Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи - Гольман Иосиф Абрамович

– В семье все бывает! Я на мужа не в обиде! – расплакалась вдова. – Что ж вы убитого позорите! Убийце свои вопросы задавайте!

– Причем Людмила Александровна Мохова утверждает, – невозмутимо продолжила Шеметова, – что, следуя инструкции, отправляла каждый раз докладную записку в Любинское РОВД. Где она, по-видимому, попадала в руки самого майора Куницына, судя по тому, что никаких преследований хулигана не производилось.

Тут наконец проснулся Николай Николаевич.

– Прошу, ваша честь, сделать замечание адвокату, – вяловато сказал он судье. – Человека сначала убили, а теперь грязью поливают.

– Не согласна, ваша честь, – обращаясь к Марату Сергеевичу, горячо сказала Ольга. – Мы ведь и пришли сюда, чтобы разобраться в причинах трагедии. Оказывается, майор был ко многим жесток, не только к моему подзащитному. И часто без видимой причины. Хотя скрытая была всегда – он был жесток с теми, кого почему-то невзлюбил. При этом он неоднократно преступал закон, в том числе уголовное законодательство.

– Он меня люби-ил! – закричала в зал Наталья. – Люди, что ж это делается? Сначала убили, а теперь позорят!

Зал ответил недружным ропотом.

Кто-то разгневался за обиженную Наталью. Но больше было тех, кто начинал менять сложившееся до суда представление о степени вины жестокого убийцы.

Судья же, подумав, принял решение вызвать в суд указанных Шеметовой лиц. Было видно, что делал он это без особого энтузиазма. Но и не принимать во внимание подобные свидетельства значило подставлять себя под проблему. Московские адвокаты явно знали свое дело и не собирались останавливаться ни перед чем.

Наконец свидетели обвинения кончились.

Теперь, в соответствии с той же двести семьдесят четвертой статьей УПК, своих свидетелей и свои доказательства должны были представить суду защитники.

Обстановка, несмотря на эпизод со вдовой, по-прежнему царила неприятная. Большинство видело перед собой внешне спокойного злодея, причем совершенно не злодейского вида, и это еще больше поражало воображение.

Кстати, интерес публики к процессу не уменьшился ни на йоту. Она все время менялась, зрители тасовались, как карты в колоде, однако зал был постоянно полон, свободных мест не оставалось.

Впрочем, кроме «транзитных» зрителей и участников судебного производства, Ольга уже отметила постоянных обитателей. Это были активные, в основном не старые женщины, явно из тех, что создают настроения и мнения вокруг себя. Именно на них собиралась ориентироваться в своих выступлениях Ольга Шеметова.

И вот настал ее час.

Технология, придуманная Олегом Всеволодовичем и продуманная обоими адвокатами, была простой, но эффективной. Они собирались показать суду всю историю любви и ненависти Алексея Васильевича Куницына. Не торопясь и ничего не упуская.

Федеральный судья Денисов и так уже понял, что быстро он в родной Архангельск не вернется. Но, будучи человеком закона, преданным профессии, сам с интересом следил за развитием любовно-криминального сюжета. По ходу дела классифицируя и уточняя все сказанное адвокатами и свидетелями.

Человек пять, если не больше, под присягой подтвердили, что Алешка по уши был влюблен в Аньку. С ранней юности и до самой смерти. А еще что молодой Куницын был поражен прямо в сердце, когда местная звезда, отказав ему, такой же местной звезде, выбрала в качестве супруга ничем не выделявшегося парня. Он был не просто поражен, он был шокирован, уязвлен! И долгое время просто не мог поверить в случившееся.

Об этом говорили несколько свидетелей, включая и тех, кто не сильно симпатизировал убийце. Москвичи могли бы выставить и больше, но почувствовали, что факт принят во внимание, а значит, можно перейти к следующим этапам плана Багрова.

Вдову, кстати, больше трогать не собирались. Во время обсуждений на Наталью и так было больно смотреть. Даже Шеметова ей, как женщина, сочувствовала. Как будто во второй раз у вдовы отнимали мужа.

И, кроме боли, Наталья теперь явственно излучала ненависть. Похоже, она ненавидела всех – и кто говорил, и кто слушал. Это ведь и был, в ее понимании, Большой Позор. Однако похожая на стаю ворон семейка не пропустила ни минуты судебных слушаний. Как будто аккумулировала в себе злобу и ярость.

Глядя в бешеные глаза вдовы, Ольга всерьез опасалась какого-нибудь очередного сверхъестественного безобразия. Слава богу, хоть желтоглазая бабка больше не появлялась после чудо-кагора деда Самсона. А может, боялась шеметовского диарейного прибора. В любом случае Шеметова всерьез опасалась возвращения старухи в зал суда.

– Давай бабу Маню? – спросил ее Багров.

Олег Всеволодович по-прежнему был номером один в связке. Но, узнав на деле бойцовские и профессиональные качества партнера, доверял ей больше и советовался чаще.

– Пора, – согласилась Ольга.

Начинался главный акт их спектакля. И плохо играть на этой сцене нельзя: на кону – Лешкина жизнь.

Баба Маня быстро согласилась дать показания, еще тогда, в деревне, хоть и отговаривал ее всячески дед Андрей, чуявший некую стычку с интересами сильных мира сего.

Спокойно встала перед судьей, ответила на все предварительные стандартные вопросы судьи, предписанные статьей двести семьдесят восьмой, все того же УПК РФ.

Первой опрашивать своего свидетеля должна сторона, его вызвавшая.

– Мария Сергеевна, – с разрешения Денисова начала Шеметова. – Расскажите, пожалуйста, про взаимоотношения майора милиции Алексея Васильевича Куницына и моего подзащитного Алексея Викторовича Куницына.

– Плохие отношения, – подумав, сказала бабуля и вытерла уголком платка слезящиеся глаза.

– Поясните, пожалуйста, что значит «плохие отношения»?

– Ну, Алешка-то Лешку всю жизнь гнобил. Нехорошо называл при всех. А как напьется, грозился Аньку… – Тут баба Маня остановилась, глядя на судью.

– Убить, избить, изнасиловать, женить на себе, какое-то иное действие, – спокойно разложила перед ней пасьянс возможностей Шеметова.

– Изнасиловать, – вздохнув, выбрала та подходящий вариант. – Только словом другим. Нехорошим. Много раз, – добавила она.

– Что «много раз»? – не понял судья.

– Грозил много раз, – пояснила баба Маня. – Когда молодой был – сдерживался. А как пить начал – быстро с катушек слетал. Если б его народ не боялся, давно бы уму-разуму научили. Но он же всю деревню к рукам прибрал.

– Ходатайствую об исключении протокола допроса из числа доказательств, – поднял руку Николай Николаевич. – Мало ли кто где пил. К делу не относится.

– Разрешите, ваша честь? – возмутилась Ольга, судья кивнул, и адвокат продолжила: – Отношение убитого к подсудимому и его матери имеет непосредственное отношение к разбираемому судом преступлению.

Вообще-то Шеметова следила за языком. Старалась не употреблять рядом одинаковые или однокоренные слова. Но тут гораздо важнее стилистической красоты была фактологическая точность – протокол потом будет распечатан с аудиозаписи.

– Продолжайте, Мария Сергеевна, – сказал судья, приняв сторону защиты.

– Ну что продолжать, – вздохнула та. – Парню девка не дала, так он свое зло на ее дитенке сорвал.

– Возражаю! – не по форме выкрикнул Николаев. – Не майор убил дитенка. Все наоборот было.

– Пожалуйста, не перебивайте моего свидетеля, – попросила Шеметова, поскольку председательствующий не вмешался. – Потом зададите любые вопросы.

Сама же спросила бабу Маню:

– Мария Сергеевна, вы в курсе истории, как мой подзащитный, Алексей Викторович Куницын, был поставлен на спецучет милиции?

– С ружьями, что ли? – переспросила та.

– С духовыми ружьями, – подтвердила адвокатесса.

– Так вся деревня знает. Мотька Рыбаков придумал, а Куницын на мало́го Анькиного свалил. Да он его по деревне постоянно таскал, руки за спину, как каторжного.

– За дело таскал! – выкрикнула со своего места Наталья. – В деревне зато порядок был! Не дрались, не воровали.