Журнал Наш Современник №12 (2003) - Журнал Наш Современник

      Что же касается советского частного сектора, то здесь важно, на мой взгляд, различать понятия “частный сектор” и “теневая экономика”. Я не берусь в рамках нашей беседы давать глубокий анализ этих явлений, но очевидно, что это понятия не идентичные. Структура теневой экономики неоднородна: тень в равной степени проникала как в частный ее сектор, так и в государственный.

  — Встречались ли Вы с пресловутыми “теневиками” — в 80-е годы или позже? Что это были за люди? Только ли запреты со стороны государства вытолкнули их за границы легальной экономики? Были ведь тогда и крупные промышленники, легендарные “красные” директора, преуспевшие вполне легально — не в набивании собственных карманов, а в развитии высоко­технологичных производств. И куда делись “теневики” в 90-е годы, когда, казалось бы, пришло их время? Нынешние олигархи, помнится, вышли в большинстве своем из другой среды, в том числе — из комсомольских функционеров.

— Буду рассказывать о том, что хорошо знаю и через что прошел сам. С “олигархами” дела не имел и близко не сталкивался. Упомянутый Юлий Маркович на олигарха не тянет – это просто крупный делец-спекулянт. Да и само понятие “олигарх” в России еще не устоялось, недостаточно оформилось. Отождествлять его с крупным бизнесом нельзя.

Я не был “комсомольским богом”, не был москвичом и свой московский “бизнес” начинал с отметки ниже нуля. Ютился по комнатушкам с совмещенным санузлом и вечно пьяным соседом за стенкой. Обмен Подмосковья на Москву ­— редкая удача, но удача — реальный фактор нашей жизни. Его надо учитывать и в какой-то мере даже рассчитывать на него. Мне повезло: 18 квадратных метров столицы стали моим жильем. Там и свадьбу сыграли. Денег не было и не могло быть в принципе: муж – инженер, жена – студентка в ожидании ребеночка. За судьбу ребеночка было тревожно. Оттого, наверное, и в “бизнес” подались. Но и начинать свое дело было мучительно страшно. Я — член комитета ВЛКСМ, пишу диссертацию, а вдруг фарцовку “пришьют”? О фарцовщиках я знал, конечно, как и все мы, но быть знакомым с кем-то лично мне не приходилось. А что такое фарцовка? Для обывателя это синоним спекуляции. Сегодня это называется “менеджмент”. Работа высокопрофессио­нальная и дорогостоящая. Ошибка стоит потери денег или даже свободы, а иногда и жизни. А что же тогда спекуляция? – спросят меня. Думаю, граница здесь проходит в нравственной области. Это вопрос совести и, конечно, закона. Спрошу и я: а как назвать человека, не отрабатывающего своей зарплаты? Спекулянт с обратным знаком? В любом случае присвоение незаработанного есть преступление.

Народ в массе своей не различает менеджеров и предпринимателей, предпринимателей и спекулянтов. Для него они все одинаковые, все, мягко выражаясь, хапуги и жулики. В послереволюционной России отечественных предпринимателей выбили одними из первых (после священства и офицер­ства). Между тем предпринимательская жилка — это такой же Божий дар, как и любой другой талант, заставляющий писателя писать, офицера служить, учителя учить, а строителя строить. И пока живы люди, он, предприниматель, неистребим, хотя талант этот может быть загнан в самые глубины нашего сознания, может таиться под ликом других профессий и реализовываться в самых разных сферах. Сколько учителей и медиков сегодня ушли в торговлю и нашли там свое настоящее призвание?! И, наверное, к лучшему для всех. Покойный окулист Федоров реализовал свой дар бизнесмена в медицине. Кто-то это делает в политике и т.д. Само по себе предпринимательство, как и всякий другой талант, не имеет заведомо положительного или отрицательного заряда. Талантливым может быть и злодей, и порядочный человек. Мне известен совершенно беспринципный и безнравственный бизнесмен, вернее сказать, делец, преуспевающий во всем, за что ни возьмется, и, безусловно, наделенный талантом. Он брался за самые, казалось бы, безнадежные, подчас сомнительные предприятия, требовавшие и значительных вложений, и больших усилий, и специальных знаний, и добивался цели. Имея звучную литературную фамилию, он, при совершенно заурядной наружности, взял в жены необыкновенной красоты девушку, а потом преспокойно с ней расстался, когда этого потребовали интересы его “дела”. Так же он поступал и с компаньо­нами, не только “кидая” их, но и попросту обворовывая, будучи уверенным в собственной безнака­занности. Типаж, напоминающий комедийного Загорец­кого, но тем, кому приходилось сталкиваться с ним по работе и в жизни, было не смешно. В результате он остался один: без друзей, без семьи, но, похоже, этим не тяготится и вполне успешно (если измерять успех в деньгах) развивает свой бизнес. И дело здесь не в предпринимательстве как таковом – подобные примеры известны всем и в любой профессии. Талант, как источник: хоть затаптывай его – он все равно пробьется. Но если он не одухотворен, если он безнравственен, то этому мутному источнику никогда не стать “живой водой”.

Куда делись “теневики” в 90-е годы? Могу предположить, что многие из них превратились в консультантов и менеджеров при вчерашних комсо­мольских функционерах, часть из которых стала, как Вы правильно заметили, олигархами. Другая часть разорилась, не выдержав конкуренции с более крупными и властными “прихватизаторами”. А третья (не большая ли?) легализовала свою деятельность в рамках существующего правового поля.

 Вообще советский “теневик”, как и вся социалистическая экономика, возможен был только в СССР. (Нынешний “теневик” — это совсем другое дело!). Вспомним Райкина: кто в первом ряду сидит? Товаровед! Скажем, что значила в то время модная одежда, дубленка, например? Она превра­щалась не только в символ материального благополучия, но и, как диплом о высшем образовании, давала права на своего рода советский дворянский титул. Не “першингами”, а потертыми джинсами пробили окаянные супостаты первую брешь в обороне советской идеологии. Знаменательно, что сегодня в джинсах и кожаных куртках ходят, как и на Западе, самые небогатые слои населения, включая и бомжей.

 Советский “теневик” работал не за деньги, а за карьеру и реальные блага. Формула хозяйственной жизни того времени: товары, услуги, положение – за другие товары, услуги, положение. В этой ситуации значение денег было минимальным. Деньги теряли свой первозданный экономический смысл и превращались в “деревянные”. Это был тот же феодализм с его натуральным обменом. Тот “теневик” жил в сложившейся системе, и другая ему была не нужна. Он имел “дефицит” и через него имел все. Система ушла, на ее место пришла другая, сформировался рынок, появился товар, понадобились не услуги, а живые деньги. А где деньги, там и банкиры с менеджерами и брокерами.

Как видите, об олигархах, фарцовщиках и “теневиках” я ничего по личному опыту рассказать не могу. Но с одним из крупных промышленников и легендарных “красных” директоров мне посчастливилось быть знакомым. Это Герой Социалистического Труда Иван Корнеевич Седин. Нарком, министр нефтяной, а потом и текстильной промышленности советской России. Его я хорошо знал лично. В министрах он ходил до хрущевских реорганизаций. Уже в конце жизни стал директором НИИ в подмосковном поселке Хотьково. Государственный масштаб и яркий организаторский талант этого человека немедленно сказались и на новом, более скромном поле деятельности. Поселок расцвел буквально на глазах (вот уж, действительно, не место красит человека, а человек — место!): будто сами собой выросли благоустроенные дома, школа, детсад, ясли, спортзал, клуб, магазин, асфальтированные дороги. В инсти­туте появились свои, обученные в лучших вузах страны молодые специалисты, приехавшие в поселок вместе со своими семьями и обеспеченные всем необходимым для достойной жизни и плодотворной работы. А сам институт поднялся до уровня союзного значения. И все это за 10 лет! Когда Иван Корнеевич входил в обком, секретари вставали, а новички спрашивали шепо­том: “А кто это?”. Для меня он — образец руководителя. Формат страны в маленьком поселке. В работе своей он видел опору прежде всего в живом человеке, а не в “массах пролетариата”, и не “кадры”, а конкретные трудолю­бивые, талантливые и честные люди действительно решали у него все. Он активно искал новаторов, ставил их, даже молодых, на ответственные должности и не ошибался. Он сплотил ученых, создал мощный творческий потенциал. На практике осуществил идею наукограда, который вырос рядом с криминальным, всеми заброшенным поселком Хотьково. И ничего не разрушая, на том же пространстве, с теми же людьми было создано новое сообщество — творческий коллектив единомышленников, объединенных одним делом и безупречным авторитетом руководителя. Он всегда был центром притяжения. “Седин все решит”, – говорили про него люди, и он, на самом деле, решал все. Он счел необходимым и сумел подружиться с заграницей: Чехо­сло­вакия, Польша, Венгрия вошли в сферу осуществляемой его институтом научно-хозяйственной деятельности. Жил Иван Корнеевич в “хрущевке”, в тесной квартирке с женой и сыном. Мы шли в школу, а он часто стоял у своего подъезда и смиренно ожидал машину, видимо, опазды­ваю­щую. И без всякой охраны. А врагов у него было много. При всеобщей любви, при высочайших моральных качествах, талантах и энергии. Собственно, потому-то они и были, эти враги. В темном костюме с золотой звездой Героя на лацкане и в серебряном ореоле седины – именно таким он мне запомнился.