Чингисхан. Книга первая. Повелитель Страха. - Сергей Волков

— Хорошо. Теперь смотри туда… — майор вытягивает руку по направлению к вершине горы. — Вон там, справа, торчит утес, похожий на пирамиду… На нем, ближе к вершинке, нарисован белой краской круг. Его диаметр — тридцать сантиметров. Давай!

Я смотрю на утес, прикидываю расстояние. Больше пятисот метров! Отсоединив магазин, передергиваю затвор винтовки и несколько раз нажимаю на спусковой крючок. Туговат. Краем глаза замечаю, что майор наблюдает за мной. Ну и хрен с ним, пусть наблюдает. Тридцать сантиметров — это вам не десять и четыре десятых миллиметра.

Выстрел! Пуля выбивает каменную крошку точно в центре круга.

Второй! На этот раз попадание — на несколько сантиметров ниже.

Третий! Еще чуть ниже.

Четвертый! Пятый!

Я, закончив с вертикалью, я перехожу к горизонтальной линии. Обойма заканчивается. На белом кружке отчетливо темнее пунктирный крест, нарисованный мною с помощью пуль.

— Добро, — майор опускает бинокль, улыбается. — Подойдешь к Гаврилюку, ну, это прапор, с которым ты приехал — он покажет тебе, как обслуживать винтовку.

— Есть!

На прощание майор сообщает мне:

— Завтра приедет особист, капитан Маклаков. Имей в виду — с ним у тебя будут проблемы.

И заметив мое помрачневшее лицо, ободряюще хлопает по плечу:

— Не боись, солдат, прорвемся!

Глава семнадцатая

«Золотой дух»

Лейтенант, обладатель литературной фамилии Чехов, командир взвода, в котором мне предстоит служить, представляет меня остальным солдатам и уходит. Меня окружают, начинается обычный армейский ритуал — как обнюхивание у собак.

— Откуда, земеля?

— Из Казани.

По разочарованным лицам понимаю — моих земляков тут нет.

— Сколько служишь?

Это обязательный вопрос. От него зависит, какое место в иерархии взвода я займу. Со вздохом повторяю то, что говорил майору:

— Призыв — «осень — семьдесят девять».

— Ты-ы, душара! — удивленно восклицают сразу несколько голосов. — Молодой!

Разбитной парняга в расстегнутой до пупа хэбэшке подходит ближе, таращит круглые глаза и весело улыбается.

— Слышь, молодой, возьми ведро и сбегай к бээмдэ, компрессии набери. Время пошло!

Я отвечаю ему понимающей полуулыбкой — мол, плавали, знаем эти приколы. На самом деле мне не до смеха. Мне хорошо знаком вот такой тип людей. Туповатый, ограниченный, он может стать верным товарищем, но для этого нужно как минимум хорошенько набить ему морду. К сожалению, такие парни бывают и настоящими садистами, способными ради смеха вешать кошек или издеваться над слабыми. Плохо, если на точке этот пацан в авторитете. Судя по манере себя вести, он явно из старослужащих.

— Не, ты че, не врубился?! — улыбка мгновенно гаснет на лице парняги. Он уже понял — шутка не получилось, но отступать такие люди не умеют. Короткопалые руки с черными полосками под ногтями тянуться ко мне, круглые глаза сужаются.

«Ногой — по яйцам, а когда загнется, снизу правой в зубы», — обмирая, думаю я.

— Бляха, отвали от него! — резкий окрик заставляет весельчака остановиться. — Ты! Сюда иди…

Из полумрака палатки выдвигается человек-глыба. Можно было бы сказать — человек-гора, но это именно глыба. Двухметровая глыба мускулов. Скуластое русское лицо, наголо бритая голова. И очень яркие, цвета весеннего неба, голубые глаза. Говорит он сквозь зубы, словно уже приготовился к драке. Собственно, такой типаж мне тоже знаком. В десантуре таких вот глыб полно. Достаточно вспомнить того же сержанта Машакова. Как правило, они очень скоро становятся сержантами, старшинами, заместителями командиров взводов. Это идеальные солдаты. Человеческого в них мало. Но в армии так даже лучше. По крайней мере, всегда знаешь, с кем имеешь дело.

Человек-глыба в упор смотрит на меня. Резкий в движениях, скорый на расправу, бескомпромиссный и суровый, не умный, но справедливый, он сейчас силится понять — что за фрукт перед ним?

— Слушай сюда, — наконец цедит он. — Я — сержант Пономарев. Я родился в Рязани, мой дом стоит рядом с Рязанским Воздушно-десантным училищем. Понял?

— Так точно, — на всякий случай говорю я. Вокруг стоит благоговейная тишина.

— Ты прибыл в мой взвод. Без моего разрешения здесь даже посрать не ходят, понял?

— Так точно.

— Уставщины у нас нет, понял? Молодежь уважает стариков, понял? Уяснил?

— Да.

— Молодчик… — сержант быстро и сильно бьет меня кулаком в грудь. Удара я не ожидаю и поэтому задыхаюсь, кривясь от боли.

— Слабак, — разочарованно констатирует Пономарев. — Твоя койка вон та, у входа. Свободен!

Служба на точке — не сахар и не мед. Здесь все двигаются, очень экономно расходуя силы. Каждое лишнее движение чревато тем, что тело исторгнет через поры ту воду, что ты выпил накануне. Вода — главная драгоценность на точке. Ее привозят из гарнизона. Еще в цене курево и бумага для писем.

Наша точка контролирует дорогу, соединяющую несколько горных кишлаков с Бамианской долиной. По ней изредка проходят караваны. Еще, говорят, ходят контрабандисты. Главная задача майора Киверова — не допустить провоза оружия и передвижения бандитов, которых здесь называют душманами или по простому — духами. Изначально на точке высадился целый десантный батальон, но когда выяснилось, что стратегического значения это медвежий угол не имеет, командование оставило здесь один взвод.

Вечерами в палатке старослужащими ведутся бесконечные разговоры о ротации, скором дембеле и вообще об Афганистане. Ефрейтор Бляхин пугает молодых рассказами о зверствах духов и страшных винтовках «Бур», бьющих на семь километров и прошивающих насквозь любой бронежилет, каску и даже броню БТРов.

— Они с детства стрелять учатся. С трех лет. Поэтому никогда не промахиваются. В Пенджабе моему земе в голову попали, когда он курил ночью на толчке. Через окошко, на огонек бычка. И все, пацан двухсотым стал. А стреляли, говорят, с горы, которая как раз за семь километров от части.

Мне эти байки слушать смешно. Маратыч, большой знаток оружия, много чего подержавший в руках и много из чего стрелявший, часто собирал нас после тренировок и рассказывал о различных типах стрелкового вооружения, показывал книги, справочники. Был там и этот пресловутый английский «Бур» или винтовка Ли-Энфильда образца аж 1895 года. Что-то типа нашей трехлинейки, только десятизарядная. Англичане использовали такие винтовки во время англо-бурской войны в Африке и там они уступали «маузерам» буров. Собственно, именно после этой войны и появилась модификация Ли-Энфильда, названная «Буром». Калибр 7,71 миллиметра, вес остроконечной пули — 11 граммов. Прицельно стреляет эта винтовка на вполне реальные две тысячи восемьсот ярдов, то бишь 2250 метров. Откуда взялись легенды о семи километрах и дикой пробивной способности — не понятно. Зато мне было понятно другое: вот такие «страшные сказки» подъему боевого духа явно не способствуют.