Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи - Гольман Иосиф Абрамович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кагор? – уже догадался Багров.
– Он самый, – ответил довольный дед. Достал из холщовой сумки полулитровую бутылку с темно-бордовой жидкостью, наполовину початую. – Вот, травок настоял лечебных. И запор уберет, и кишочки старухе почистит.
– Что за травки? – поинтересовался Виктор.
– Разные, сынок.
Колдун-фармацевт, загибая пальцы, перечислил известные москвичам крушину, бузину, ежевику, паслен, инжир и клевер. После чего последовали неведомые просвирник, лен слабительный, пазник и лук мыльнянка – дедовых пальцев хватило в обрез.
– Хорошо действует, хочешь попробовать? – по-доброму предложил он Ольге.
– Нет уж, увольте, – поежилась она. – А что, такие сильные травки у вас? Раз на неделю помогают.
– Сильные, сильные, – покивал головой дед. – Особенно с фенолфталеином.
– А это что такое? – не понял Виктор.
– Пурген, – объяснил Багров. Он еле сдерживался, чтобы не заржать.
– Там две пачки, – звонко постучал большим нестриженым ногтем по стеклу бутылки Самсон.
– А не помрет? – ужаснулась девушка. Только этого им не хватало в адвокатской практике.
– Я что, фельдшер? – обиделся дед. – Запоры – страшная штука. Я сколько лет людей лечу. Ни один не помер.
«Господи, что творится на белом свете, – никак не могла прийти в себя Шеметова. – Наш союзник – колдун-отравитель».
Багров же воспринял новости спокойно.
Это ведь не их идея. Просто течение жизни. Причем в желаемом направлении.
Ложились спать не поздно, завтра нужно быть свежими.
Девушку радовало и то, что она осталась в номере Багрова, и то, что бабка Марфа взяла лечебный отпуск. Даже непонятно, что больше.
На следующий день, в продолжение судебного следствия и в соответствии со статьей двести семьдесят четвертой, пункт второй, доказательства вины подсудимого начала представлять сторона обвинения.
Для защиты это было не лучшее время: улик в распоряжении процессуального противника имелось немало, и почти все они были неоспоримые.
Суду предъявили орудие преступления – совсем маленький, словно игрушка, обрез. Практически без ствола и без большей части приклада. Однако именно с его помощью оборвалась жизнь могучего, в расцвете сил, мужчины.
Прочитали экспертное заключение, которое накрепко связало обрез и смерть майора.
Продемонстрировали и зачитали акт обыска мастерской. Нашли даже напильники, которые использовал преступник, и стальные опилки.
Показали фотографии места преступления, найденного тела майора, продемонстрировали его личное оружие, первоначально изъятое преступниками из кобуры убитого.
Выслушали показания трех свидетелей, видевших, как Лешка Куницын и Васька Максимов пошли по первому снегу в сторону дальнего съезда с трассы. В деревне глаза внимательные, особенно зимой, когда нет полевых и огородных дел.
Выслушали свидетелей, наблюдавших Васькину истерику, в итоге и позволившую раскрыть это преступление.
Короче, много было у обвинения железобетонных улик, с громадным запасом, на три с лишним дня хватило.
Во многих случаях защитникам сказать было почти нечего. Все так и происходило.
Единственный безусловный успех – если, конечно, можно его так назвать: Шеметова приняла меры против неожиданного возвращения в зал старой ведьмы. Правда, тоже покерного характера. Она взяла неработающий медийный видеопроектор и направила его точно на пустовавший по-прежнему стул. Мощная лампа проектора, конечно же, была выключена. Однако в режиме ожидания включался хорошо заметный красный огонек.
Наталья полдня подозрительно косилась на прибор, а в начале перерыва, преодолев ненависть, даже подошла к Шеметовой.
– Что это такое? – спросила она, осторожно показывая на медиапроектор.
– Прибор, – односложно ответила адвокат. – Вот так – включен, – зажгла она красный светодиод.
Наталья отпрянула.
– А вот так – выключен, – убрала панику Ольга.
– Не надо его включать, – сказала та. – Не то судье пожалуюсь.
– Посмотрим, – неопределенно ответила Шеметова.
И решила в Москве обязательно научиться играть в покер.
Да, «противная сторона» подготовилась неплохо. Они уже поняли стратегию москвичей: когда дойдет очередь до стороны защиты, продемонстрировать суду десять лет мучений будущего убийцы. И поэтому в меру сил старались показать, какого замечательного профессионала и человека убил младший Куницын.
Конечно, всплыл давний эпизод с заходом в деревню бешеной лисы. Геройски поступил майор, защищая деревню. Мог бы за забором ждать, пока та не уйдет или не попадет под выстрел. Но он, прикрыв собой остальных жителей Заречья, вышел на улицу. И убил смертельно опасного для людей зверя.
Подвиг имел место; правда, с добавлением неких необычных деталей, раскопанных неугомонной Шеметовой. Скажем, майор потом лично перестрелял на улице несколько деревенских собак, кто без привязи. Типа риск. Непривитые. Мало ли что унюхают. Своих оставил, мол, со двора не уходят, поскольку на цепи.
У Елены Матвеевны Рыбаковой тоже был пес по кличке Мальчик. И тоже не покидал двор, да к тому же, в отличие от прочих деревенских Шариков да Дружков, ежегодно прививался. Потому как был хоть и выросшим в деревне, но немножко аристократом: породистый длинноногий курцхаар с родословной. Небогатая женщина подрабатывала как раз на случках своего Мальчика – щенки с его кровью ценились местными охотниками. Так вот, майор специально зашел во двор Елены Матвеевны и пристрелил собаку. Для уменьшения риска смертельного заболевания.
Елена Матвеевна считала, что Мальчик ее погиб по совершенно другой причине. Майор требовал с нее очередного алиментного щенка кому-то в подарок, в Любино. Она не смогла дать, так как уже получила задаток от покупателя.
Вот как-то так выходило. Кривовато.
Николаев уже пожалел, что выставил свидетелей по этой истории, но дело было сделано.
Впрочем, бывший прокурор не остановился в своих усилиях по укреплению положительного имиджа покойного милиционера.
Следующая история казалась защитнику потерпевших безукоризненной.
– Вот, например, за неделю до гибели Алексей Васильевич лично пресек злостное хулиганство, – заявил Николаев своего очередного свидетеля.
Шеметова могла бы попробовать отвести его, поскольку эпизод не касался непосредственно расследуемого дела. Но она точно не зря бегала днями и вечерами по Заречью. И упомянутый эпизод впоследствии подняла бы уже по своей инициативе. Но теперь зверь сам шел в подготовленную ловушку.
Дело казалось достаточно обычным.
Два бугая, Игорь Рыбаков с приятелем Виктором Лаптевым, напились, пошли к сельсовету, где в хорошую погоду иногда устраивали танцы, а зимой просто тусовались, и принялись искать повод для драки. Ударили одного парня помельче. Оскорбили его девушку.
Тут-то и возник блюститель закона. Мгновенно пресек бардак во вверенном ему хозяйстве.
Публика в зале, выслушав показания, даже зааплодировала покойному майору: она-то не понаслышке знала, как могут отравить жизнь парочка пьяных хулиганов.
– Разрешите вопрос к свидетелю, ваша честь, – попросила Шеметова.
– Спрашивайте, – разрешил тот.
Свидетель, зареченский агротехник, с недоумением уставился на москвичку: что, мол, тут спрашивать.
– Как именно майор Куницын пресек преступные действия Рыбакова и Лаптева? – спросила она.
– Ну… – сразу замялся тот.
– Он попросил их прекратить безобразие? – подсказала Ольга.
– Да, – ухватился за подсказку агротехник.
Николаев, разумеется, протестовать не стал.
– А как? Словами?
Свидетель замолчал, почувствовав подвох.
– Отвечайте на вопрос, – строго сказал федеральный судья Денисов.
– Он врезал Рыбакову, – неохотно ответил тот.
В зале кто-то опять одобрительно захлопал.
– Чем? – уточнила Шеметова.
– Кулаком. Раза два.
– А когда тот упал?
Ольга была безжалостна, имевшаяся информация позволяла извлечь из ситуации максимум.