СССР: вернуться в детство-5 - Ольга Войлошникова

Если прежний рюкзак был набит под завязку, то этот вышел как будто полупустой, и хоть он был сильно крупнее, но смотрелся почему-то меньше.

Уложив по-новому барахло, я решил чаю попить. Налил электрический чайник, включил. И тут… показалось мне, что в равномерные звуки посёлка вплетается какой-то гул. Самолёт⁈ Я кинулся на улицу, чуть не урылся в коридоре, запнувшись о ботинки. Мать честн а я! Самолёт!!! Вот вам и «спрашивайте после двенадцати»! И не я один ждал — от полосы (то есть, центральной улицы) бежали, что-то вопя, ребятишки. В окнах мелькали лица, вглядывающиеся в небо. Сейчас желающих привалит!

Я сломя голову помчался в квартиру. Схватил рюкзак, куртку, выбежал на площадку. Тьфу! Термос же! Заскочил за термосом, закрыл дверь на ключ, помчался вниз по лестнице.

На первом этаже с рыком развернулся. Чайник включен! Хорош я буду, если в благодарность за помощь хозяину пожар устрою! Ключ попал в замок не с первого раза. Спокойно, спокойно…

Выключил чайник. На всякий случай проверил прочие электроприборы, газ, форточку закрыл. Так. Выдохнул. Всё взял? Всё. Теперь руки в ноги.

Закрыл дверь, ключ бросил в почтовый ящик, вылетел на улицу и помчался к месту посадки.

Ан-24 снижался, наполняя воздух рокотом. Довольно приличный самолёт для того, чтобы просто вот так садиться на ничем не огороженную улицу, на которой только что ходили люди, играли дети…

У здания аэропорта уже дежурил бензовоз-заправщик. На пятачке посадки собралась приличная толпа. Бляха муха, не улечу сегодня, что ли? Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что значительная часть — провожающие. Вот, развлечений тут мало! Люди пришли провожать целыми делегациями, по пять, по восемь человек. С другой стороны, чего бы и не прийти, если родственник улетает, а до аэропорта даже ехать не надо?

Дальше всё было сумбурно. Из самолёта выгрузились пассажиры. Наверное, кто-то производил какое-то техобслуживание, я не знаю, потому что попал в самую середину волнующейся толпы. Кто-то возмущался. Тюки, сумки. Тонко и заливисто плакал младенец.

— Женщину пропустите с ребёнком! — рявкнули сразу три голоса, и передо мной внезапно образовался узкий колышущийся коридор, а в спину ткнули кулачком и нервный женский голос сказал:

— Мальчик, иди!

Спорить я не стал, и протолкался меж людьми до трапа, больше похожего на половинку стремянки. За мной протискивалась женщина с пищащим кульком на руках. Люди в салоне торопливо занимали места. Не те, которые в билетах — любые, лишь бы сесть, прямо как в простом рейсовом автобусе.

— Проходите, проходите, не загораживайте проход! — нервничала проводница, быстро заглядывая в мелькающие перед ней билеты.

Я прошёл вперёд насколько можно, закинул рюкзак на багажную полку и сел к окну. Не знаю, все ли желающие по итогу влезли, но с нашего борта собралась большая толпа довольных провожающих, которые радостно махали руками в иллюминаторы.

— Граждане пассажиры, попрошу предъявить билеты для контроля! — стюардесса прошла вдоль рядов, более внимательно заглядывая в квитки билетов.

Люди с площадки, заменяющей тут рулёжку и все остальные части аэродрома, как-то быстро рассосались (наверное, кто-то скомандовал очистить взлётную полосу). Самолёт вырулил и развернулся в сторону города, загудел с намерением, набирая скорость. За окнами замелькали дома — очень близко, очень странно. Никогда я ещё так не летал, хотя за долгую жизнь на всяких самолётах попутешествовал, от авиалайнеров до кукурузников, даже сам пилотом пару раз летал в авиаклубе с инструктором, но чтобы вот так прямо посреди жилой застройки взлетать… Было в этом что-то сюрреалистическое.

Самолёт оторвался от улицы и начал набирать высоту.

Прощай, Лаврентия!

Стюардесса объявила рейс, фамилии, пятьсот тридцать пять километров полёта и чуть больше полутора часов в пути. Самолёт слегка развернулся — в иллюминаторе проплыла панорама залива, мне даже показалось, что я вижу серенькие сарайки Пинакуля — и устремился на запад.

КВАРТИРКА

Олька, воскресенье, 8:30. Где-то.

Где мы находились, я представляла не очень отчётливо. Вчера, само собой, ни в какой санаторий мы не поехали. То есть, я не поехала, а они…

Так, с начала.

Для начала мне вернули мою одежду, и я с удовольствием избавилась от идиотской казённой пижамы. Мы вышли из психбольницы и погрузились в машины, причём я — в ту, которая должна была везти меня на курорт (ха). Выехали за город и помчались в сторону Шелехова. Посередине дороги в лесочке тормознули, я перескочила из уазика в глухой автобус, и группа товарища Тишайшего вместе с новой группой понеслись-таки в этот неизвестный мне санаторий «Дарасунский» — подозреваю, устраивать засаду на тех, кто приедет меня забирать. У них с собой были носилки, простынка и пара одеял, чтоб изобразить из этого натюрморт «тело в беспамятности».

А мы с помятым Сергей Сергеичем развернулись и устремились в обратную сторону. Меня в планы никто не посвящал, но рискну предположить, что приехали мы в Иркутск.

Здание незнакомое. Коридоры, переходы. Потом мы спустились в подвал и долго шли, поворачивая и периодически поднимаясь-спускаясь по полэтажа. Старой постройки какой-то комплекс, что ли? Во всяком случае, в нескольких иркутских больницах, где с детьми лежать доводилось, под землёй понастроены такие вот лабиринты на случай всяких войн и катаклизмов.

По итогу я не могу вам сказать даже, на каком мы этаже находимся. По ощущениям, вроде, не подвал, но может, это принудительная вентиляция тут хорошая. А окон нет.

Зато есть нормальная кровать, а не продавленная панцирная сетка. С нормальным чистым бельём, пусть даже на нём расплывшиеся чёрные штампы — плевать, зато нет этого отвратного запаха хлорки поверх неопрятности, въевшегося во всё. Шкаф, стол, три стула. Без излишеств. Зато душ и туалет, и меленькая кухня. Холодильник есть. Плитка. Столик с табуретками. И даже вполне приличная посуда в шкафчике.

Сергей Сергеич вошёл следом за мной.

— Ольга, мы можем вызвать повара или доставлять вам питание из столовой, но я думаю, что это повысит шансы вас демаскировать. Вы могли бы готовить сами?

Я села на кровать (матрас нормальный!), кивнула ему на стул:

— Садитесь. А есть смысл?

— Не понял?

— Какой мне смысл задерживаться в этом мире, скажите? Я вовсе не хочу застрять здесь без него.

Он нахмурился:

— А как же