Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это не сказки, – тихо и чуть напевно сказала Одиль, – все так. Могучий Рейн горд и суров, и никому не уберечься от его гнева. И прекрасны его дочери, что в глубине вод стерегут величайшее сокровище земли – золото Рейна, владеть которым мечтали бы и боги.
– Воглинда, Вельгунда и Флосхильда, – словно эхом отозвался Адриано.
И Ксандеру подумалось, что сейчас очень было видно, несмотря на их внешнее различие, что они брат и сестра.
– Вот Воглинда и была моей матерью, – закончила Одиль так спокойно, будто это самое обычное и житейское дело.
– Это как? – выдохнула Белла. – Это же сказки!
– Это не сказки, я же сказала, – все так же спокойно пояснила Одиль. – А как… Род Нордгау идет от властителя Тронье Хагена, или Хегни, как его еще звали. В моем отце течет кровь альвов, бессмертная кровь, пусть это и случилось тысячелетия назад, и все-таки мы герцоги Рейнские… Словом, он выманил мою мать из вод Рейна, увез ее, она стала ему женой и родила меня.
Тут-то до Ксандера и дошло, почему ему так знакомо было это «Ксандер Нидерландский», почему так отзывалось, словно Одиль все время что-то цитировала и ждала, пока он узнает цитату.
– «Песнь о Нибелунгах»!
– «В ту пору в Нидерландах сын королевский жил», – улыбнулась Одиль. – Как-то так, да.
– Погоди, – опять вмешалась Белла. – То есть ты, выходит, внучка Рейна? Прямо реки? Ты же не русалка? Не ундина?
– Нет, – Одиль чуть скривилась. – Это волшебные народы. А Рейн и его дочери – другое дело, это скорее… духи. Сложно объяснить.
– Да уж, сложновато объяснить, как дух может родить ребенка!
– И умереть, – уточнила бесстрастно Одиль. – Бывает и такое.
– И у тебя поэтому? – Белла даже перекинула на грудь одну из прядей своих спутавшихся за бегом смоляных волос и погладила ее для демонстрации.
– Когда я пою, мои волосы растут, – согласилась та. – Но и пение, и его чары, и волосы даже – это как бы… то, что во мне от Рейна. Поэтому, если их отрезать, они превратятся в воду, потому что, по сути, вода и есть. А пение… Ксандер вот должен помнить легенду про Лорелею – никто не может сопротивляться песням дочерей Рейна, даже когда они увлекают в бездну.
– Но ведь твой отец смог, – сказал Ксандер. – Он увидел твою мать, влюбился, увез и остался жив.
Глаза цвета речной воды смотрели на него так долго, и все это время в молчании, что он уже подумал, что Одиль не ответит – но она ответила.
– Отец не любил мою мать, – проговорила она. – Он это сделал намеренно. Сколько стоит род Нордгау, его наследники мечтают о том, чтобы все в нашем роду рождались менталистами, каким был, надо признать, наш прародитель.
– И удается? – деловито поинтересовалась Белла.
Адриано, устроившийся тем временем на подоконнике, фыркнул.
– На меня посмотри.
– На самом деле, у нас действительно рождаются сильные менталисты и чаще, чем у остальных, – уточнила Одиль. – Но далеко не всегда, это точно, это все равно очень редкий дар. Так что старания… продолжаются. А отец потому и смог увезти мать, что не любил. Чары Рейна действуют только на тех, кто хоть кого-то или что-то любит, так что отец был – тогда – неуязвим.
– А теперь? – не выдержал Ксандер.
Наградой ему была бледная улыбка.
– А теперь, пожалуй, нет. По крайней мере, насколько я знаю, в нашем замке на Рейне без меня он показываться не рискует.
С минуту они молчали, пока снова не заговорила Белла.
– Выходит, ты как бы не человек!
Одиль резко выпрямилась и побледнела – даже с ее белой кожей было видно, как остатки крови отхлынули от лица, а глаза стали огромными, как будто ее ударили. Так, признаться, она выглядела еще более нечеловечески, подтверждая правоту Беллы. И в то же время Ксандер особенно четко увидел, как хрупка и беззащитна была эта прямая спина, как, должно быть, тяжело порой давалось это самообладание, и что вообще это была совсем еще девчонка, как та же робкая Катлина или легкомысленная Алехандра, или категоричная Леонор, или вот вспыльчивая его сеньора. Эти расширившиеся глаза были сухи, вряд ли Одиль собиралась плакать, но ему вдруг стало ее очень жалко.
А еще эта девчонка их сегодня выручила. Аккуратно, не привлекая внимания и не прося награды. Но он вдруг понял, почему Адриано полагался на сестру как на каменную стену, и подумал, что это совсем не плохо – иметь Одиль у себя за спиной. Оба Нордгау были совершенно странные и местами сумасшедшие, но, пожалуй… стоящие.
Он присел на край кровати, прикоснувшись плечом к ее худому плечу. Она чуть вздрогнула, но не отстранилась, только глянула на него исподлобья.
– Конечно, ты человек, Одильке. Глупости какие.
Мгновение она молчала и смотрела, а потом вдруг выдохнула, как будто на все это время забыла дышать и тут вспомнила, что надо.
– Спасибо.
– Извини, – вдруг сказала Белла, наклоняясь вперед, чтобы взять безвольно лежавшие на покрывале руки Одили в свои. – Я что-то ляпнула, не подумав. Конечно, Ксандер прав.
Уголки узких губ Одили снова изогнулись в легкой улыбке, а тонкие бледные пальцы шевельнулись, пожимая руки Беллы в ответ.
– И тебе спасибо. На самом деле, все хорошо, не переживай. Я понимаю, это… неожиданно.
Они еще помолчали. Через открытое окно снизу раздавались голоса, потом из коридора – шаги, но к ним никто не заявился больше требовать ответа, а самим идти и выяснять не хотелось, слишком хорошо так было сидеть, когда из окна доносился теплый ветерок.
– Кстати, – нарушил это благостное молчание Адриано, – скажите, а кто-нибудь знает, почему еда у нас сплошь на меду?
Глава 7
Черный человек
Она сидела на пожухлой траве, усыпанной золотистыми листьями, и задумчиво грызла яблоко.
Еще не кончился октябрь, а яблоко было уже мягковато. По неизвестным причинам, на яблоки, да и ягоды, и грибы никакие воля, вера и право не работали. Никакие изыскания, никакие усилия не могли сохранить урожай лета и осени до весенних костров, сделать так, чтобы плоды не гнили, можно было, а вот чтобы сохранялись крепкими и хрустящими – никак. Так и с деревьями: предохранить от мышей и болезней – да, а вот сделать так,
