюшне. Как доехать, знаете? До бухты Стимфалл?
– Знаем, – отозвалась я. Карту мира Двенадцати Дев мне тоже дали эльфы. – Разрешите отправляться, светлый царь?
– Великий царь, – поправил Эмрипей.
– Хорошо. Разрешите отправляться, великий царь? – поправилась я. Терпения у меня бы хватило на трех мадагаскарских черепах.