Мой нежный враг (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

— Ты можешь лечь в моей комнате, а я тут на диване, — сказал, когда мы переместились в гостиную.

— Спасибо, — я кивнула. Очевидно, что в отцовской комнате ночевать не захочется ни ему, ни мне.

— Как продвигается твоё расследование? — поинтересовался Данька. Я пожала плечами.

— Не особенно продуктивно.

Рассказывать ему правду не собиралась. Судя по всему, он тут ни при чем, спокойней будет, если и ввязываться не станет. Меньше знаешь, крепче спишь. Тем более у Даньки своих проблем хватает.

— Ты следователю про расписку и долги не говорил?

Он покачал головой.

— Зря, если раскопает…

Данька только рукой махнул.

— Он меня и так постоянно вызывает. Расспрашивает об отце. Ищет, за что ухватиться. Рестораны, личная жизнь, увлечение искусством, друзья, болезни, — замучил уже.

Я только отметила, что Артюшкин и впрямь всерьёз к вопросу подошёл. Все сферы охватил, и многие, кстати, верно. Может, и нарыл чего? Тогда почему молчит?

— Что у твоего отца за мигрени такие были? — задала вопрос. Данька нахмурился.

— А ты откуда знаешь?

— Самсонов говорил.

Данька немного помолчал, думая о своём.

— Ну они начались где-то год назад. Он не жаловался, не говорил мне даже, просто мог заметить, голова болит, и все.

— Но водителя нанял, — заметила я, Данька кивнул.

— Наверное, они были сильнее, чем он говорил. Он так всегда, не любил признавать свои слабые места. Я так понимаю, они возникали периодически, а потом резко усилились. — Данька потёр ладони, глядя на них. — Он обследовался, но ничего не обнаружил. Врачи сказали, мигрень, пересмотрите свой график жизни.

— Он не послушался?

— Куда там, — усмехнулся Данька. — Он радовался, что не рак или что-то такое, остальное типа ерунда, пережить можно.

— Ну в принципе согласна, — пожала я плечами. Данька усмехнулся, поднимая на меня глаза.

— По-моему, он сам не понимал, насколько все серьезно, — мы встретились взглядами. По спине у меня побежали мурашки, черт знает почему. — Кроме мигреней, у него начинали случаться… сдвиги.

— Сдвиги? — нахмурилась я.

— Один раз я застал его ночью в гостиной. Он вышел попить воды, а потом его сложило. Он ходил по комнате и не мог найти коридор, держался за голову, часто жмурясь. По всей видимости, было очень фигово.

— Жесть… — прошептала я.



— Ну такое случалось всего пару раз, один ещё был при дяде Гене, он, конечно, обалдел. Он тоже не думал, что это так серьёзно.

— И твой отец не обследовался снова?

— Собирался. Но не успел.

Я кивнула, поджав губы. Да уж, сложно даже представить такого мужчину, как Георгий, блуждающим по собственному дому в поисках коридора. Кошмар какой-то. Ведь это все реально могло вылиться во что-то более серьёзное.

— В итоге Артюшкин ничего интересного не надумал? Он все ещё считает нас с тобой причастными?

— Мне кажется, нет. Но о тебе он тоже много спрашивает.

— О чем именно?

— Ну… о твоём творчестве, о картинах, не выставлялась ли, продаёшь ли…

— А почему он меня об этом не спросит? — удивилась я. Да уж, Артюшкин там и о моей жизни скоро сможет книгу написать.

Данька только плечами пожал, я напряглась. Не вызывает — вовсе не значит, что не интересуется. Просто делает это не напрямую. Что тоже создаёт вопросы.

В общем, я подумала и решила наведаться завтра к Артюшкину, выставит так выставит, а вдруг нет, что интересное расскажет?

Глава 31

Позвонила ему утром, проводив Даньку на работу. Он сообщил, что я могу жить тут сколько хочу и чувствовать себя, как дома. Выделил комплект ключей и отбыл трудиться в офис.

Артюшкин моему звонку удивился.

— Случилось что-то? — спросил, когда я изъявила желание встретиться. Я промычала в ответ нечто неопределённое. — Ладно, приезжайте, — смилостивился в итоге.

К тому моменту, когда я прибыла, Артюшкин собрался пообедать. Я думала переждать, но он позвал меня с собой. Вот честно, самый странный следователь, которого только можно представить.

— Ну что вас ко мне привело, Катерина Михайловна? — спросил он, сделав заказ. Я вздохнула.

— Сдвиги есть в поисках убийцы?

Артюшкин даже посмеялся.

— Не думаете же вы, что я вам буду рассказывать подробности? Это тайна следствия, между прочим.

— А зачем вы обо мне выспрашиваете? О работе, о творчестве?

— Матвеев-младший рассказал? — прищурился Артюшкин.

— Да.

Он вздохнул.

— Я просто ищу зацепки, вы же сами допускали мысль, что с Матвеевым связаны, и потому кто-то что-то у вас искал.

— И вы решил покопаться в моей жизни?

— Ну в жизни погибшего я тоже копаюсь, не переживайте, вы не одна меня интересуете.

— И что, зацепки есть? Это вы можете сказать? Я же не прошу подробностей.

Артюшкин смерил меня внимательным взглядом. Некоторое время молча ел, размышляя. Потом, промокнув рот салфеткой, сказал:

— Кое-что есть. Но как связать это с его смертью, пока вопрос. Кстати, — он придвинул к себе тарелку со вторым, — при вас Матвеев когда-нибудь принимал лекарства?

— В смысле? — нахмурилась я.

— Ну возможно, пил таблетки?

Я только головой покачала.

— Вы это из-за его мигреней спрашиваете? — задала вопрос. Арташкин неопределённо покачал головой.

— Анализ крови показал, что в его крови было приличное содержание химического препарата.

— Чего? — уставилась я на следователя, открывая рот. Он развёл руками, продолжая.

— В квартире, офисе и личных вещах не было обнаружено никаких таблеток.

— Так… А что за препарат?

— Если коротко, то его можно отнести к группе наркотических препаратов-эйфоритиков. Доза небольшая, при употреблении вызывает всплеск эмоций, воодушевление, желание действовать. Мир ощущается ярче, сил кажется больше.

— Вы хотите сказать, что Георгий употреблял наркотики? — в это поверить было ну просто невозможно. Артюшкин скорчил неопределённое выражение лица.

— Я ничего не хочу сказать, кроме того, что этот препарат был обнаружен в крови погибшего. Его сын и окружение утверждают, что это невозможно. И тем не менее, факт остаётся фактом. А головные боли и странные провалы в памяти — вполне возможные последствия между приемами препарата. Если говорить по-простому — ломка.

Я смотрела на Артюшкина широко распахнутыми глазами. Открывала и закрывала рот, но так и не могла найти подходящих слов. Конечно, я не настолько хорошо его знала, чтобы говорить уверенно, но Матвеев-наркоман — это что-то вообще за границей моего понимания.

— Вы серьёзно думаете, что успешный взрослый мужчина стал бы принимать наркотики, при этом прятать этот факт ото всех настолько, что после его смерти ничего даже не смогли обнаружить? — выпалила в итоге.

— Мысль кажется абсурдной, да? — усмехнулся Артюшкин.

— Да, — честно созналась я. — А что на это сказал Данька?

— Странно, что он вам не рассказывал. Хотя, может, стеснялся признать подобный факт. Он сказал, что это невозможно. Что его отец не из таких, что это ошибка, даже выдвинул мысль о фальсификации данных. Ну это, я сразу вам скажу, глупость. А главное, никак нас не приближает к разгадке его смерти.

— Ну да, — хмыкнула я, — вряд ли можно представить, что его пырнули ножом дружки-наркоманы или что он задолжал дилеру. В любом случае, это даже звучит абсурдно.

— Вот именно. Но если он и впрямь принимал эйфоритики, это тоже определённая нить.

Я потёрла виски. Вот так многогранная личность у нас Матвеев Георгий Олегович.

— Что ж, Екатерина Михайловна, — Артюшкин поднялся, я встала следом, оставив чашку недопитого чая. — Если вам больше нечего рассказать, я, пожалуй, откланяюсь.

Мне на мгновение стало стыдно, потому как я в принципе могла бы поделиться некоторыми данными, но решила придержать их при себе. Пока, по крайней мере.

Возле отдела мы расстались, я загрузилась в машину, уткнувшись лбом в руль, закрыла глаза. Что же это такое творится вокруг? Чем дальше в лес, как говорится… теперь вот Георгий оказался наркоманом. Не в этом ли причина его отказов обследоваться? Он понимал, что вызывает его головные боли. И выходит, стал чаще принимать наркотики? Или больше, оттого промежутки стали заполняться более сильными болями и даже потерей ориентации на местности? Дичь какая-то.