Комната смеха - Анна Данилова

Это были интересные вопросы, и я очень надеялся, что на них-то мне и ответит Аксюта, тот самый Михаил Ильич Аксюта, заведующий лабораторией, где работала Майер. Если деньги, которые приносила в дом Эмма Майер, имели отношение к его лаборатории, то это уже попахивало преступлением в государственном масштабе. Тема клонирования не шла у меня из головы…

Я вернулся в прокуратуру и уже минут через сорок сидел в кабинете напротив благообразного человека в сером твидовом костюме. Спокойное лицо, одухотворенный взгляд, бледные розовые руки, сложенные на коленях.

– Ваша фамилия?

– Аксюта Михаил Ильич.

– Где вы работаете?

– В Научно-исследовательском институте генетики и селекции промышленных микроорганизмов. Заведующим одной из лабораторий.

– Как давно вы работаете в институте?

– Почти двадцать пять лет.

– Чем занимается ваш институт? Клонированием?

– Это довольно сложный вопрос, как вопрос о клонировании вообще… Не думаю, что вы пригласили меня сюда для того, чтобы обсудить проблемы клонирования, возникшие на экспериментальной ферме Калифорнийского университета, где два из трех последних оставшихся в живых клонированных теленка умерли… Стоит заметить, что изначально стадо состояло из двадцати восьми телят… Что вам еще рассказать о клонировании?

– Вот так прямо и умерли?

– Может, вам интересно узнать, что группа российских и японских ученых прибыла в Якутию для проведения раскопок останков исчезнувших животных, мамонта, к примеру? Могу лишь сказать, что для клонирования планируется обнаружить образец ДНК замерзшего мамонта, который будет перенесен в клетку ближайшего родственника исчезнувшего животного. По мнению профессора японского университета Кинки Акиры Иритани, лучше всего для выделения ДНК подошла бы замороженная сперма мамонта, однако вероятность ее обнаружения слишком мала… Могу рассказать еще о проектах, связанных с клонированием сибирского тигра, степного льва, гигантского оленя, а также шерстистого носорога, вам это интересно?

Он просто издевался надо мной, но мне почему-то доставляло удовольствие слушать его. Его речь отличалась мягкостью, иронией и особым, интеллигентным звучанием, что не так часто услышишь в стенах прокуратуры.

– Да, вопросы клонирования действительно занимают меня, как и всякого нормального человека. Но больше всего меня интересует, чем занимается, в частности, ваша лаборатория, ваш институт?

– Не думаю, что наши исследования могут быть как-то связаны с истинной целью моего задержания…

– И все же… – Я хотел выяснить, чем же таким особенным занимается его лаборатория, работники которой, возможно, зарабатывают приличные деньги в валюте. Хотя это была лишь версия, поскольку Эмма Майер могла пользоваться совершенно другим источником средств. – И все же…

– Извольте. Мы пытаемся создать искусственную паутину. Мы изучаем работу желез, вырабатывающих паучий шелк, и наш институт сумел выделить и расшифровать ген, ответственный за синтез нити… Вам по-прежнему интересно это слушать?

– По правде сказать, я меньше всего мог подумать о том, что кому-то интересно и полезно создавать искусственную паутину. Но раз такой крупный институт занимается этим, работает над этой проблемой, следовательно, она в дальнейшем может принести немалую пользу государству… Вот мне и хотелось бы узнать, как щедро государство оплачивает работу своих ученых? У вас большая зарплата?

– Поверьте, совсем небольшая. Но хватает, чтобы не умереть с голоду и оплатить квартиру. Вы бы с этого и начали, господин Гарманов… Но я не думаю, что и этот вопрос вас занимает сейчас больше всего. Вас интересует зарплата одной из моих подчиненных, не так ли? Вас занимает история жизни и смерти Эммы Майер? – И тут Михаил Ильич посмотрел на меня таким долгим и пронзительным взглядом, что мне стало даже не по себе.

– Да, – сдался я. – Я хотел бы спросить вас, что вам известно об Эмме Майер… Люди, с которыми она общалась последние два года, утверждают, что у Эммы появилось много денег. Это бросалось в глаза. Вот поэтому я и хотел выяснить, какими же проблемами занимается ваш институт, где так много платят даже простым лаборанткам.

– У Эммы был ничтожно маленький заработок. Больше того, она практически не работала у нас, а только числилась. Ее зарплату я делил поровну между теми сотрудниками, которые, как мне казалось, работали с полной отдачей. Я давал им премии, взятые из жалованья Эммы, но, поверьте мне, это были жалкие крохи…

– Но тогда где же проводила время ваша сотрудница, ваша подчиненная, если не в институте?

– Я не знаю.

– Но почему вы покрывали ее отсутствие? Какие у вас с ней были отношения?

– Самые теплые, дружеские. Эмма была мне очень благодарна за то, что я не вмешиваюсь в ее жизнь и, как вы говорите, покрываю ее отлучки. Поверьте, они никак не связаны с жизнью нашей лаборатории. И, конечно же, они не имеют никакого отношения ко мне лично. Мы никогда не были с Эммой любовниками, хотя она была исключительной женщиной. И если бы вы знали ее лично, вы бы поняли меня как мужчина.

– У Эммы был другой мужчина?

– А разве сейчас, когда ее нет, это так уж и важно? Она погибла в автокатастрофе около полумесяца тому назад, а круги по воде идут до сих пор?

– У нас есть основания полагать, что Эмма погибла не своей смертью, что ее убили.

– Но мне ничего об этом не известно.

– Поймите, Михаил Ильич, вы не обязаны хранить чужие тайны, особенно женщины, которой уже нет в живых…

– Ошибаетесь, Вадим Александрович. Эммы нет, это так, и я скорблю о ней, но это не дает нам, живым, права глумиться над ее памятью…

– Эмма не погибла в катастрофе, она погибла совершенно иначе, не сгорела в машине, как считалось прежде. Ее труп был обнаружен два дня тому назад в загородном доме семьи Тарасовых, то есть в ее же собственном доме. И человек, который привез туда мертвое тело, находился в вашей машине, Михаил Ильич. Теперь вы понимаете, почему мы вас задержали?

– В моей машине?

– Да. У нас есть свидетели, которые видели вашу машину возле ворот дачи Тарасовых. Кроме того, видели и вас, Михаил Ильич, в тот момент, когда вы выносили пустую коробку из-под телевизора из дома Тарасовых. Вероятно, в этой же коробке вы привозили и труп Эммы Майер. Мне ничего не стоит пригласить сюда свидетелей для вашего опознания… Ведь это были вы? Вы привезли труп Эммы? Я не знаю, что двигало вами, когда вы решили перевезти труп на своей машине и на глазах соседей…

– Но ведь поселок был пустой, нежилой, – устало проговорил Аксюта и достал платок, промокнул им выступивший на небольшой, начавшей лысеть голове капли пота. – Понимаете, я должен был это сделать… И я это сделал…

Глава 29

В гостинице мне было больше делать нечего, и я решила вернуться домой. Пора было начинать новую жизнь. Без Вадима, без расследований, без страха за свою жизнь, без любви. Жить так, как я жила до тех пор, пока не встретила Вадима. Я позвонила на работу и попросила соединить меня с бухгалтерией, где мне подтвердили, что моя зарплата ждет меня. Я сделала себе перевязку – смазала начавшие рубцеваться раны и глубокие царапины на теле пахучей мазью и, приложив марлевые салфетки, залепила их пластырем, после чего выпила пару красненьких таблеток и спокойно вышла из квартиры. Спустилась в метро и уже через час входила в знакомую дверь нашего стерильного офиса. Замелькали знакомые лица, я только успевала здороваться со всеми. Всюду пахло кофе и сигаретами. Я тоже захотела выпить кофе и покурить, что и сделала, как только достигла своего законного рабочего места. Небольшой уютный закуток из прозрачного пластика с большим столом, компьютером, шкафчиком со стопками аккуратных синих толстых папок. А внизу – полочка с корзинкой, набитой шоколадом и печеньем. Моя отрада, моя каждодневная гастрономическая радость. «Привет, как дела?» – «На работу скоро?» – «Мы без тебя соскучились»… Дежурные фразы, любопытные взгляды, неискренность, фальшь, презрение…

Ко мне подошел мой начальник, холеный, лощеный, красивый и холодный, как кусок льда в стакане мартини.

– Привет, Валентина, рад тебя видеть в добром здравии… Я знаю, что с тобой произошло, но не бери в голову… Главное, что ты здорова, а все остальное – выброси из головы. Я выписал тебе премию и хочу тебя заверить, что, как только ты поправишься, сможешь сразу же вернуться на свое рабочее место…

– Спасибо. А вы не видели случайно ключ от моего стола? Мне бы хотелось кое-что забрать, книги, некоторые документы, диски…

– Насчет ключей обращайся к Герману, он по этой части волшебник, сама знаешь…

Я знала, что наш компьютерщик Герман волшебник не только по части пропавших ключей, но и во многих других отношениях. Сколько раз он спасал тексты и таблицы, считавшиеся уже потерянными. Он творил прямо-таки чудеса, выискивая в останках сгоревших винчестеров нужные файлы. Все его у нас в фирме просто боготворили. Вот и сейчас он понадобился мне, чтобы попытаться открыть ящик письменного стола, а заодно я хотела попросить его дать мне напрокат новую версию моей любимой игры «Живые человечки». Я знала, что у него есть пусть и пиратская, но качественная копия этой игры, он звонил мне домой, говорил об этом. Звонил в тот самый день, когда погибла Анна Майер. Может, он и приходил, но, увидев милицейские машины возле подъезда, вероятно, так и не решился подняться и позвонить. Я отправилась искать его по кабинетам и этажам. Мне отвечали, что он был, что должен где-то быть, но прошло уже полчаса, а Германа я так и не нашла. Я заглянула в кабинет своего начальника. Он мирно и с наслаждением курил, глядя в окно. Увидев меня, опустил ноги со стола, извинился и, склонив голову набок, уставился на меня своими холодными глазами, как бы спрашивая меня, зачем я пришла и что мне, собственно, от него нужно.