Студентка Пупсик (СИ) - Федин Андрей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы с ней поругались. С моей дочерью.
– Из-за мужчины, – сказал я. – Было такое. Что произошло после этого?
– Я… поднялась в комнату, что в Мужской башне.
– А потом?
– Беседовала с мужем дочери. Мы говорили…
– Дальше.
– Не помню. Я… не помню, как ушла от него. Почему? Что случилось?
– Тот, кого ты назвала мужем своей дочери, – сказал я, – уколол тебя иглой, смазанной соком сонного клевера. Вы называете этот яд пусайником.
– Уколол? – сказала Шеста. – Принц? Пусайник? Постой, подожди. Но… к пусайнику противоядия нет! Это всем известно! Именно этим ядом имперцы когда-то отравили Первую.
«Первую отравили? – сказал Ордош. – Похоже, травить правительниц – давняя традиция этого мира. Но… в учебниках сказано, что Волчица Великая умерла от какой-то экзотической болезни. В самом расцвете лет».
«Я помню это, колдун. Если бы Шеста умерла, в учебниках о причине ее смерти могли бы тоже написать: от экзотической болезни».
– Потому твои подданные и молились богине, правительница. Они просили о чуде. Не вспоминали о Сионоре тысячи лет. А тут вдруг толпами повалили к ее алтарю.
Я ухмыльнулся.
Пожалел о том, что около кровати нет зеркала – я не увидел, как блеснули зубы Злого Колдуна.
– Но богиня не злопамятна, – сказал я. – И ей нравится твое великое герцогство – тихое, спокойное, уютное. Сионора хочет, чтобы оно таким же и оставалось. Потому она и прислала меня явить вашему миру чудо: спасти тебя. Но! Помни, что у тебя теперь долг перед богиней, правительница. И еще: не забывай о том, что из всех богов лишь она откликнулась на мольбы твоих подданных. Только она. Помни.
– Я… не забуду, – сказала Шеста.
«Храму Сионоры быть, – сказал Ордош. – Но только эта самовлюбленная богиня не оценит твоих усилий, Сигей. Как бы ты ни старался».
«Мне это и не нужно, колдун. Не ради чьей-то похвалы стараюсь. А потому что я привык все делать хорошо. И если уж изображаю посланника богини, то должен сыграть эту роль так, чтобы никто не заподозрил во мне самозванца».
– Сейчас я уйду, правительница, – сказал я. – Пройдет совсем немного времени, и ты снова сможешь двигаться. Не залеживайся долго. Пока ты валялась в кровати, даже твой дворец превратился в свинарник. Наведи порядок во дворце, в городе, в государстве. Не забывай, что именно ты за них отвечаешь. Да! и обязательно помирись со своей дочерью, Волчица. Береги ее и себя. Не забывай о богине. Прощай.
«Считаешь, разумно оставлять герцогиню одну?»
«А почему нет? Гвардейцы у ее двери показались тебе похожими на заговорщиков? Мне – не показались. Да они бы нам зубами в горло вцепились, чтобы ее защитить! Если бы смогли. То, что я увидел во дворце, Сигей, не похоже на переворот и узурпацию власти. Дворец Волчиц сейчас напоминает склеп. Если бы армия что-то замышляла против герцогини, охранявшая ее покои стража имела бы совсем иной настрой. Да и вообще. Нас местная политика не касается. Кто здесь хороший, кто плохой, я не берусь судить. А Шеста – взрослая и опытная женщина. Не переживай за нее. Сейчас придет в себя и во всем разберется. Обязательно. Без нас».
***
Когда карета разворачивалась, я увидел за деревьями дворец. На вершине его центральной башни горели разноцветные огни. На фоне темного неба башня выглядела нарядной, словно украшенной для праздника. Траурный красный вымпел на ней сегодня так и не появился.
Почему не чувствую удовлетворения от хорошо проделанной работы?
«Колдун», – сказал я.
«Что?» – спросил Ордош.
«А ведь я не хотел убивать Северика».
«Я это знаю, Сигей».
Цокот копыт, грохот колес, скрип кареты.
Светятся окна домов. Фонари создают вокруг себя островки света.
Для столь позднего времени на улице многолюдно.
«Спасибо», – сказал я.
«Не за что, Сигей».
Живот заурчал, напоминая о том, что в последний раз я ел много часов назад.
Но аппетита не было.
«Я готов был исполнить любой его приказ, – сказал я. – Если бы ты его не убил, я продолжил бы ему служить, как раньше».
«Я это понял».
«Но ведь я больше не его слуга! Я больше не должен ему подчиняться! Почему я об этом забыл?»
«Ничего странного в этом нет, Сигей. Ты был его рабом сто лет. Подчинение его воле стало твоим условным рефлексом. И быстро от подобного не избавиться».
«Но я ведь понимаю, что стал свободным человеком. Понимаю!..»
«Большую часть жизни тебе навязывали рабскую психологию, Сигей. Твое счастье в том, что ты хорошо умеешь приспосабливаться – ты принимаешь правила игры, но не забываешь, что всего лишь играешь. И все же, прости за откровенность, кое в чем твой архимаг преуспел».
«В чем?»
«Он отучил тебя мечтать. Ты больше ни к чему не стремишься. Только приспосабливаешься. Это, на мой взгляд, твой главный недостаток. Ты плывешь по течению, согласен быть просто потребляющим организмом».
«Я хотел выбраться из башни. Я это сделал».
«Это желание было у тебя с самого начала. Ты его запомнил, привык к нему. Но задумайся: не начинаешь ли ты по этой башне скучать, жалеть, что покинул ее?» – сказал Ордош.
«Возможно».
«Вот! Об этом я и говорю. Ты не стремишься ни к чему новому. У тебя нет стимула для того, чтобы к чему-то стремиться, Сигей, – чего-то такого, что подстегивало бы твои желания, такого, что заставило бы тебя чего-то страстно желать, добиваться».
«Стимул? Как, например, Мая для тебя?»
«Хотя бы и так, – сказал Ордош. – Любовь – не худший вариант».
«Сомневаюсь, что смогу влюбиться, – сказал я. – У женщин не получится вдохновить меня на подвиги. Так что ты прав, колдун. Такого стимула у меня нет. И я не представляю, где его найти».
***
У особняка Гадюки горели фонари. Светились стеклянные шары и на верхушках столбов вдоль высокого забора, окружавшего придомовую территорию. Лошади остановились. Я успел разглядеть на створках красные щиты с зелеными сердечками посередине, прежде чем охранницы распахнули ворота, позволяя нам проехать.
«Еще днем этих щитов не было, – сказал Ордош. – Богиня Сионора набирает популярность, раз твоя подруга так засуетилась: плащи, теперь щиты на воротах… Что еще она придумает? Переделает свой дом в молельный зал?»
«Ты же говорил, что Сионора никак не отреагирует на такое. Или уже сомневаешься?» – спросил я.
«Богам нет дела до этого мира. И до местных бандитов. Я просто восхищаюсь тем, как быстро Гадюка переобулась из главаря банды в слугу Сионоры. Должно быть, считаться слугой богини любви сейчас выгодно. Интересно, она уже догадалась называть сбор дани с торговцев – дарами для алтаря Сионоры? И где она поставила этот алтарь? В своей комнате?»
Одежду я сменил до того, как подъехал к особняку Гадюки. За сегодняшний день я наловчился переодеваться в салоне, на ходу. Подпрыгивание и покачивание кареты мешали мне все меньше.
Иллюзию с лица и рук колдун убрал, накопитель спрятал в пространственный карман. И даже пожертвовал немного маны на малое заклинание бодрости – я сбился со счета, сколько он влил их в меня сегодня.
День и вечер выдались богатыми на события, вынудили меня израсходовать много энергии. Хорошо было бы теперь лечь поспать. Но сомневаюсь, что в ближайшие часы смогу это сделать. Разве только, если Мая еще не проснулась.
Ярко освещенные окна особняка намекали на то, что рассчитывать на сон пока не стоит.
Под присмотром двух вооруженных девиц, притаившихся у крыльца, я поднялся по ступеням к центральному входу. Шел в своем привычном образе. Снова Пупсик. Перед встречей с Маей на ходу репетировал добродушную улыбку.
«Как считаешь, колдун, она уже знает?»
«О том, что ты ее муж? Возможно. Сейчас выясним».
Прямо у входа на стуле сидела хмурая женщина с пулеметом в руках. Я кивнул ей, удостоился ответного приветствия. Еще с порога я почувствовал в доме спиртной запах. Услышал многочисленные голоса, скрип паркета, шарканье ног.
