Наваждение (СИ) - "Drugogomira"

Пальцы подцепили стопку фотографий и вытянули её наружу, спустя буквально секунду номер наполнил громкий одобрительный свист:

— Это что, ты!?!? Офигееееть! Ну ты, мать, даешь!!!

Девушка впилась глазами в изображения, перебирая их в руках. Судя по её лицу, она была потрясена, кажется, не меньше самой Ксюши в момент, когда та получила доступ к диску.

— Вот здесь я бы хотела, — Ксюша невесомо провела пальцем по фото, на котором была прекрасно видна ее оголенная спина, — В этом месте. Не очень большую… С ладонь.

— Как ты на это решилась? — выдохнула Юлька, наконец, подняв изумленный взгляд на подругу. Ксения удивленно вскинула брови: на что? На тату? На фотосет?

— Ты о чём?

— Я об этом, — игриво помахала Комиссарова фотографиями перед Ксюшиным носом.

— А! Ну… Давно мечтала.., — опустила та глаза в пол. — Хорошо же вышло!

Юля недоверчиво посмотрела на подругу: было видно – особо не верит, сомнение там плещется, в ее серо-голубых омутах, за версту видать. Юльку не проведешь…

— Хорошо. Проспорила, — поникнув головой, шутливо покаялась Ксюша. — И вообще ни разу не жалею!

В глазах горничной в очередной раз вспыхнули лукавые огоньки:

— Судя по имени на конверте, Юрику нашему? — весело произнесла она, многозначительно глядя на Завгороднюю.

Ответа не последовало. Ксюшино молчание говорило лучше любых слов.

— Слушай, а ты не передумала? Ты точно на это чудо голубоглазое не претендуешь? А то мне такой «дохтор», знаешь, пожалуй тоже пригодился бы…

Взгляд, которым девушка окатила Комиссарову, заставил ее пожалеть о своей шутке. Разведя руками, горничная произнесла примирительным тоном:

— Молчу, молчу…

— Юль, ты повторяешься… И, кстати, претендентки на него уже имеются. Такие же голубоглазые, как и он сам.

— Кто бы к нему клинья не подбивал, должна признать, губа у нее не дура! — соглашаясь с собственным тезисом, качнула головой Юля, — Кто там его окучивает? А ты что?

Боги, сколько вопросов… Любопытнее человека Ксюша в своей жизни еще не встречала. Но с другой стороны, эту ее черту девушка даже где-то ценила: все разговоры по душам всегда случались у них с Юлькиной подачи, благодаря её любопытству.

— Управляющая. А я замуж выхожу. Если ты вдруг забыла…

Горничная с сочувствием посмотрела на подругу. Тон, которым это было сказано, говорил сам за себя: будничный, смиренный…

— Юль, мне кажется, у меня с головой что-то не так, — взорвалась вдруг Ксения, реагируя на Юлин взгляд: видно было – тяжело ей носить всё в себе, — Я не понимаю, что со мной происходит. Не должно так быть, понимаешь? Мы три года строили отношения, строили планы. И тут является он и начинает методично переворачивать мою жизнь с ног на голову. И я вместо того, чтобы думать о свадьбе, думаю черт знает о чем!

— Еще скажи, тебе не нравится, как он это делает.., — пробурчала Комиссарова, снова кидая взгляд на стопку фотографий перед собой. — Со всеми бы так возились, как Юрец с тобой возится! Ты хоть оживать начала. Вон – уже татуху запилить хочешь, заранее зная, что Ваня не одобрит. Себя начала слушать! Наконец-то!

— В том-то и дело, Юль… Нравится. Я, кажется, что-то чувствую, что-то запретное, то, чего не должна. И меня это пугает! Если это какой-то незавершенный гештальт, как ты говоришь, то очень жестокий!

— Да нет, — Юля внимательно смотрела на неё. — На гештальт что-то уже не шибко похоже. Гештальт – это зацикленность на конкретной ситуации, не доведенной до логического конца, какая-то неудовлетворенная потребность. В твоем случае с клубом – видимо, в мести, в быстрой связи. Вот если бы ты не могла думать ни о чем другом кроме того, как бы в постель его затащить, то да – это был бы он, родненький. А если ты говоришь, что что-то чувствуешь… То… У меня для тебя плохие новости. Похоже, ты просто влюбилась, подруга…

Ксюша уставилась на рыжую, медленно осознавая сказанное. Та сидела напротив с таким непробиваемым лицом, словно сообщила сейчас девушке нечто абсолютно очевидное – из разряда первый класс, первая четверть, букварь.

— Нет! — воскликнула Ксения, яростно мотнув головой, — Исключено!

Этого не может быть! Не допустимо! Он сейчас работу свою сделает, деньги от отца получит и радостно свалит в свой Нью-Йорк. Или в Тибет. Или куда он там собрался? Она уже запуталась, где были шутки, а где нет! А ей что делать?

— Да, — буднично пожала плечами Юлька, констатируя очевидный для нее самой факт.

— Но я люблю Ваню… Это просто какое-то наваждение, не более, — прошептала Ксения. — Он уедет – и всё пройдет. С глаз долой – из сердца вон, и всё такое…

«Абсолютно точно…Я не поведусь»

Комиссарова была непреклонна. Казалось, ей самой этот разговор тяжело дается. Причины, правда, были Ксюше не ясны. Шумно вдохнув, набрав в грудь воздуха, подруга выпалила:

— Любишь? Или отчаянно делаешь вид, что еще любишь?

Вопрос, который уже довольно давно вертелся в ее собственной рыжей голове, но задать который она всё никак не решалась. Боялась, наверное. Боялась больно ранить, боялась Ксюшиного внезапного прозрения, боялась перегнуть палку, в конце концов, ведь всему есть предел. Что сделано, то сделано… Пусть теперь думает.

— Я… Блин, Юля! Какого черта ты мне добавляешь, а!? — простонала Ксения, в отчаянии роняя лицо в ладони, запуская пальцы в волосы.

— Ну извини! — развела та руками, — Мать! Самое время уже дать себе ответ на этот вопрос. Часики тикают… А мне самое время бежать драить соседний люкс. Валентина сегодня как с цепи сорвалась, проходу не дает. Случилось у нее там, походу, что-то…

— Потерпи еще немного.., — прошептала Ксюша, не поднимая головы, — чуть-чуть осталось.

Юля кивнула. Отчего-то мысль о скором карьерном росте сегодня не принесла ей никакого морального удовлетворения.

Предварительно постучав в дверь 305-ого и не дождавшись ответа, Комиссарова достала запрограммированную Валентиной на этот номер ключ-карту, уверенно повернула ручку и вошла в комнату. Здесь Юльке бывать еще не доводилось, так что любопытство её буквально снедало. Она еще не успела прикрыть за собой дверь, а взгляд уже стремительно бежал по поверхностям, по углам, цепляясь за примечательные детали, за личные вещи.

Увы, очень скоро горничной стало понятно, что ничего из ряда вон выходящего она в комнате загадочного врача, кажется, и не увидит. На столе лежит небольшой ноутбук, рядом – в строгой параллели относительно гаджета – блокнот и ручка. Ваза с фруктами на маленьком журнальном столике напротив дивана, там же – наушники, прямо как у Ксю, только белые, и две книги. «Интересненько…». Юля осторожно подошла ближе и прочитала названия. Первая: «Лики маниакально-депрессивного расстройства. Януш Рыбаковский». Вторая: «Психотерапевтические аспекты нарушения пищевого поведения. Lambert Academic Publishing». Ни о чем это ей не говорит.

В углу за креслом, прислоненная к стене, пряталась рыжая акустическая гитара. Комиссарова приблизилась, аккуратно тронула струны: помещение наполнил мелодичный звон. Красиво бренчит… Словно бы печально. Больше ничего интересного.

Да тут убирать-то нечего: все в идеальном порядке, чисто, что называется, как в больничной палате. Она за 20 минут управится! А сэкономленное время проведет с пользой, ванну, например, примет.

Подумав об этом, Юля мечтательно улыбнулась. Еще раз коснувшись музыкального инструмента, девушка развернулась, чтобы вернуться к тележке за чистящими средствами, и нос к носу столкнулась с врачом. Точнее, как нос к носу? Он стоял в паре метров, волосы мокрые, явно только что из душа. Спасибо, что одетый… Хотя… Там явно есть, на что посмотреть! Юлька могла поклясться, что когда она входила, в номере стояла гробовая тишина. Впрочем, ванная-то от входа далеко… Вот глухая тетеря!

— Здравствуйте, Юрий Сергеевич, — обрела она, наконец, дар речи, — Простите. Думала, Вы уже на работе. Уборка номера.

По глазам врача читалось всё, что он думает по поводу мацанья его вещей, но излишнее любопытство горничной мужчина комментировать не стал. Юрий Сергеевич, который, по словам Ксюши, никогда за словом в карман не лез, у которого на её «Простите» наверняка было готово пять разных вариантов ответа – и промолчал? Что-то здесь нечисто!