Кай из рода красных драконов 2 - Кристиан Бэд

Не было в столице более мерзкой тётки, чем сестра великого императора Адджера — Синеликая Исид. Эрлик уже заждался её по ту сторону чёрного озера!

Всё лицо и тело сестры императора было покрыто страшными татуировками подземных чудовищ и диких зверей, созданных Эрликом.

На лбу Исид — змеилась чёрная трещина — вход в царство Эрлика.

К левой щеке присосалась лягушка, которую рвали на части чудовищные дьутпа, грозные слуги подземного бога.

Правую пересекала река Тойбодым — из людских слёз с мостом из единственного человечьего волоса. Ступишь на него — и обрушишься в кипящую воду.

На плечах Исид были вытатуированы караульные — слуги Эрлика с острыми баграми, чтобы вылавливать души людей, свалившихся в реку.

И никто не знал, что было вытатуировано на впалом животе. Ибо все, кто имел с ней близость, утром бывали жестоко убиты.

Рассказывали, что Исид год пила кровь девственниц, чтобы зачать четвёртого сына. Ведь старшие её дети выросли и сгинули в войнах милостью самого Эрлика (как их вообще земля носила?).

Никто не верил, что Исид способна зачать — морщины уже избороздили её лицо. Но кровь — сильная магия. И родился этот змеиный последыш Нишай, истинный сын своей проклятой матери.

И мало того, что родился — вырос! Хотя многие в столице подозревали, что старших детей Исид убил сам император, чтобы они не мешали наследовать власть его единственному уцелевшему сыну Нордаю.

Холодному, жестокому, глуповатому и бесплодному плоду ядовитого древа. То есть — великому наследнику императора!

— Вот-вот, — покивал Найяд, посмотрев, как пляшут тени эмоций на лице Йорда. — Где дети Исид — там интриги и кровь. Но мальчишка не только владеет драконьим мечом, а ещё и язык его чёрный. Молод, конечно, но уж с твоими-то дикарями справится. А пока Нишай будет накладывать на них печати послушания, я подготовлю караван к Белой горе. И пусть потом проклятый колдун устраивает в саха пьянки назло Шудуру, мы с отрядом будем уже далеко. Так что на этот раз четвёртый любимый сын не доставит нам особых проблем. Только не вздумай с ним спорить — мальчишка капризен и любит, чтобы ему кланялись. Иди! Завтра, как только он отоспится после трудной дороги, я пришлю его тебе. И двух воинов с палками тоже пришлю. Знаешь, говорят, Нишай любит засыпать под вопли дикарей, которых лупят палками.

— Я слыхал, что он не только засыпать любит под вопли, — выдохнул Йорд. — Но и спит с теми, кто сам носит палку!

— Ну, ты же понимаешь, что это — четвёртый сын! Последыш змеи. Я удивляюсь, почему он спит с мужиками, а не с драконами! Смотри, чтобы он не влюбился в тебя!

Найяд захохотал так, что начал задыхаться. Нос его был разрублен в бою, и дышал глава всадников тяжело.

— Господин! — щека у Йорда задёргалась.

Он готов был во всеуслышание признаться, что лучше любое наказание, чем этот проклятый четвёртый сын. Уж лучше он сам как-нибудь справится с дикарями!

— Ладно, иди уже! — махнул рукой Найяд. — Отдохни перед встречей. Наберись сегодня ночью араки или мудрости. Да смотри, сам не угоди под свои палки! А вот если сумеешь подмазаться к юному колдуну, купишь чем-нибудь его дружбу… Тогда я, пожалуй…

Командир задумался, пожевал губами, но больше не сказал ничего. Только рукой указал — иди.

Седой поклонился в совершенной растерянности: неужели Найяд почти пообещал сейчас признать его сыном и наследником?

Шагнул к дверям. Обернулся.

— Господин, а можно ещё вопрос?

— Ну? Чего тебе ещё не хватает? — теперь уже искренне удивился глава волчьих всадников.

— А правда ли говорят, что дикарям, которых я учу, недостаточно будет печатей подчинения? Что им дадут молоко белой Горы, как волкам, чтобы они полностью потеряли свой разум?

Глава 21

Первобытный маркетинг

— Я мяса хочу, — жалобно сказал Бурка, в два глотка одолев скудный завтрак — жидкую кашку из ячменя. — Лучше сырого.

«Бл… дь!» — едва сдержался я, уже предчувствуя, что слово это сегодня будет у меня самое ходовое.

Бурка, хоть и выглядел как мальчишка, на самом деле был волком. Довольно крупным зверем с другим, нечеловеческим метаболизмом. И кормить его нужно было сырым мясом, иначе он не просто похудеет, а заболеет на нашей скудной диете.

Вот же ещё проблема. Может, отрезать кусок от этого придурка, Байсура?

Я зло глянул на парня, пытающегося тихариться за спинами других. Так глянул, что он закашлялся, подавившись кашей.

Байсур вообще с утра выглядел помятым и подавленным. Я знал, о чём он думает. В мире наивных дикарей правильно употреблённое слово — жуткая сила.

Я сказал Байсуру, что он умрёт. Сам. И если он мне поверил — то и в самом деле умрёт. Самоубьётся сегодня каким-нибудь с виду нечаянным, коварно придуманным его же собственным подсознанием, способом.

Байсур полагает, что я — какой-то там неведомый воин. А воины в его суровом мире присягают не только правителям, но и духам гор.

Настоящих воинов родов красной кости, какими были и Кай, и Камай, с детства воспитывают иначе. И посвящение они проходят так, чтобы защищать не только своих людей, но и всю родовую землю.

Кай воином стать не успел. Прежде, чем сесть на волка, парни отдают «своего» зверя духам, проходят испытания.

Для меня «своим» зверем должен был стать Бурка, вот только не задалось. Но, как ни крути, а Камай-то свою «присягу» принял.

И это чужаков-вайгальцев можно обмануть, записавшись к ним «в воины». А моё слово — закон для духов этого мира. Если Байсур не умрёт сам, повылезут призрачные драконы-волки-медведи-барсы и сожрут его с аппетитом.

Даже в моём прошлом цивилизованном мире можно было затроллить человека до самоубийства. А здесь воображение у дикарей ещё не испорчено