Топаз - Рю Мураками

Мы с Волосаткой вышли из магазина, прижимая к себе серебристый сверток. Услужливая продавщица проводила нас до дверей и поймала нам такси.

– Я отложу вашу блузку до завтра, Волосатка.

– Надо еще в салон красоты заехать. Тебе куда-нибудь нужно? Если нет, я тебя возьму кое-куда.

Она взяла три порции устриц в так хорошо знакомом мне французском ресторане. Волосатка странно ест устриц. Не пользуясь вилкой, она открывает их ногтями, затем, держа скорлупку одной рукой, вырезает мякоть длинным ногтем другой руки и отправляет в рот. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь из моих знакомых женщин так ел устриц.

– А что это за белая рыба? Лещ?

– Нет, не лещ. Это окунь, – гнусавит официант, стоящий с бутылкой вина рядом с нами.

– Странный вкус. А этот желто-зеленый соус? Очень необычно пахнет.

– А соус мы готовим у нас в ресторане. Мы берем китайский соус для устриц, перемешиваем с оливковым уксусом и мякотью киви. Вам нравится?

На полупрозрачном филе рыбы видны черные семечки киви. Рыба и фрукты кажутся совсем несовместимыми вещами из разных миров.

– Как вкусно! Такой вкус сексуальный. Тебе тоже нужно попробовать.

И Волосатка предлагает мне попробовать морского ежа с красным чили.

– Когда ем устриц, или ежей, или, например, фугу, или икру, у меня там внизу все мокрым становится. М-м-м, от этого ежа, похоже, тоже намокнет.

– Икра, говоришь?

– Ну да.

– Дорогие продукты такие называешь.

– Такая еда плавится от тепла и давления языка и полностью растворяется у тебя во рту. Это так классно, не правда ли?

Запах. Запах устриц, морских ежей, окуня, слюны и духов Волосатки. Я вспоминаю автобус. Автобус от Сасэбо до Хирадо. Почему я вспоминаю его? В воображении всплывает станция Сасэбо. На платформе всегда зависает теплый воздух. Пар, выходящий из поезда, расползается вокруг, впитывая в себя температуру окружающих людей и их голоса. Он раздувается облаком, из которого хочется поскорее сбежать. Пройдя сквозь вечерние сумерки, я ныряю в подземный переход. Там уже вовсю идет праздник. На прилавках громоздятся разноцветные игрушки, а из кастрюль со свиными копытцами идет пар. Я, прижавшись к стене, бегу вперед изо всех сил. Взлетаю по ступеням. Мне встречается нищий с воздушным шариком. Он здоровается со мной прямо на границе двух миров, сумеречного мира снаружи и праздничного, веселого мира внутри. Наверху, сложившись в убежище, меня встречает листва саговых пальм. За ними меня ждет автобус. Он светится и сотрясает своим огромным телом, словно еле дыша. Обогнав какую-то бабку, я сажусь. В салоне гаснет свет, и автобус, взревев, отправляется в путь. На главной улице Сасэбо в ряд выстроились шпиль церкви, рынок с танкером, вмещающим пятьсот угрей, танцевальный клуб, в окнах которого видны девушки, кинотеатр под названием «Зодиак», парк с трибуной. Мигая габаритными огнями, автобус с легкостью проходит сквозь город, направляясь к пологим гребням гор, опоясывающим его. Школы, заводы, городские учреждения – все это остается позади, и горы окружают автобус со всех сторон, словно проглатывая его.

– Море. Вот что объединяет мое возбуждение. Меня возбуждает то, что ловят в море.

Море не видно из окна автобуса до конечной остановки. Волосатка впихивает мне в рот ежа, покрытого чили.

– О чем ты думаешь?

Она права. Морской еж плавится во рту, становясь частью десен.

– Об автобусе.

– Автобусе?

– В моей родной деревне. От станции до порта нужно ехать на автобусе.

– Думай о чем-нибудь другом.

Настоящее имя Волосатки Сатико Нума. Волосатка это ее прозвище. Ее так называют потому, что на спине у нее растет густой пушок.

Я пока что этого пушка не видел.

Послесловие

Женщины, живущие в мире вульгарности, что-то символизируют.

Может, проблемы всех женщин, а может, проблемы городов.

Без особой причины я начал писать короткие истории о женщинах, даже не помню когда.

Нынешние японские женщины необычайно светлы и радостны.

Но их жизнерадостности слишком много, непонятно, что с ней делать.

Они изо всех сил что-то ищут. Иногда это мужчины и одежда, драгоценности и рестораны. Словом, то, что может появиться, облеченное в конкретную форму, а потом исчезнуть.

Но то, что они ищут на самом деле, не имеет конкретной формы. Это «мысль», столь необходимая для дальнейшего существования человечества.

Ведь именно женщины всегда поддерживают мысли, меняющие что-либо в нашей жизни.

Я верю, то, что они ищут, еще не потеряно безвозвратно, оно еще вернется к нам в виде надежды, без которой мы не можем жить.

Я хочу, чтобы эти женщины, живя в своих больших городах, продолжали храбро сражаться.