В другом мире: заметки 2014–2017 годов - Изабель Грав

в хосписе в последний раз Рождество, однако не успели: незадолго до Рождества он умер. А еще сегодня два года, как нет моей матери: утром два года назад она еще не знала, что не переживет ночь. Когда я только что проснулась в каком-то парализованном состоянии, сначала я не поняла, почему я так странно себя ощущаю, но чуть позже вспомнила. Я хочу положить цветы на ее могилу, но отсюда мне не так-то просто это организовать. Я постараюсь положить цветы на ее могилу 12 декабря, в день ее рождения: ей бы исполнился восемьдесят один год. Самое ужасное в этом существовании без родителей состоит, как мне кажется, в том, что полностью исчезла беззаботность. Становится тяжелее выносить жизнь, когда ты окончательно оставляешь позицию ребенка и теперь полностью несешь ответственность за всё происходящее. Прежде всего, ночью меня мучают экзистенциальные страхи о будущем: как мне оплатить учебу моей дочери в университете, если я буду меньше зарабатывать? В такие моменты я тоскую о финансовой безопасности, хотя я знаю, что в действительности ее не существует. У меня ведь и не было никогда «подушки безопасности»: та, которую для нас подготовил отец, растаяла в воздухе после его смерти. А вот моей матери удалось обеспечить нас эмоциональной безопасностью: во время трудностей она всегда была рядом – «настоящая львица», как недавно удачно назвала ее одна подруга. Однако после ее смерти я стала намного больше ценить ее участие в нашей судьбе, чем когда она была жива.

Ранний подъем

Моя психотерапевтка посоветовала мне выработать иное отношение к раннему подъему. То есть вместо того, чтобы с вечера начинать сердиться из-за необходимости утром рано вставать и везти дочь в школу, было бы продуктивнее убедить себя перед сном, что я с удовольствием встаю рано ради моей дочери и поэтому делаю это добровольно. Поначалу может показаться, что это звучит как дешевое самовнушение, однако должна признать: это сработало. Я действительно склонна, как и в детстве, яростно протестовать против навязанных институтом школы правил. Будучи школьницей, я считала ранний подъем настоящим издевательством. Кроме того, в нашей семье существовал целый культ позднего вставания с постели – своего рода семейная болезнь. Мои мать и сестра, а вслед за ними и я культивировали очень долгий сон – как у принцесс. Ранний подъем для приготовления семейного завтрака мама компенсировала продолжительным дневным сном. Когда я ложусь спать с мыслью о том, что завтра мне рано вставать, я чувствую огромное напряжение, много раз за ночь просыпаюсь и смотрю на будильник. Кроме того, я накручиваю себя, что завтра проснусь разбитой, а значит, не смогу писать и потеряю день работы. Из-за мучений этих бессонных ночей я решила попробовать «новое отношение». Для начала я избавилась от налета драматизма и сказала себе: если завтра утром я проснусь очень усталой, то смогу прилечь в течение дня. Одновременно я убеждаю себя в том, что это мое собственное желание – отводить дочь рано утром в школу. Идею, что мне что-то навязывают, я пытаюсь превратить в собственную инициативу, ведь в конце концов я желаю добра своему ребенку и за счет раннего подъема, завтрака и тому подобного хочу структурировать ее жизнь. Как ни удивительно, эта техника самовнушения мне помогла, и прошлой ночью я действительно спала лучше.

Мужчины левых взглядов

Моя подруга Й. права: нередко мужчины левых взглядов (или мужчины, которые воображают себя в левом движении) оказываются более чем проблемными. С некоторыми из них нередко труднее обращаться, чем с альфа-самцами, которые, не стесняясь, демонстрируют снисходительное сексистское отношение к женщинам. Конечно, есть левые мужчины, которые восприняли уроки феминизма и развили в себе тонкое чутье к оставшимся автоматическим сексистским рефлексам. Сотрудничая с женщинами, им удается избегать проявлений доминантного поведения. Встретить их – одновременно большая удача и большая редкость. Однако рядом с ними существует много левых и официально симпатизирующих феминизму мужчин, которые едва заметно обесценивают работу своих коллег-женщин. Нередко они просто обходят их стороной, умалчивают и/или забывают на них ссылаться. А в личном разговоре с коллежанкой они стараются не задавать никаких вопросов о ее работе, словно последней вообще не существует. Это «незамечание» практикуется левыми мужчинами с помощью самых разных скрытых методов унижения, которые нередко выглядят как похвала. Вот пример: именно сегодня, в мой день рождения, я получила имейл от моего левого коллеги, в котором он, в принципе, не имел в виду ничего плохого и которое все-таки несло в себе обесценивание. В письме он рассказал мне о друге и коллеге, восхищенном моим докладом. По его словам, своим выступлением я продемонстрировала, что много работала и стала «настоящей» марксисткой. Патернализм, сквозивший в этой неоднозначной похвале, поразил меня. Словно школьнице, мужчины выдают мне поощрительные карточки за прилежание и рассказывают, что, раз я так много и активно работала, меня наконец-то можно принимать всерьез. Теперь меня допустили в круг избранных, правда, только на установленных ими условиях. С их точки зрения, я была прилежной ученицей, которой можно давать слова напутствия. И подобное происходит, хотя мне уже пятьдесят пять лет!

День рождения после смерти матери

Мой второй день рождения без мамы я встречаю в глубокой меланхолии. Ведь на самом деле для празднования нет причин, так как уже нет тела, которое – выражаясь пафосно – подарило мне жизнь. Кроме того, именно мама встречала мой день рождения с большим энтузиазмом. Каждый раз она вспоминала момент моего появления на свет и объявляла его самым прекрасным в ее жизни. А теперь, когда ее нет, праздник больше не приносит радости. Чувствую, словно сама стою одной ногой в могиле – в той, в которой лежит моя мать, ведь я родом оттуда, ведь там – часть меня.

«Годы» Анни Эрно

Личная биография Анни Эрно подается в романе через призму событий в обществе. Сначала постоянно меняющаяся перспектива повествования кажется несколько искусственной. Используя безличные предложения, писательница подчеркивает общественное значение происходящих событий. А личное местоимение «она» появляется в те моменты, где Эрно говорит о себе, но хочет подчеркнуть отличие «ее» от авторского «я». «Она» – это другая, как в романе Ролана Барта «Обо мне самом». Здесь рассказывается не «собственная» жизнь авторки, а ее обусловленное обществом и классом бытие. Эрно интересует прежде всего то, каким образом общественные условия и нормы влияют на конкретное поведение, убеждения и