Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо - Хазин Михаил Леонидович

Формально пост советника по национальной безопасности не относился к числу самых важных в государстве (это не вице-президент, не госсекретарь и не министр финансов), однако он давал доступ к президенту в любое время и способствовал установлению партнерских отношений. Пользуясь двумя нехитрыми, но действенными приемами[160], Киссинджер очень быстро стал для Никсона незаменимым[161]; биограф Киссинджера Айзексон сравнивал его с другими выдающимися альтер эго президентов США — полковником Хаузом (при Вильсоне) и советником Гопкинсом (при Рузвельте). В результате после победы Никсона на выборах 1972 года его администрация поменялась практически полностью — за исключением Киссинджера, который, сохранив пост советника по национальной безопасности, стал еще и государственным секретарем.

Политика отказа от вассальной присяги и выстраивания взаимовыгодных отношений («не доверяю, но нуждаюсь»[162]) помогла Киссинджеру и в 1974 году, когда в результате уотергейтского скандала Никсон досрочно покинул пост президента…

Читатель. Да, кстати! Если Киссинджер был таким ловким политиком и одновременно самым близким советником Никсона, как же так вышло, что он не сумел спасти своего президента?

Теоретик. Можно подумать, до этого Киссинджер только тем и занимался, что спасал президентов. Вспомните хотя бы судьбу Кеннеди! Киссинджер всегда придерживался реалистических взглядов на политику и никогда не мешал руководству совершать роковые ошибки. В случае Уотергейта Никсон, считавший себя «крутым парнем», никогда бы не согласился на частичное признание вины и выдачу толпе своих сторонников[163]. Поэтому Киссинджер не стал возражать против плана «круговой обороны», едва не приведшего Никсона к официальному импичменту[164]. К моменту, когда новый президент Джеральд Форд объявил об окончании «национального кошмара», в который превратился уотергейтский скандал, Киссинджер оказался единственным сотрудником никсоновской администрации, не замешанным в неблаговидных делишках своего шефа (ведь он постоянно был в разъездах по дипломатическим делам, защищая интересы Америки по всему миру). В результате Киссинджер сохранил не только пост госсекретаря в администрации Джеральда Форда, но и репутацию человека, который может быть полезен, для всей американской элиты.

Практик. Тут есть еще одна тонкость. Никсон, последний великий президент США, радикально изменил многие правила функционирования государственной машины. Он заключил мир с Вьетнамом, он переманил на свою сторону Китай — в общем, из наемного менеджера стал превращаться в нечто большее. До него такое делал только Франклин Рузвельт, но это было во время общепризнанного жесточайшего кризиса и войны. А в начале 1970-х ситуация была не лучше — но это мало кто понимал! В общем, сегодня можно уже смело сказать, что Никсон спас США в противостоянии с СССР, но в результате набрал такой вес, что стал для американской элиты опаснее СССР! В итоге в элите сложился консенсус о необходимости его убрать — и не Киссинджеру было с этим спорить.

Теоретик. На протяжении восьми лет, с 1968-го по 1976-й, Генри Киссинджер фактически единолично руководил американской внешней политикой. Приняв мировую политику с холодной войной, войной во Вьетнаме и постоянной угрозой ядерного апокалипсиса, Киссинджер ушел в отставку в условиях разрядки, мира во Вьетнаме и советско-американского договора о контроле над ядерными вооружениями. Неплохой результат для интеллектуала, начинавшего карьеру простым преподавателем Гарварда!

Читатель. А что было дальше, после 1976 года? Кажется, Киссинджер совсем недавно приезжал в Москву; а ведь прошло уже пятьдесят лет!

Теоретик. Визит Киссинджера в Россию в октябре 2013 года сопровождался комментариями прессы: «Мы на пороге больших перемен, просто так Киссинджер никуда не ездит»[165]. К этому моменту Генри Киссинджеру исполнилось 90 лет, и он 37 лет не занимал никаких официальных должностей в американских правительствах; тем не менее этого старичка-пенсионера принял сам президент России. Нетрудно догадаться, что Киссинджер и до наших дней сохранил обширные связи, позволяющие ему беспрепятственно проводить закулисные переговоры по самым острым вопросам международной политики. Сам Киссинджер говорил в 1977 году: «Я — фигура мирового значения». За восемь лет пребывания на второй по значимости должности первой по значимости страны мира он сформировал настолько разветвленную и масштабную личную группировку, что уже не нуждался в официальных званиях[166]. Так что когда Киссинджера называют в прессе «вестником Апокалипсиса», это не пустые слова: если столь пожилой и занятой человек сам приезжает на переговоры, то уж наверное не просто так!

Читатель. Да, интересная история; вот как, оказывается, делается мировая политика!

Теоретик. Нет-нет, про то, как делается мировая политика, у нас не было ни слова (да и откуда, мы же пишем про Власть, а не про дипломатию). Мы рассказали вам историю о карьере человека Власти, поднявшегося с самых низов (кто такой приглашенный профессор, пусть даже и Гарварда?) до уровня могущества, который мы даже представить себе не в состоянии (Киссинджер навязывал свою волю Никсону, Форду и Брежневу). А теперь попробуйте догадаться — зачем мы ее рассказали?

Читатель. Поскольку раздел называется «Монархия или олигархия», понятно, что вы рассказали про карьеру в условиях олигархии. Когда на самом верху несколько сюзеренов, можно бегать от одного к другому, не связывая себя обязательствами, а наращивая собственные ресурсы. Потому-то вы постоянно и подчеркивали, что Киссинджер никому не приносил вассальной присяги. Но тогда получается, что первое правило Власти не столь уж и обязательно? Можно достичь самых высот, вообще никому не присягая?!

Теоретик. Более того, в некоторых условиях это единственный способ добраться до этих самых высот. Речь идет о государствах, в которых высшая Власть организована олигархически, то есть принадлежит достаточно многочисленной группе сюзеренов одного (самого высокого) уровня, вступающих в постоянно меняющиеся коалиции. В этом случае достичь верховной Власти — значит стать одним из таких сюзеренов, стать тем, с кем договариваются. Если вы уже присягнули кому-то из высшей лиги, никто не станет рассматривать вас как самостоятельного игрока; единственный способ пробиться на самый верх — с самого начала выстраивать с людьми Власти партнерские, а не клиентские отношения.

Практик. Одна тонкость: есть некоторые данные о том, что Киссинджер изначально был вассалом группировки, связанной с британскими элитами (можно сравнить со статусом Дж. П. Моргана в конце XIX века, мы еще много про это будем писать), которая имеет серьезное влияние в Вашингтоне. Тогда его поведение объясняется еще проще — но вассальной присяги американским политикам он все равно не приносил.

Читатель. Так что ж вы мне голову морочили? Получается, что вассальная присяга не больно-то и нужна?

Теоретик. Если вы профессор Гарварда, обладаете талантами Киссинджера и живете в США середины прошлого века, то да, вы обойдетесь без вассальной присяги. Но в большинстве случаев про нее можно сказать, перефразировав слова Жванецкого: «Присягу можно и не приносить, если вас не интересует результат». Посмотрим, как сложилась карьера другого гениального ученого, обладавшего столь же выдающимся талантом располагать к себе сильных мира сего.

Абу Зейд Абдурахман Ибн Хальдун аль-Хадрами[167] происходил из древнего рода, хорошо известного в XIV веке по всей территории Северной Африки (современные Марокко, Алжир, Тунис и все еще удерживаемая арабами Андалусия в Испании). Прадед Ибн Хальдуна был хаджибом[168] у правителя города Бужи[169], дед короткое время занимал ту же должность в Тунисе, и только отец отошел от политических дел, обнаружив склонность к литературе и философии. Благодаря ему Ибн Хальдун получил прекрасное образование (и познакомился с доброй половиной юристов и богословов Магриба[170]), мальчик с детства мечтал о политической карьере. В 1349 году эпидемия черной смерти, опустошившая Европу, пришла в Тунис; восемнадцатилетний Ибн Хальдун лишился родителей, а также всех своих учителей (кто не умер, тот эмигрировал — в обезлюдевшем Тунисе им больше нечего было делать). Положение семьи, главой которой теперь стал старший брат Ибн Хальдуна Мухаммад, значительно ухудшилось, и Ибн Хальдуну пришлось идти работать писцом[171] при дворе тогдашнего правителя Туниса[172] Ибн Тафракина.