Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов - Валентин Фалин

Для подобных пикантностей у Сталина находилось время. Он впитывал их в себя и хранил в на редкость цепкой памяти. Штайнгардт долго не забывался ему, как и данные об активизации контактов представителей администрации с белоэмиграцией, осевшей в Штатах. Характер этих контактов подсказывал: планы отзыва дипломатического признания СССР обретают конкретные очертания, Вашингтон уже моделирует политику на случай исчезновения Советского Союза в результате военного поражения от Германии.

Куда ни кинь, все клин. И в самый последний черед возникает желание исповедоваться во зле – что сам накликал или породил.

Глава 6

«Искоренить, разграбить, колонизовать!»

22 июня 1941 года, с первыми лучами восходящего солнца[375], тысячи тонн бомб и артиллерийских снарядов обрушились на погранзаставы, казармы и позиции войск, аэродромы, узлы связи, штабы Красной армии, города и населенные пункты Советского Союза на всем протяжении от Баренцева до Черного моря. Подверглись минированию гавани и порты от Венспилса и Лиепаи до Таллина и Тарту на Балтике. Без объявления войны Гитлер начал свою «настоящую войну», как отмечается в монографии «Германский рейх и Вторая мировая война»[376]. Он планировал разделаться с СССР в единоборстве, полагая, что на Западе особые неприятности его не подстерегают. Фюреру виделась континентальная империя, охватывающая «русское пространство», как необходимая предпосылка «осуществления мировой политики»[377].

Это была война и в то же время не война в общепринятом смысле. Всякие условности, обычаи, конвенции в агрессии против СССР заранее отбрасывались. Эта война не была похожей на другие и по философии, и по целям. Гитлер, выступая 30 марта 1941 года перед 250 генералами, выразил свои замыслы так: «Искоренение „еврейского большевизма“, сокращение на порядок численности славянского населения, разграбление и колонизация завоеванных областей»[378].

История знает немало войн на уничтожение противника, чтобы освободить пространство для заселения пришельцами, как при подсечном земледелии выжигали лес, чтобы заполучить делянку под огород. Но все же ни одну из них, даже из XVIII–XIX–XX веков, нельзя поставить в ряд с «русским походом» нацистов. По низменности побуждений и изощренности методов, тщательности планирования античеловеческих актов, степени массового вовлечения в преступления военнослужащих и персонала других государственных и негосударственных институтов, масштабам вакханалии насилия и ее продолжительности этому «походу» не сыщется равных.

«Гитлеровская „программа“, – констатирует Ф. Фишер, – органически продолжает немецкую историю… Константой гитлеровского видения мира являлось социал-дарвинистское убеждение в том, что борьба за существование определяет не только жизнь отдельных индивидуумов, но и составляет также универсальный жизненный принцип в развитии народов»[379]. Насколько политика Гитлера вписывалась в традиции германской истории и последовательно продолжала их, решать за немцев воздержимся.

Неоспоримо другое: в том же вермахте, не говоря уже о войсках СС и отрядах СД, нашлось в избытке охочих до злодейств – самых разных и гнусных. И не перестаешь поражаться, как редко генералов вместе с подчиненными посещала элементарная мысль, что ждет их самих и их соотечественников, если война без правил и моральных ограничителей ворвется в немецкие дома. Нельзя отказать в правах кому-то другому, не отказывая в них себе. Или – после нас хоть потоп? Мы пришли ниоткуда и уйдем в никуда.

Из более или менее заметных должностных лиц против зверского обращения, например с советскими военнопленными, выступал один адмирал Канарис. Понятно, не из симпатий к СССР или к левым любых оттенков вообще. Как-никак, он принадлежал к группе офицеров, организовавших в 1918 году убийство Розы Люксембург и Карла Либкнехта. Но летом 1941 года, когда рейх был опьянен предвкушением победы, Канарис не утратил качеств трезвого аналитика: одурь минет, что дальше? К адмиралу не прислушались[380].

Затевая «русский поход», Гитлер и практически весь генералитет не сомневались в его полнейшем успехе. Никаких альтернатив краткой по времени кампании не прорабатывалось. Никаких резервов на непредвиденные обстоятельства не закладывалось. Запас горючего рассчитывался на 700–800 километров хода, боеприпасов и продовольствия (фуража) – на двадцать дней. Материально это обеспечивало операции при относительно вялом сопротивлении противника на глубину 500 километров. Недостающее предлагалось добывать в порядке «самообеспечения», что было совершенно нереально при задуманном уровне концентрации сил и технических средств на направлениях главных ударов[381].

21 танковая и 3 моторизованные дивизии были оснащены трофейными – чехословацкими и французскими – оружием и техникой, не уступавшими, заметим, в качестве немецким[382]. В пределах пары месяцев, с учетом обновления перед 22 июня ходовой части трофейных танков и грузовиков, особых сложностей в их обслуживании не предвиделось. Выжимай все для решения поставленных тактических и оперативных задач и бросай. Проблемы роились за пределами победного графика.

Всего для нападения на Советский Союз нацистским Верховным командованием было назначено 4600 тысяч человек: 3300 тысяч – в сухопутных войсках и войсках СС, 1200 тысяч – в ВВС и около 100 тысяч – в ВМФ. Вермахт выделил 155 дивизий (из наличных 208), 43 407 орудий и минометов, 3998 танков и штурмовых орудий, ВВС – 3904 самолета (из имевшихся 6413). 22 июня к границе с СССР в трех группах армий и армии «Норвегия» было подтянуто 127 дивизий вермахта. 40 дивизий и 913 самолетов (766 640 человек личного состава) выделили в распоряжение рейха или для координированных действий с ним Финляндия, Румыния, Венгрия и Италия (ее войска прибыли на фронт позднее). Самолеты для участия в войне против СССР послали Словакия (51 машину) и Хорватия (56 машин).

40,2 процента всех дивизий – 42,8 процента моторизованных и 52,9 процента танковых – поступали в распоряжение командования группы армий «Центр». Группу поддерживала большая часть люфтваффе. Относительно слабее оказался насыщенным войсками участок армии «Норвегия» (пять дивизий рейха плюс вооруженные силы Финляндии численностью 302 600 человек).

Советский Союз держал в пяти западных военных округах 177 расчетных[383] дивизий. В сухопутных войсках, ВВС, ПВО и погранвойсках НКВД насчитывалось 2780 тысяч человек. Им было придано 43 872 орудия и миномета, 10 394 танка (из них 1325 Т-34 и KB), 8154 самолета (машин новых конструкций – 1540). Кроме того, 1422 самолета значились за Северным, Балтийским и Черноморским флотами и несколькими речными флотилиями.

Противник превосходил советскую сторону в живой силе (почти на 2 миллиона человек), но статистически в танках Красная армия имела перевес в 2,6 раза, в самолетах – двойной. По тактико-техническим данным советские танки и артиллерия не уступали немецким, а Т-34 были значительно лучше. Новые модели самолетов тоже выдерживали сопоставление с самолетами агрессора. Стало быть, объяснение тяжелых поражений и неудач СССР летом и осенью 1941 года – не в нехватке у Красной Армии «танков и, отчасти, самолетов», как утверждал Сталин. У зла, с такой беспощадностью и болью проявившего себя в начале гитлеровского нашествия, имелись иные корни.

Диктатор, и прежде всего он, несет всю полноту ответственности за то, что агрессор застиг вооруженные силы в округах и страну в целом врасплох. Санкция Сталина на директиву о приведении войск приграничных округов в готовность была вырвана у него военными в 00.30 22 июня. Для ее доведения до штабов и войск требовалось по тогдашним условиям около четырех часов. В результате даже погранвойска не успели к моменту выступления противника занять рубежи обороны.

На удалении до 50 километров от границы было расквартировано лишь 42 дивизии. Большинство из них выдвинуло к приграничной полосе в лучшем случае по полку, причем без средств поддержки. 128 дивизий размещались в стационарных пунктах базирования, отстоявших до 500 километров от западной границы. Из причисленных к западным военным округам дивизий только 21 имела полный комплект, большинство остальных недосчитывали до половины штатного состава, некоторые в своем формировании не продвинулись дальше расквартирования штабов. Никудышными оказались организация ПВО и схема размещения истребительной и фронтовой авиации. Самым слабым звеном являлась связь.

Ошибочным, не учитывавшим опыт Польской, Французской и Балканской кампаний вермахта был стратегический план, принятый советским Верховным командованием. Он строился на посылке, что военные действия будут постепенно набирать обороты и главным силам достанется около двух недель на развертывание. Вероятность нанесения противником внезапного концентрированного удара фактически игнорировалась. Предполья главной полосы обороны не создавалось. Надежды возлагались на вновь строившиеся укрепрайоны (так называемая линия Молотова), но к 22 июня работы в большинстве из них не были окончены, а снятые с позиции вдоль старой границы и доставленные в расположение новых укреплений вооружения не установлены. Не обустраивались запасные полосы обороны. Неудовлетворительно решались вопросы взаимодействия, переподчинения, маневрирования войсками. Пороки, изначально присущие плану, в первую очередь в части развертывания и в управлении войсками, обусловили обвальное течение событий на фронте до декабря 1941 года. Эти пороки и просчеты на правительственном и высшем командном уровне не могли быть компенсированы ни самоотверженностью офицеров и солдат, ни количеством или качеством боевой техники.