Пурпурная сеть - Мола Кармен

— Я приехал сюда, когда мне было одиннадцать, а сейчас мне восемьдесят восемь, и я такой же местный, как любой из вас.

— Вы знаете, что вчера случилось в Травесере?

— Говорят, там проводили бои, как в былые времена.

Сарате и Буэндиа изумленно переглянулись — им ответил Матиас. Хотя одет он был как все, в шерстяные брюки и клетчатую рубашку, его вещи выглядели подороже и поновее.

— Когда это — в былые времена?

— После войны, в сороковые годы. В этом самом поместье до смерти дрались — пока один не убьет другого.

Остальные старики закивали: было ясно, что для них это не новость.

— Мэр нам ничего об этом не рассказывал, — удивился Буэндиа.

— Да что этот вообще может знать! Он сам здесь без году неделя. Эулохио не из нашего города, я не знаю, почему его выбрали мэром.

— Потому что он сам себя выдвинул, а больше никто и не хотел, — засмеялся другой.

Буэндиа вернул беседу в нужное русло, и старики начали рассказывать историю боев. Вернее, рассказывал Матиас, а остальные только уточняли и дополняли.

— Поместье принадлежало одному богатею из Хереса — мы называли его Маркизиком. Начало войны застало его в Хересе, и он записался в армию Франко.

— А его жена и двое детей застряли в Мадриде. Она, говорят, была красавицей, и Маркизик по ней с ума сходил. Из кожи вон лез, чтобы вытащить ее оттуда.

— И надо было ему это сделать. Когда националисты взяли Мадрид, у нее оказалось на два ребенка больше. Прижила их с каким-то ополченцем… И тогда Маркизик рехнулся.

— Жену и ополченца он убил. А четверых детей сдал в приют и больше не хотел о них слышать, — вставил другой старик.

— Потом он вернулся в город. И с тех пор поползли слухи об этих боях.

— Никакие не слухи, это так же верно, как то, что мы здесь сидим, — разозлился Матиас. — Я видел такой бой и говорю не понаслышке. Видел этими самыми глазами, которые скоро съедят черви. Никогда не забуду, как плакал мальчишка, который выиграл драку, из-за того, что убил другого. Он не хотел убивать, но, если б не убил, убили бы его.

— Говорят, чуть ли не вся Испания съезжалась посмотреть на драки этих парней, которых набирали в приютах; на них ставили целые состояния. Многие были детьми арестованных республиканцев, другим обещали за победу вытащить их семью из нищеты. Еще обещали женщин — тем, кто хотел развлечься.

— Был среди участников боев кто-то из вашего города?

— Насколько я знаю, нет.

— Это продолжалось недолго, несколько лет, пока Маркизик не покончил с собой — он застрелился из охотничьего ружья. Больше о драках мы не слышали, и поместье до недавних пор пустовало.

— Нет, как же, слышали, в связи с книжкой, — снова встрял Матиас. — Двадцать лет назад, или больше, приехал журналист, который хотел написать об этом книгу. Мы даже дали ему фотографии, свои и поместья.

— Написал?

— Если и написал, то нам не прислал. Мне, по крайней мере, она на глаза не попадалась. А ведь я подарил ему фотокарточку, на которой я еще мальчишка, и другую, тех времен, когда он приехал в наш город. Пошли, сыграем еще партию.

Буэндиа отвлекся: у него зазвонил телефон. Он молча слушал и, закончив разговор, объяснил Сарате:

— Просят найти рубашку, которая была на Ауроре, когда ее спасли. Похоже, это рубашка главаря «Пурпурной Сети».

— А где она может быть?

— Думаю, на помойке.

Глава 56

За последнее время Ордуньо менял квартиру несколько раз: в одной, рядом с площадью Кастилья, он жил со своей девушкой Аной. Когда они расстались, он поселился в студии в районе Мораталас. А всего через два месяца переехал в Мадрид-Рио, потому что именно в этом районе ему больше всего нравилось заниматься спортом.

В то утро, съездив в ОКА и подав рапорт об увольнении, он отправился на пробежку. Марина поехала в свой спортзал попросить несколько дней отпуска — в это трудное время она решила быть с ним рядом. Ордуньо был ей благодарен, без нее он не продержался бы и нескольких часов.

Он огорчился, что инспектор Бланко, с которой он проработал не один год, не вышла попрощаться, хотя в душе понимал ее. В последнее время он был не на высоте. Когда его затягивала игра, он забывал обо всем, что раньше считал важным. Но больше он так не поступит. Каждый алкоголик знает, что сорвется от одного глотка вина. Так же и с игрой. Но беда всех алкоголиков и игроманов в том, что в Мадриде невозможно избежать соблазнов: не день рождения, где чокаются шампанским, так заманчивая мелодия игрового автомата, или приглашение поучаствовать в лотерее, или телевизионная реклама, призывающая сделать ставку на то, какая команда успеет забить больше двух голов до перерыва…

Приближался октябрь, но стояла изнуряющая жара. Ордуньо бегал под палящим солнцем, весь взмок и был не в состоянии думать ни о чем, кроме душа и холодного пива. С завтрашнего дня он начнет приводить в порядок свою жизнь, попросит новое назначение (хорошо бы в убойный отдел, но если даже предложат работу в охране или что-нибудь в этом роде, он согласится). А еще, возможно, они с Мариной отправятся куда-нибудь на несколько дней, например в Лиссабон, где оба еще не бывали; время года как раз подходящее. Может, он даже предложит ей съехаться, и их отношения станут более серьезными, чем теперешнее временное сосуществование. Будет нелегко привыкнуть к мысли, что он больше не работает в отделе криминалистической аналитики, не принадлежит к элите испанской полиции, но сейчас Ордуньо хотелось просто жить и получать от жизни удовольствие.

Подойдя к дому, он с удивлением увидел припаркованную у подъезда знакомую красную машину — «Ладу» инспектора Бланко. Элена ждала его, сидя за рулем.

— Инспектор…

— Ордуньо, нам надо поговорить.

— Поднимемся в квартиру?

— Я предпочла бы прогуляться. И глотнуть граппы. Так мне будет легче сказать то, что я должна тебе сообщить.

Они дошли до кафе «Рио» и сели на террасе. Оттуда открывался чудесный вид на Королевский дворец, Мадридскую башню и небоскреб «Испания».

— Мне нравится «Испания», — сказала Элена. — Даже больше, чем Мадридская башня, хоть она и выше. «Испания» напоминает мне о Нью-Йорке. Ты там бывал?

— Да, два года назад, в отпуске. Но город мне не очень понравился: слишком большой, слишком людный.

— А меня он приводит в восторг: я счастлива, когда чувствую себя никем.

Их прервала официантка, которая подошла принять заказ. Граппы у них не оказалось, и Элене пришлось удовольствоваться галисийской виноградной водкой.

— Не скажу, что это плохо, — прокомментировала она, сделав глоток. — Но все же не граппа, и я даже не понимаю, зачем их сравнивать.

Ордуньо после пробежки умирал от жажды и отхлебнул пива, прежде чем заговорить.

— Думаю, ты приехала не для того, чтобы обсуждать Нью-Йорк и качество виноградной водки.

— Марина не та, за кого ты ее принимаешь, — выпалила Элена. — Она член «Пурпурной Сети».

— Что?

Ордуньо искал доводы, чтобы опровергнуть услышанное и стоять на своем до конца, но его уверенность поколебалась: слова Элены многое объясняли. И случайное знакомство с Мариной, и стремительность, с которой они сошлись, и интерес к расследованию, который она проявляла постоянно, но дозированно, и ее нежелание, чтобы он уходил из отдела, и готовность перебраться к нему, и, конечно, ее сочувствие, когда выяснилось, что Ордуньо игроман. Все сходилось. Едва ли обвинение было ложным.

— Откуда информация?

— Марину опознала одна из жертв «Сети», когда вы пришли вчера в отдел.

— Ты уверена?

— Ты думаешь, я приехала бы сюда, если бы не была уверена?

Ордуньо заплакал бы от отчаяния, если бы не стыд. Всего за несколько дней он снова подсел на игру, потерял работу в отделе и доверие коллег, узнал об обмане Марины. Его жизнь рушилась на глазах.

— Вы ее арестуете?

— Нет, пока нет. Мы хотим, чтобы ты помог нам добраться до верхушки «Пурпурной Сети». Хотим использовать для этой цели Марину. Ты понимаешь, что я рассказываю тебе все это только потому, что продолжаю тебе доверять, считаю тебя одним из нас.